– Где в квартире градусник?

– Я сама возьму, – бурчит Аля, но, приложив руки к груди, вдруг снова сжимается в комок от приступа кашля.

Качаю головой, закатывая глаза:

– Где? – Строго повышаю голос. Ибо не хрен выделываться.

– В тумбочке аптечка, – она подтягивает ноги к груди и так беспомощно устраивается на подушках.

А в меня летит укол совести. Не мои ли вырвавшиеся через край эмоции в прошлый вечер тут виноваты? Но проталкиваю в себя этот вопрос и иду искать градусник.

В гребаной аптечке есть куча лекарств от неведомых болезней, но именно он все никак не попадается на глаза. И усиливающийся кашель из Алькиной спальни заставляет нервничать еще больше. И только после волшебного заклинания «блять, да где ты?» нахожу этот чертов градусник.

Возвращаюсь в комнату и секунду топчусь в ее дверях. Меня жрет едкое чувство в груди, когда я наблюдаю за Мальвиной на кровати. В несуразно широкой толстовке и джинсах скинни она лежит, свернувшись калачиком, и заполняет комнату жутковато неровным дыханием.

– Держи, – наконец, делаю шаг вперед, сажусь на край матраса и отдаю ей градусник.

Не меняя позы, Аля просто вытягивает подрагивающую руку и приподнимает край толстовки, пряча под нее градусник. Вижу, как на оголившимся впалом животе рассыпаются мурашки, а по самой Мальвине проходит жуткая волна озноба. Жесть! Я пятой точкой чувствую, как вибрирует от ее трясущегося тела кровать.

И, кажется, проходит всего пара секунд, как градусник издает противное пищание, а дрожащая рука Мальвины достает его из-под одежды. Она вяло приподнимает голову, пытаясь рассмотреть цифры, но я хмуро выхватываю вещицу быстрее, игнорируя недовольный бубнеж.

Едва взгляд падает на крошечное электронное табло, как за ребрами леденеет ком и противно скатывается вниз. Пиздец. Тридцать девять и семь. В жизни не видел подобных цифр. Растерянно смотрю то на градусник, то на Мальвину, беспомощно лежащую посреди кровати и тихо покашливающую в плед, уткнувшись в него лицом. Приехали!

– Аль, надо скорую, – нервно произношу я, снова перепроверяю цифры на градуснике. А вдруг показалось?

Слышу ее отрицательное мычание. Не поднимая головы от кровати, она просто качает ей из стороны в сторону.

– Надо, – чеканю я и выуживаю свой телефон из кармана джинсов.

И пока я объясняю диспетчеру, что к чему, Мальвина практически не двигается. Смотрю на нее, не отрывая взгляда. Эта картинка давит и леденит душу. Такая беспомощность нервирует и вызывает острое желание придвинуться. Хотя бы просто погладить ее по темноволосой макушке. Но вот только после вчерашнего…

– Вызов принят. Ожидайте, – равнодушно бросает женский голос в трубке, а я устало выдыхаю, откидываю телефон на кровать и взъерошиваю пальцами свои волосы.

Блять, я дебил! Надо было догнать ее, вернуть, а не сдаться на первом же повороте из двора. Это все потому, что я знаю: Мальвине лучше не находиться рядом со мной. Но кто бы знал, как хочется мне быть рядом с ней…

А еще есть желание швырнуть мобилу о стену. Я понимаю, что сегодня придется опять уйти. Потому что на экране телефона вижу до сих пор непрочитанное сообщение, пришедшее за пару минут до прихода Мальвины: «Тик-так…».

Я устал, жутко не выспался, потому что эту ночь снова потратил впустую. Вышибал из себя, что напоминало мне о прошлом вечере, заполнял пустоту дозами азарта, а потом захлебывался им же. И ничего не меняется.

Я чувствую себя загнанным в угол. Четко ощущаю стук в груди, не предвещающий ничего хорошего, и продолжаю гипнотизировать неровно дышащий «калачик» по имени Аля.

Но, сука, в мыслях: «Тик-так…».

***

– И как она? – я тут же отлип от стены, когда бородатый дядька в темно-синей форме, с оранжевым чемоданчиком и, естественно, без бахил протаптывает мимо меня следы от спальни Мальвины до двери.

– Назначение – вот, – устало вздыхает док и кладет на тумбу в коридоре белый лист, испещренный загогулинами.

Как только приехала скорая, я тут же поперся следом в комнату за врачом. Но был выставлен за ее пределы, стоило ему достать штуку для прослушки и заявить «раздевайтесь». Аля вынудила меня закрыть перед своим носом дверь, когда молча, без единого звука изрешетила карими, слегка покрасневшими глазами. И весь прием доктора я стоял, подпирая лопатками стену в коридоре.

– А температура? – не отстаю от него, понимая, что он сейчас уйдет из квартиры без каких-либо пояснений.

– От госпитализации ваша барышня отказалась, а ей, по-хорошему, снимок надо. Вколол литичку. Пусть поспит, но вы все равно наблюдайте. Если ничего не изменится, милости просим к нам.

Я и рта не успеваю открыть, а мужик в форме скорой помощи уже скрылся за дверью квартиры. Аля, блин! Супер. Понаблюдайте. А если я не могу?

Снова лохмачу ладонями волосы, в надежде, что это хоть как-то встряхнет мои мысли. Становится еще хуже, потому что в заднем кармане джинсов чувствую вибросигнал от сообщения. Можно и не читать. Сегодня они приходят ровно через каждый час. И так будет, пока я не приду.

С тяжелой головой и таким же ощущением в груди, как можно тише заглядываю в спальню к Мальвине. Темные, рассыпанные по подушке волосы выделяются на фоне нежно-персикового постельного, а вся остальная Аля полностью спрятана под воздушным одеялом. Спит. Мое новорожденное и такое поганое чувство вины дергает глубоко изнутри…

Плотно прикрываю дверь и какое-то время просто пялюсь в нее. Сжимаю кулаки до боли, перебираю костяшками пальцев. Тупо оттягиваю момент, когда придется захлопнуть вот так еще одну дверь, только уже за собой.

Если я не приду, они придут сами. И пиздец.

Куртка, кроссовки, ключи. Собираюсь максимально тихо, тогда как в голове громко орет, захлёбывающаяся в дерьме совесть.

Но я же должен хоть раз поступить правильно?

Через пелену головной боли слышу шум откуда-то из недр квартиры. Пытаюсь понять, сколько времени прошло с того момента, как я слышала примерно такой же звук, означающий, что я осталась в доме одна. Кто бы сомневался…

Сколько я проспала? Неужели прошли уже сутки? Потому что Данил возвращается обычно примерно через такой промежуток времени. Правда, мне показалось, что я всего -то прикрыла глаза и сделала пару вдохов.

Затылком чувствую движение у себя в комнате и напрягаюсь, когда слышу осторожное:

– Спишь?

Превозмогая собственное бессилие, медленно поворачиваюсь на тихий, низкий шепот. И очень торможу в своих же эмоциях, потому что в дверях комнаты топчется Данил с какими-то яркими коробочками в руках. В той же самой черной футболке и в джинсах, темно-русая копна, как обычно, взъерошена. А лицо вот ни капельки не уставшее, как это бывает после его не ночёвок дома. Как будто Данил никуда и не уходил.

– Сколько времени? – сиплю я, пытаясь приподняться на подушках.

Но от ломоты в мышцах каждое движение, как истязание. Неужели за столько времени моего сна и укола врача температура так и не спала?

– Почти пять вчера.

Данил проходит в спальню к моей кровати и, свободно усевшись на ее, складывает коробочки с яркими надписями мне на тумбочку.

– То есть я реально проспала почти сутки? – Шестеренки в голове отказываются работать, и я теряюсь во времени окончательно.

– Почему сутки? – Данил удивленно усмехается, приподняв брови.

– Но ты же ушел… – Озвучиваю и неуверенно поглядываю на него.

Да, я палюсь по полной, что все еще прислушиваюсь к тому, когда уходит он и приходит, хотя вчера меня настойчиво просили этого не делать. Но я правда не понимаю. Я же слышала, как закрылась дверь в квартиру…

– Как ушел, так и пришел. Меня не было всего двадцать минут. – Его уголки губ иронично приподнимаются.

Я мгновенно тушуюсь, прижимая край одеяла ближе к себе:

– Это ты в аптеку сходил?

Вопрос с весьма предсказуемым ответом, но сердечко все равно хочет слышать именно это очевидное.