– Не здесь, Аль, – сдавленно хрипит Данил мне в ухо, когда я обхватываю разгоряченно ноющими мышцами его палец, скользящий все глубже, а своей ладонью – его крепкий стояк с проступающими венами.

Я не сопротивляюсь, когда сильные руки вытаскивают меня из ванной. По моему телу ручьями течет вода, заливая пол. Но мне глубоко все равно. Сейчас я дурею на всю голову, потому что даже не понимаю как мы, оба голые, мокрые и все еще в остатках пены, оказываемся снова у меня в спальне.

Данил

Вдыхаю осенний воздух полной грудью, как только выхожу из такси на широкую дорогу, закатанную шуршащим гравием. В кармане тоскливо пикает смс о снятии денег за поездку, и я морщусь. Такси – непозволительная для меня роскошь, но в этот загородный поселок другим способом не добраться. Хозяева идеальных кирпичных домиков с километрами бассейнов на заднем дворе даже не произносят слово «маршрутка».

Оглядываюсь по сторонам, рассматривая то один дизайнерский фасад, то другой, и хмыкаю. Да уж. Хватило года, чтобы теперь вся эта лакшери жизнь казалась чужой, а не наоборот. Как-то слишком быстро я привык и питаться «Дошираком», и жить в типичных многоэтажках.

Расстегиваю ветровку, пропуская теплый ветер под футболку и решаю поторапливаться. У меня не так много времени, чтобы топтаться на месте и любоваться отголосками прошлой жизни. Через пару часов Мальвина вернется домой со своих репетиций и сто пудов опять посыпется: А куда? А что? А где?

Невероятно любопытная девчонка. Вижу, как последние несколько дней она пытается ненавязчиво подлезть ко мне с невинными расспросами. Но пока у меня чертовски отлично получается косить под дурачка: не услышал, недопонял, уснул.

А в ее постели спиться гораздо приятнее. И дело не в ортопедическом матрасе или что этим утром был охрененный минет вместо омлета.

Я пиздец, как подвис на ней. Когда она рядом, у меня каким-то образом получается не грузиться, не думать о себе и обо всем отборном дерме за моей спиной.

Мальвина – мое противоядие. Хрупкое. Нежное. Безумно ласковое. Правда, я не представляю, чем буду расплачиваться за это ощущение жизни рядом с ней.

Но у меня точно есть еще пара дней, чтобы не возвращаться в реальность. Мне все наплевать, где проводить время рядом с Алей: постель, квартира, свадьба ее сестры. Лишь ни о чем не думать еще немного.

И поэтому я здесь. Иду по идеально ровной улочке, по обе стороны которой одни ворота круче других. К единственному человеку, помимо Ника, который до сих берет трубку, если видит мой номер телефона.

В самом конце улочки торможу перед знакомым забором, который за этот год еще сильнее закутался в заросли вьющихся роз. И честно, где-то в глубине души мне до отвращения стыдно. Потому что появляюсь я здесь только тогда, когда меня припекает.

Тычу пальцем в звонок на кирпичной кладке, а через мгновения калитка с тихим щелчком распахивается, пропуская вовнутрь. А там…Все такая же огромная, ухоженная территория с альпийскими горками, детскими качелями перед двухэтажным домом, на пороге которого все такой же раскаченный до треска футболки по швам бородатый рыжий Макс.

Он бегло осматривает меня с ног до головы, пока я топаю по каменной дорожке к дверям его особняка из массивного светлого кирпича. Осматривает и распахивает объятия.

– Иди сюда, малой, – Макс сгребает меня ручищами и хлопает по спине ладонью так, что мой позвоночник едва не сыпется в трусы.

– Какой на хер малой, – недовольно шиплю, отбрыкиваясь от такого горячего приема. – У нас с тобой полгода разницы.

Всего несчастных шесть месяцев по возрасту и безразмерная пропасть между жизнями. У Макса шикарный особняк, жена и двое близнецов-спиногрызов. И вишенкой на этом сладком торте – сеть кофеен по городу. Открытых, конечно, не без помощи папани, но это не мешает Максу активно продвигать свой бизнес дальше уже самостоятельно.

А что есть у меня? Ну, кроме сопящей мне в шею по ночам Мальвины…

– Зайдешь? – Мой бородатый друг, наконец, отлипает от меня.

– А Настя дома? – Одергиваю мятую футболку и косо поглядываю на входную дверь.

Макс утвердительно кивает, а я морщусь и отрицательно мотаю головой.

– Лучше тут побазарить. Да и я как бы всего на пять минут…

– Дан, я из пустого в порожнее переливать не буду, поэтому спрашиваю сразу. Сколько?

У меня застревает противный ком в горле. Приходится прокашляться, чтобы огласить то, зачем я тащился сюда с другого конца города.

– Тысяч… десять… пятнадцать… – Язык становится мерзко липким во рту. – Месяц, максимум два, и я отдам. Ты же знаешь.

– Тебе бы прошлый долг отдать, – усмехается Макс, с укором поглядывая на меня исподлобья.

– Но позапрошлый же вернул, – натягиваю губы в широкой улыбке.

А в душе просто все клокочет от того, насколько мне все это омерзительно. Я не знаю, почему Макс еще до сих пор не внес меня в черный список и даже не гнушается приглашать в свой дом. Молчу про то, что несколько раз он сильно выручал меня деньгами. И отдал я ему лишь крохотную часть от всей суммы. Я не пришел бы к нему снова, если бы не обещание Альке, что завтра мы проведем день вместе на какой-то дурацкой свадьбе. Но в моем кармане ровно пятьсот рублей.

– Отдал, – цокает Макс, скрещивая необъятно раскачанные руки на груди. – Когда за ум возьмешься, а? Ну, случился у тебя пиздец в жизни, но ты же не тупой, Дан, чтобы настолько все спускать в канаву. Может хватить таскаться по своим…

– Макс, – резко обрываю друга, морщась и потирая лоб пальцами, неосознанно закрывая ладонью глаза. Мне хочется спрятаться от этого разговора. – Я знаю.

Слышу рядом разочарованный вздох:

– Знает он. Вершинин, это последний раз. И лишь потому, что мы на одном горшке в детском саду сидели. Я тебе по-прежнему друг, но не спонсор, – Максим замолкает, а для меня его слова, как серп по яйцам. – Тебе на карту или наличкой?

– Карта…

– Максим, блин! Ну, я на кого детей оставила? – За спиной его резко распахивается входная дверь и на порог выплывает Настя с малым на руках. Замечая меня, замолкает и даже не думает скрывать на своем лице отвращение. – А… Это ты.

– Я, – радостно и открыто улыбаюсь, но не ей.

А пухлощёкому лысому бутузу на ее руках. Боря? Коля? Один хрен не разберешь. Они же близнецы. Да и какая разница. Все равно пацан классный, потому что очень искренне улыбается в ответ и почему-то сразу тянет ко мне ручки. Знал бы ты, малыш, какое перед тобой говно… Я инстинктивно подаюсь вперед, но, блять, Настя тут же ныряет обратно в дом.

– На чай не приглашаю. Хватит здесь ходить и побираться, лудоман хренов, – слышу ее ядовитое шипение, перед тем как дверь захлопывается обратно.

– Капец, Настя… – обреченно вздыхает и Макс смотрит на меня даже как-то виновато, когда пожимает плечами.

А я стою, как приложенный со всей дури башкой о стену. К горлу моментально подкатывает тошнота.

– Я пойду, – хриплю через силу и пячусь в сторону ворот.

Мы в молчании плетемся через шикарный двор на выход. Только перед самой калиткой Макс все-таки настороженно спрашивает:

– Данил, а мама как?

И меня еще раз прикладывают с размаху о суровую реальность.

– Никак. Альцгеймер не лечится.

Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга. Максим растерянно чешет ладонью затылок, а я надеюсь, что у него хватит ума не задавать вопрос про отца. Или меня вскроет на хер.

– Ясно, – тихо подытоживает Макс, протягивая на прощание руку – Давай уже делай хоть что-то со своей жизнью.

И что делаю я, когда жду обратное такси в город посреди шикарных домов и идеально чистой улочки?

Читаю два сообщения, пришедших на телефон одновременно. Первое от Макса с суммой в двадцать тысяч, а второе от Мальвины.

«Дань, репетицию перенесли. Я задержусь на часик. И еще… *смайлик обезьянки с закрытыми глазками*. У меня до сих пор дрожат ноги, и я жуть как не выспалась. Давай сегодня просто поспим, а?»