И расплываюсь от головокружения, когда тыльная сторона мужской ладони скользит по животу вверх, гладит и очень похабно дразнит.

– Я разве сказал, что мне не нравится? – Издевательский шепот рассеивается у моего лица, когда Даня склоняется надо мной, вдавливая собой меня в кровать, упираясь мне в бок тем самым «добрым утром».

Мои нервы отрываются один за одним поочередно, когда взгляд Данила из-под опущенных ресниц задерживается на моих губах. Я не понимаю, почему между нами нет никакого расстояния, остались какие-то секунды. Пара секунд и это максимум. Я так не хочу… Так быть не должно.

– Руки. Убери. От меня, – с трудом собираю каждый звук в слова, не моргая смотрю на него.

Он находится так близко, что я впервые замечаю аккуратную родинку над губой. Само ощущение теплоты полуобнаженного тела рядом давит и заставляет делать вид, что с моим дыханием все в порядке. Хотя ни хрена не в порядке. Адское сердцебиение выколачивает изнутри ребра, ноют и тянут все точки моего тела, отвечающие за желание прилипать к мужскому торсу, рукам и губам.

– Да без проблем, – лениво тянет Данил, а блеск в его глазах отключается, как по щелчку.

Моментально на моих запястьях ослабевает хватка его пальцев, он убирает ладонь с моего живота. Отталкиваю Данила и резко возвращаюсь в вертикальное положение. Не ощущаю на своей коже больше его тепла и дыхания, только от этого почему-то становится еще не уютнее. Мой вдох моментально проваливается куда-то вниз живота.

– Мне надо заниматься, – сухо цежу я, начиная дрожащими руками собирать растрепанные волосы в хвост.

– Да. Конечно. – Спокойный тон с легкой хрипотцой за моей спиной окончательно добивает и без того ощущение дикой неловкости.

Данил быстро срывается с кровати, забирает футболку с пола и, натягивая ее на себя, на ходу бросает «благодарность»:

– Спасибо за помощь, Мальвина.

– Альвина! – грубо выпаливаю ему в спину.

– Угу… – слышу уже откуда-то из коридора.

Мы больше не пересекаемся почти до ужина. Каждый прячется у себя. Я честно отзанималась три часа, но это нельзя было назвать полноценным занятием. Мажу мимо клавиш, не попадаю ни в такт, ни в ритм. Потому что в мыслях мои запястья все еще обвиты его пальцами…

Лишь ближе к вечеру, услышав голос за приоткрытой дверью моей спальни и звуки в коридоре, я убираю руки от инструмента и невольно прислушиваюсь к происходящему.

– Да. Да, – холодно рявкает Данил, а следом я слышу хлопок двери гардеробного шкафа. Мой сожитель опять куда-то собрался? – Насколько хуже? И когда? – Пауза. Я понимаю, что он разговаривает с кем-то по телефону. – Хорошо. Буду через час-полтора максимум.

Бороться с любопытством вдруг совсем не хочется. Решаю хотя бы просто попробовать поинтересоваться вернется ли он сегодня?

– Данил, а ты… – теряю остальные слова в вопросе, когда выскакиваю уже в пустой коридор. Растерянно вздыхаю, смотря на закрытую входную дверь. – Ясно…

А в моем кармане домашних штанов оживает с короткой трелью телефон. Мне вдруг становится неприятно от своей же глупости. И почему я решила, что вообще могу и должна у него что-то спрашивать?

Выуживаю телефон из кармана, а от букв, все еще светящихся на экране, окончательно крошится надежда на спокойную жизнь в этой квартире.

Сообщение от абонента «Крис»:

«Алечка, я понимаю всю странность ситуации. И я правда не знала, что так получится и переживаю. Да, у нас была договоренность, прости… Но Даня не съедет с квартиры в ближайшее время».

Данил

Мне иногда кажется, что как только в моей жизни промелькнет хоть частица чего-то хорошего, то обраткой тут же прилетает ком говна. Именно поэтому я сейчас не рядом с девочкой с глубокими карими глазами, а прячу нос от колючего ветра в поднятом вороте джинсовки и давлю лужи подошвой кроссовок.

И чем дальше я от дома, тем сильнее осознаю, насколько все дерьмово. С каждым шагом у меня теряется возможность чувствовать хоть что-то, кроме пустоты. Пустоты, выедающей изнутри до черной дыры, которая постепенно высасывает из меня потребность жить.

Мальвина.

Со своим «слегка» вспыльчивым желанием вытурить меня из квартиры Аля хоть как-то напоминает о моих навыках ощущать что-то помимо: «Жизнь дерьмо, все люди – бляди». Хотя жить с этой девчонкой – то еще удовольствие. Претензий тьма, а гонора до хрена и крошка сверху.

«Убери, собери, помой». Бесит! А ее многочасовая трахательная программа моих ушей? В эти моменты я уверен, что слушать адское музицирование за стенкой – это моя кара за грехи. Но от этого хочется раздражать и дергать Мальвину еще больше. Я не могу не смотреть на нее, не могу не позволять себе лишнего. Да и не хочу. Только так и думаю, что рано или поздно завершу свою конченую жизнь в канаве с заточкой в печени.

Мимолетная улыбка трогает уголки моих губ, спрятанных за воротом куртки, и тут же… Черт! На автомате пинаю камушек на тротуаре и тот моментально отлетает в сторону, плюхаясь в лужу. Я ведь знаю, куда сейчас иду и как, скорее всего, потом проведу эту ночь. Потому что уже сдавливает легкие, а в руки, спрятанные в карманах, вонзается мелкая дрожь. Я хочу опять забыться за столом. И не смотреть на то, что увижу буквально минут через двадцать.

Я мог поехать на маршрутке до конечной, но намеренно вышел на пару остановок раньше. Оттягиваю момент подхода к ненавистным кованым воротам. Накидываю на голову капюшон толстовки, горблюсь, засовываю руки в карманы, прижимая их ближе к телу. Сворачиваю на самый долгий и витиеватый путь через парковую зону, больше напоминающую рощу. В такую мерзопакостную погоду здесь пусто до жути. Со стороны точно выгляжу, как чертов маньяк, петляющий по тропинкам среди кустов. Плевать. Я ли лучше?

Резкий порыв ветра летит в спину, продираясь через два слоя ткани на мне, и бьет по еще не зажившим ссадинам. Морщусь и одновременно хмыкаю себе под нос, вспоминая осторожные прикосновения Алькиных пальчиков… По телу тут же проходят теплые разряды, выгоняя холодный воздух из-под одежды. Хорошая она девочка. Любопытная. И мне совсем бы не хотелось окунать ее во весь этот пиздец, творящийся вокруг.

Сумерки все больше закрашивают небо, я неохотно прибавляю шаг, чтобы успеть вернуться еще обратно до того, как из этого проклятого места уедет последняя маршрутка. Денег на такси мне банально взять неоткуда.

Через переплетения полулысых веток вижу знакомые очертания массивного здания из красного кирпича в окружении железных прутьев забора и ярко светящихся фонарей по всему периметру.

Дрожь в руках становится сильнее, да так, что приходиться сжать до онемения кулаки в карманах. Мне не хочется приближаться к этому зданию. Кроме отравляющей боли я оттуда ничего не вынесу. Кованая калитка чуть приоткрыта. Как пасть зверя. Не хватает лишь зубов, которые переломают меня пополам, стоит только перешагнуть по ту сторону. Так происходит каждый раз.

На территории словно вакуум. Нет звуков и движений. Не спасают даже шикарные клумбы с какими-то пушистыми шапками цветов. Здесь тоска и ощущение смерти. Правда, за очень дорого…

С каждым моим шагом к зданию сердце зарывается глубже куда-то под ребра. Останавливаюсь перед дверью и утыкаюсь глазами в шикарную вывеску с позолоченными буквами: «Паллиативный пансионат доктора…». Дергаю за ручку, даже не дочитывая. Мне срать кому принадлежит вся эта богадельня. Я точно знаю, что ждет меня за этой дверью: бахилы, длинный коридор с выбеленными стенами и окнами в пол, мраморная лестница с витиеватыми перилами, еще один коридор с начищенными до искр из глаз полом, молоденькая медсестра за ресепшен с аквариумом за ним.

Приторное приветствие в виде «Добрый вечер, Даниил Олегович», тридцать пять гребаных шагов прямо, которые я хотел бы никогда не совершать, и ровное белое дверное полотно с золотой цифрой девятнадцать. Ничего не меняется и сейчас.

– Даниил Олегович, – девочка в бледно-голубом костюме подскакивает с места сразу, едва я появляюсь на этаже, – добрый вечер.