— Ни за что. Тебе от меня. Это подарок.

Она фыркает, и я боюсь, что она снова заплачет. Я плохо переношу слезы. Они заставляют меня чувствовать себя беспомощным и подавленным.

— Спасибо тебе большое, Картер. Мне жаль, что я списала тебя со счетов, когда мы впервые встретились.

— Не стоит, — я солгу, если скажу, что хотел бы, чтобы она делала это. Мы могли бы трахаться как кролики и любить друг друга все это время. — Все происходит так, как должно быть, по какой-то определенной причине. Если бы ты меня не отшила, этого могло бы и не быть. Я мог бы завоевать тебя на один раз и отпустить, — хотя я очень сомневаюсь в этом. — Я уже не представляю свою жизнь без тебя.

Ее нижняя губа почти незаметно дрожит.

— Прекрати это.

— Что прекратить?

— Быть таким… — она проводит рукой в воздухе, словно подыскивая подходящее слово. — Идеальным.

Оу, привет. Моя грудь надувается от гордости.

— Вот почему они зовут меня Мистер Совершенство.

Мои любимые глаза шоколадного цвета драматично закатываются.

— Тебе повезло, что твоя милота сильнее твоего самолюбия.

— Из-за твоих слов я настолько самодоволен, — мой телефон гудит от сообщения о том, что я должен отвезти маму. — Прости, Олли. Мне нужно идти. Позвоню тебе вечером?

Она кивает.

— Я собираюсь прибраться в своем шкафу и выбросить все свои дырявые треники и термобелье, раз уж я не живу в тундре.

Я направляюсь к входной двери, где, слава богам, мама надевает туфли.

— Классно. Они тебе все равно больше не понадобятся. Мы будем спать голыми, чтобы я мог трогать тебя всю ночь напролет.

— О, Картер, ради всего святого, — хмурится мама, поставив руки на бедра. — Ты не можешь оставаться милым больше двух минут?

— Ты сказал это при маме? — Оливия прячет лицо за одной рукой. — Картер!

Я подмигиваю.

— Пока, тыквенный пирожочек. Ты мне очень нравишься.

Ее румянец усиливается до максимума, прежде чем она бормочет свой ответ, и когда я блокирую телефон и убираю его в карман, мама с укором смотрит на меня.

Я сую ноги в ботинки.

— Чем я могу помочь?

— Тыквенный пирожочек?

— Да, неважно.

— У тебя есть прозвище для твоей девушки.

Я вздыхаю в ответ.

Мама тыкает меня в грудь.

— Не вздыхай на меня.

Я снова вздыхаю, просто чтобы позлить ее, но это имеет обратный эффект, и теперь на ее лице маленькая ухмылка, чертовски похожая на мою.

— Картер любит свою девушку, Картер любит свою девушку, — напевает она.

Наклонив голову назад, я делаю выдох, который длится целых десять секунд.

— Ладно. Ты нарвалась. Я изображаю папу.

— Картер, не на…аа! — ее вопль переходит в приступ хихиканья, когда я поднимаю ее и перекидываю через плечо, словно мешок с картошкой, как это всегда делал мой отец, ее смех такой же как тогда. — Я люблю тебя, милый.

— Я тоже тебя люблю, сумасшедшая дама.

— Он меня бесит.

— Картер, — мое имя — это мигающий знак предостережения на языке моей мамы. — Следи за выражениями.

Я вскидываю одну руку вверх, указывая на то, как этот придурок обращается с моей младшей сестрой.

— Меня бесит, как он к ней прикасается. Как будто она, блять, принадлежит ему, или что-то типа этого.

Мама бьет меня по торсу.

— Они танцуют.

— Уже нет! Шоу закончилось тридцать минут назад! — я натягиваю фальшивую улыбку, когда Дженни и ее танцевальный партнер пробираются к нам сквозь толпу. Как только она оказывается достаточно близко, я вырываю ее из его рук и заключаю в свои объятия. — Ты была великолепна, Дженни.

Мама качает ее взад-вперед в удушающих объятиях, и в секунду, как она отпускает ее, партнер Дженни притягивает ее обратно к себе, обхватывая ее талию своей дурацкой рукой. Дженни смотрит, как мой взгляд фокусируется на его руке на ее талии, и хмыкает, прежде чем прочистить горло и отойти от Мистера Мерцающие пальчики на ногах.

— Разве она не была прекрасна сегодня вечером, Картер? — говорит мне придурок Саймон.

— Она всегда прекрасна, — встав между ними, я отталкиваю его от нее. — Тебе пора выступать сольно.

— У меня было сольное выступление в первой половине, — Дженни предупреждающе сжимает мою руку. — Помнишь?

— Да, но пора всегда выступать сольно. Тебе следует отказаться от парных танцев, — я наклоняюсь к ней и шепчу: — Придурок подводит тебя.

Она делает вид, что обнимает меня.

— Ты просто ненавидишь его.

— Ты чертовски права, — случайно говорю я слишком громко. Я поворачиваюсь обратно к Саймону. — С кем спишь сегодня, Стив? — Оливия думает, что я милый, но иногда я немного придурок. Если кто-то мне не нравится. А Саймон мне не нравится, поэтому иногда я, время от времени, называю его не тем именем. Он трахает каждую девушку, с которой танцует, и он уже четыре года планирует сделать то же самое с моей сестрой.

— Могу спросить тебя о том же, — отвечает он с такой самоуверенной улыбкой, что мне хочется сбить ее с его лица.

— У меня есть девушка.

— Ага. Слышал об этом, — он проверяет свои ногти. — Не может быть все настолько серьезно, зная твою историю.

Моя челюсть сжимается, когда я сквозь зубы говорю.

— Это серьезно.

— Хорошо, — Дженни хлопает в ладоши. — Я умираю с голоду. Поужинаем?

— Не хочешь присоединиться к нам, Саймон? — спрашивает мама, отказываясь встретиться с моим хмурым взглядом.

— О, я бы с удовольствием…

— Нет! — Дженни прерывает его. Я люблю Дженни. Она мило улыбается ему. — Не сегодня, Саймон. Я хочу побыть наедине со своей семьей.

Ухмылка, которой я его поразил, самодовольнее, чем когда-либо, и я протягиваю руку сестре и оттаскиваю ее, оставляя Саймона как идиота стоять с отвисшей челюстью.

— Как бы мне ни нравилось это дерьмо с брата-мачо, чрезмерно защищающего меня от всех, — начинает Дженни, — я бы предпочла, чтобы ты не убивал моего партнера по танцам до того нашего выпуска из института.

— А после выпуска можно? — полусерьезно спрашиваю я, ведя маму и сестру через парковку.

— Меня не волнует, что ты сделаешь с Саймоном Сифилисом, когда я получу диплом.

— О, ради всего с… — мама качает головой. — Вы двое просто нелепы.

Я-то уж точно, потому что, когда спустя два часа я высаживаю их и остаюсь в своей машине один, я ощущаю тоже, что и вчера, когда выходил из самолета. Барабаня пальцами по рулю с подогревом, я думаю ровно одну секунду, прежде чем включить передачу и направиться в противоположном направлении от того, куда я должен был ехать.

Через десять минут я стою перед темным, тихим домом Оливии. Наверное, мне стоит позвонить ей, но вместо этого я подношу ключ, который она оставила мне утром, к двери и вставляю его в замок. Дверь скрипит, когда открывается, и я делаю шаг внутрь, быстро закрывая ее. В спальне, расположенной дальше по коридору, горит тусклый свет.

— Эй? — раздается нерешительный голос Оливии. За этим следует какая-то суета, громкий удар, а затем тихое «да блять». Пять секунд спустя она высовывает голову из дверного проема, она на полу. Ее ярчайшая улыбка расцветает, когда она видит меня. — Картер.

— Что ты делаешь на полу, сумасшедшая девушка? — я помогаю ей подняться на ноги, улыбаясь, когда вижу одеяло, запутавшееся между ее ног. Не знаю, что, черт возьми, она делает, чтобы продолжать укутываться в эту штуку, которая отказывается отпускать ее. Отличное сравнение с тем, что я чувствую, когда держусь за нее.

Она обхватывает меня и утыкается лицом в мою грудь.

— Я не знала, что ты снова приедешь.

— Я тоже, — признаюсь я, поглаживая рукой ее кудри. Она упирается подбородком в мою грудь, и я опускаю губы к ее носу. — Просто так получилось. Опять.

— Ты уверен, что не пришел вернуть мой ключ?

— Нет, — я поднимаю ее на руки. — Решил проверить новую печь. И твой новый наряд для сна, видимо, — опуская ее на кровать, я провожу пальцем по ее бедру, останавливаясь на лодыжке. На ней только короткие фиолетовые шорты и свободная футболка, оголяющее ее плечо. — Мне он очень нравится.