— Мне нужна ты, — шепчет он, прижимая наши лбы. — И как бы я ни любил тебя в одежде… — его пальцы проникают под подол его худи, в котором я живу, и касаются моей кожи. — …от этого чертового худи надо избавиться.

Через секунду он уже на полу, и меня бросает в дрожь от ощущения его взгляда на моем обнаженном теле.

— Эта майка, — рычит Картер, просовывая один палец в дырку, которая находится в опасной близости от моего соска. Не спрашивайте меня, почему я не выбрасываю свою старую одежду. Для расслабления дома нет ничего лучше, чем дырявая, обжитая одежда. — Мне чертовски нравится эта майка. Но я собираюсь ее испортить.

— Картер…

Я замолкаю, когда Картер разрывает на части тонкий материал моей майки. Он довольно ухмыляется. Моя кожа покрывается мурашками, когда прохладный воздух окружает мою плоть, заставляя меня дрожать, а Картер наблюдает за этим. Он берет меня за руку и рассматривает мои ногти фиолетово-синего оттенка, хотя на них нет лака.

Он хмурится и смотрит на меня. Его плечи подрагивают, и он потирает своими руками мои.

— Здесь чертовски холодно, Ол. Можно я включу отопление?

Картер уходит, прежде чем я успеваю сказать ему, что не стоит беспокоиться. Я спрыгиваю со стойки и иду за ним в прихожую, останавливаясь, чтобы поднять с пола его худи и снова надеть его. Мои щеки краснеют от стыда, когда он находит термостат.

— Сорок девять? Олли, здесь всего сорок девять градусов¹⁶, мать твою!

Я опускаю взгляд на пол, когда он начинает нажимать на кнопки.

— Она не работает.

— Что значит не работает? Почему здесь написано, что отопление выключено? Он не дает мне… — он со стоном прерывается, и поворачивается в мою сторону.

— Моя печь сломалась.

Он в удивлении вскидывает брови.

— Сломалась? — когда я киваю, он проводит рукой по челюсти. — И как давно?

— Эм… — я почесываю висок. — Неделю или около того. — В этот раз я мысленно добавляю.

— Неделя? Оливия! Ты не можешь… это не… — он мотает головой, прижимаясь к моему лицу. — Черт. Это слишком холодно для тебя, Олли.

— Отсюда и мой наряд, — я показываю на свое обмотанное тело. — И одеяло, обернутое вокруг моей лодыжки.

— Где твоя печь? — он указывает на дверь, ведущую в подвал. — Хочешь, я посмотрю?

Я хватаю его за руку, чтобы остановить, потому что Картер никого не ждет, а это значит, что когда он только задавал вопрос, он уже был на полпути к двери.

— Ты не сможешь ее починить. Мой брат уже осмотрел ее. Она ломается с прошлой зимы. Мне нужна новая.

— О. Ты… ты сделаешь это? Заменишь ее?

Мои уши горят, я не могу смотреть на него. Я переминаюсь с ноги на ногу, и погружаю пальцы в пучок на макушке.

— Я коплю.

— Ты копишь?

Слезы смущения застилают мне глаза, и я отворачиваюсь, чтобы он их не видел.

— Сейчас я не могу себе этого позволить. Пожалуйста, давай закроем эту тему.

— Я…

— Если тебе холодно, Картер, у тебя дома пять каминов, которые тебя согреют.

Уголок его рта поднимается.

— Семь.

— Что?

— У меня семь каминов.

По моей шее поднимается жар, и скапливается в щеках.

— Мне жаль, что у меня нет ни одного, — шепчу я, проходя мимо него.

— Эй, — его пальцы смыкаются вокруг моего локтя, затем скользят вверх и обхватывают мой затылок, он мягко притягивает меня к себе. В его взгляде читается лишь забота. — Мне нужно, чтобы ты рассказала мне, почему ты так расстроилась.

— Потому что ты сказал…

— Я знаю, что я сказал. Я спросил тебя, собираешься ли ты заменить печь, — он смотрит, как я покусываю нижнюю губу. — Тебе стыдно, что ты не можешь себе этого позволить?

Я сосредотачиваюсь на его груди, на безупречной коже, которая выглядывает из-под расстегнутых пуговиц. Даже в середине зимы она идеального оттенка закатного солнца.

— Посмотри на меня, Олли, — он вынимает ноготь большого пальца, который я не заметила, как начала грызть, и обхватывает мой подбородок, заставляя меня посмотреть на него. — Тебе никогда не нужно смущаться из-за этого. Я не осуждаю тебя. Я знаю, что ты много работаешь, и я знаю, что ты делаешь все, что можешь, — Картер проводит большим пальцем по моей нижней губе. — Я горжусь тобой.

Мое сердце тихо стучит в груди, и что-то в животе сжимается от этих ласковых слов и сострадания в его пристальном взгляде.

— Трудно не сравнивать себя с кем-то вроде тебя, — признаюсь я. — Я знаю, что мы на разных игровых полях, но все, что у тебя есть, так прекрасно, так невероятно, и…

— Включая тебя, Олли. Ты так прекрасна, так невероятна, вся ты. Неужели ты не понимаешь, что все остальное не идет ни в какое сравнение с тобой? Я бы все променял на тебя одну.

В моем животе порхают бабочки. Обхватив его за талию, я прижимаюсь щекой к его груди и глубоко дышу.

— Мне нравятся твои камины. Все семь.

Картер смеется, прижимая поцелуй к моей голове.

— Я хочу, чтобы тебе было тепло, Олли. Вот и все. Прости, что расстроил тебя, — он качает нас взад-вперед. — К тому же, я собираюсь прижаться к тебе сегодня ночью, а я горяч, так что тебе не понадобится вся эта одежда.

— Ты останешься у меня?

Его выражение лица говорит да, но его рот произносит:

— Все, что я хочу, это трахать тебя до самого утра и заснуть с моей девушкой в моих объятиях.

Проклятье, опять мое сердце скачет, переходя от тихого, ровного стука к диким ударам молота.

Судя по едва заметному розовому оттенку его скул, и по тому, как он прикусывает нижнюю губу, смею предположить, что этот невероятно большой мужчина передо мной, сейчас стесняется.

— Девушка?

Он кивает, почесывая голову.

— Ты не против? Я знаю, что хочу быть с тобой. Я знаю, что мы совместимы. Мне не нужно время, чтобы понять, сработает ли это, серьезно ли я к тебе отношусь. Я уже все это знаю. Я хочу, чтобы ты была моей, и я не хочу делить тебя ни с кем другим. Парни сказали, что наши отношения не будут моногамны, без этого разговора, и что ты можешь встречаться с другими людьми, но я не хочу этого. Я не хочу, чтобы у тебя был кто-то еще, только я. Так что будь моей. Пожалуйста.

Моя рука скользит по щетине на его челюсти.

— Почему ты без пары?

— Потому что последние семь недель, ты вела себя как недотрога. Потому что ты заставляешь меня стоять здесь и ждать ответа на вопрос, когда для меня он довольно очевиден.

— Довольно очевиден, да? И какой же, этот очевидный ответ?

Картер дергает за резинку, которой собраны мои волосы. Он проводит по ним пальцам, когда они рассыпаются по моим плечам.

— Очевидный ответ — да, потому что ты одержима мной. Ты не можешь перестать думать обо мне и моих красивых глазах. И о моих ямочках, — его горячее дыхание прокатывается по моей шее. — Тебе нравятся мои ямочки.

— Твое высокомерие не перестает меня удивлять.

— Ты имеешь в виду уверенность, и это тебе тоже нравится.

Я обхватываю его шею руками, пальцы впиваются в его волосы, когда он поднимает меня на руки и ведет нас к спальне.

— Правда?

— Я знаю тебя как свои пять пальцев, — он укладывает меня на кровать и отступает назад, расстегивая пуговицы рубашки, прежде чем ее снять, обнажая широкую грудь, безупречно точеный торс, этот глубокий V-образный вырез, что вызывает у меня необузданное желание, потому что ведет прямо в его штаны.

— О чем я сейчас думаю?

— О том, что ты хочешь кончить, — просто отвечает он, сбрасывая брюки на пол. Его боксеры следуют за ними, и в моем животе пылает пьянящее желание, когда его колени оказываются на матрасе. — Вокруг моих пальцев, на моем языке. На моем члене.

Мой язык скользит по нижней губе, когда я чувствую сердцебиение между бедер, и что-то сырое и дикое сжимается в моем горле, когда он приближается ко мне. Картер вцепляется пальцами в пояс моих штанов и стаскивает их. Его грубая ладонь скользит по моему торсу, накрывая грудь и сжимая её. Мгновение спустя худи, который был на мне, оказывается на полу, оставляя меня обнаженной.