Во мне кружит чертова дюжина эмоций, вопросов и… С ума сойти, я не могу поверить, что сейчас так спокойно вкладывается в мои руки шанс, за которым кто-то может охотиться всю жизнь, но так никогда и не приблизиться к этому. А мне… Вот так просто. За разговором в пустом концертном зале.

– Я…Я не знаю, – сжимаю пальцы и опускаю взгляд на носок постукивающего ботинка по паркету. – Это…Блин. – Господи, ну я же буду полной идиоткой, если откажусь! – Да! —говорю резко, поднимаю глаза на застывшего перед собой Граховского. Мне страшно произносить и даже допускать эту мысль, но я все равно уверенно добавляю. – Да! Я хочу попробовать.

В пустом зале растворяется мое эхо, а Граховский все еще молчит, сосредоточенно смотрит на меня в упор.

– Свободна! – Чеканит он ровным голосом, но уголки его губ одобрительно приподнимаются.

Я подлетаю с кресла и, даже не произнеся «До свидания», мчусь на выход, словно боясь, что Аристарх Григорьевич вот-вот кинет мне в спину, что это была шутка. Розыгрыш. Но перед самой дверью из зала, я торможу и понимаю, что не могу выйти отсюда, не высказав то, что вертится на языке. И это точно не будет давать мне покоя, пока не услышу ответ.

– Аристарх Григорьевич, – поворачиваюсь на пятках и вижу, что он по-прежнему стоит в той же самой позе у сцены, подперев спиной ее стену, – почему я?

– Твоим рукам нужна огранка, Альвина, – Граховский не медлит с ответом, а его голос рассыпается на тихое эхо в полумраке. – А здесь, – он как-то тоскливо осматривает стены зала, – тебе ее не найти. Ты талантливая девочка. И в память о твоем отце, я просто не могу закрыть глаза на этот факт.

Я ожидала услышать все, что угодно, но не это… Последняя сказанная им фраза колет в самое сердце так остро, что задерживаю дыхание.

– Вы его знали?

Аристарх Григорьевич делает несколько неторопливых шагов ко мне:

– Близкими друзьями мы не были, но, так или иначе, многие выпускники консерватории друг друга помнят. Это вы сейчас, молодежь, вся какая-то незамороченная. Раньше было все по-другому. И я знаю, что твой отец был невероятно талантливым. Лучшим из лучших. Он жил музыкой и не должен был закончить так. Мне очень жаль…

Тупая и вечно живущая во мне боль снова лезет наружу, подталкивая горячую влагу к глазам. Понимаю, что Граховский в курсе о не радужном прошлом моего отца и о том, как закончилась его жизнь. Он просто спился. Мне и больно, и стыдно одновременно.

– И мне жаль. Но так вышло, – с дрожью в голосе растерянно развожу руками, стараясь не выпускать слезы из глаз. Сколько бы времени ни прошло, но спокойно думать об этом я не могу до сих пор.

– А у тебя выйдет иначе, – Граховский уверенно улыбается и указывает острым подбородком мне на дверь. – Иди уже. Я домой хочу, Мальчевская.

Я вылетаю из концертного зала в холл навстречу к Ане зажатая в кокон таких эмоций, что туплю практически на каждый вопрос подруги, о чем мы так долго разговаривали и в какое кафе сейчас поедем. Да мне все равно.

Потому что теперь я не могу упустить возможность, которая просто даром плывет в мои руки. Я должна воспользоваться этим шансом, что бы ни случилось…

Выхожу из такси и мгновенно попадаю под стену дождя. Привет, осень и чуть ли не ежедневные омовения водой с хмурого неба. Спасаясь от колючих капель, бегу под крышу подъезда и радуюсь, что во мне сейчас не только тирамису и салат цезарь. Но и пару бокалов красного сладкого, на которое меня уговорила Аня, стоило мне только заикнуться о теме разговора с Граховским. Да, знаю. Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Но Анька и правда прижала меня к стенке, смотря на то, как лезут к ушам уголки моих губ. И мне даже удалось какое-то время не думать о Даниле и его отсутствии. Но всего лишь какое-то время… Стоило только оказаться в лифте, как в моей голове всплывает вопрос: вернулся ли?

Поэтому, заправленная вкусным винишком, я поднимаюсь в квартиру с твердым намерением узнать, куда он пропадает. Даже если после этого вопроса последует дурацкая шутка, то хотя бы попытаюсь.

Но едва выйдя из лифта, замираю на лестничной клетке. Слышу приглушенные басы и дикий гогот. Твою же мать! Кажется, это все доносится из нашей квартиры. Бросившись к двери, дергаю за ручку и с изумлением понимаю, что она открыта. Я даже и шага не успеваю сделать, как в нос бьет запах табака, а коридор встречает меня густым смогом.

Негромкие ломаные биты режут по ушам, и в первые минуты я просто теряюсь на пороге. Но быстро прихожу в себя, когда слышу матерый ор из гостиной:

– Стрит-флеш, сука! Да как так? – Вопит незнакомый мужской голос из глубины квартиры. – Даня, ты, блять, бог покера!

Не раздеваясь, но разуваясь прямо на ходу, влетаю в гостиную и тут же застываю в ступоре. В клубах дыма за низким столиком, на разбросанных по ламинату подушках, сидят совершенно незнакомые мне лица. И не только мужского пола. Компанию трем парням составляют две развалившиеся на диване девицы, расслабленно потягивающие какое-то пойло из трубочки. Кальян, бухло, музыка, разбросанные покерные фишки… Я обвожу взглядом гостиную, которую окутывает плотный кальянный кумар. И, наконец, среди чужих лиц вижу очень даже знакомое.

Меня до костей пробирает мерзкая, опаляющая дрожь. Потому что третья блондинистая мадам, сидя за широкой спиной в черной футболке, гладит своими наманикюренными культяпками крепкие плечи и висит прямо на шее у… черт!

Черт! Черт!

На шее у довольного, озаряющего гостиную своей идеальной обаятельной улыбкой, Данила.

Я едва справляюсь с желанием выцарапать глаза… обоим. И блондинке, и особенно этому…этому… Боже, кислород жжет легкие, что я готова заскулить, делая вдох.

И Данил все-таки пересекается со мной взглядом. В глазах вспыхивает секундное замешательство, а между бровями пролегает едва заметная складка, как если бы он и понятия не имел, что может увидеть меня здесь. Так и хочется раскинуть руки и с фальшиво заголосить «Сюпри-и-и-з». Но я лишь дырявлю, уже не так счастливо улыбающегося, Данила глазами, стараясь не палить ему за спину на пухлогубую блонди.

– Привет, – несмотря на расслабленную улыбку, его приветствие звучит как-то нелепо и натянуто.

Вижу, как дергается кадык на мужской шее, а сам Данил плавно ведет плечами и распрямляет спину, скидывая с себя руки белобрысой девушки. Я не удерживаюсь от ответной ухмылки. Хочется орать, топать ногами, выкинуть за шкирку всех левых людей за дверь, потому что в квартире полный бедлам. Он сюда еще и девок притащил! А я… Дура! Имела неосторожность переживать, куда ОНО пропадает…

И по устремленным на меня внимательным глазам всех присутствующих, видимо, ждут именно взрывной реакции. Скандала. Одна из девочек вообще скромно вжалась в спинку дивана, хлопая искусственными ресницами.

Мне, конечно, льстит такое всеобщее покорное молчание, но я и не собираюсь демонстрировать, что готова устроить здесь отменное шоу с выбиванием фейерверка из глаз Данила. Делаю глубокий, и все еще болезненный вдох, а мои пальцы вдавливаются в ладонь:

– Даниил, – произношу так холодно и жестко, что сама не узнаю свой голос, – можно тебя на минутку. Поговорить.

– Ух, какая она у тебя… Не опасно идти-то? – слышу смешок откуда-то со стороны, но даже не смотрю, кто говорит.

Потому что не свожу взгляда с охамевшей скуластой физиономии, которая не меняет своей эмоции: Данил все еще улыбается.

– Ну… – хрипит, но тут же прочищает горло, продолжая в ответ пристально и нагло смотреть мне в глаза, перебирая между пальцами одной руки червового туза, – я бы сказал, что она не кусается, но…

Я не знаю, как мне хватило сил развернуться и просто скрыться в коридоре, а потом и за дверью своей спальни, когда внутри меня шторм в девять баллов. За секунду покрываюсь испариной. Становится так жарко, что, чертыхаясь и путаясь в рукавах, стягиваю с себя свитер, и он летит куда-то в угол комнаты.

Кое-как перевожу дыхание, одергиваю футболку и подпрыгиваю на месте, когда чувствую движение за спиной и низкий голос в темноте: