Доктор повозил по столу бланк направления на госпитализацию, подравняв его кромку с краем столешницы. Я молча ждал его решения. Наконец Джеймс тоскливо посмотрел мне в глаза.

— Мы оба знаем, что я не смогу тебе отказать. После того, что ты для меня сделал…

У меня словно гора с плеч свалилась.

— Не обижай меня, — пробормотал я, устыдившись своего бесцеремонного давления. — Ты мне ничем не обязан. Мы уже давным-давно в расчете.

Приятель задумчиво кивнул.

— Ты сделаешь это не для меня, Джеймс. Я чувствую, что в истории миссис Бэкфорд не все так просто. Надо дать ей возможность рассказать, что произошло на самом деле.

— Договорились, — сказал Джеймс после долгого молчания. — Дам ей три дня. — Сбросив направление в ящик стола, он продолжил: — В одном ты прав. Миссис Бэкфорд измучена после того, что ей пришлось перенести.

— Завтра забегу ее проведать, — ответил я, надевая шляпу.

— Cave quid vis[3], — кисло пробурчал друг.

Джеймс обычно переходил на латынь, когда хотел оставить за собой последнее слово в споре. Впрочем, на этот раз он, похоже, признавал, что победителей не судят.

Выйдя во двор, я глянул на освещенные окна женской палаты, представив себе, как Мадлен, скорчившись, сидит в постели, а санитарка тем временем отмывает со стены брызги супа.

Скорее всего, миссис Бэкфорд видела разницу между Холмделом и госпиталем Святой Анны, коли способна отличить свой дом от больницы, и в ближайшее время она это осознает.

На душе было неспокойно. Всегда испытывал удовлетворение, найдя пропавшего человека. Нашел — убирай папку со стола. Но сейчас… Что, если через три дня Мадлен так и не заговорит?

Во всяком случае — я ее вытащил, а Джеймс не подведет.

Пора навестить судью.

Я добрался до трех похожих друг на друга элегантных трехэтажных домов на ухоженной улице. Альберт жил в среднем из них. Эркеры, окна в частом переплете, аккуратно закругленные ступени, поднимающиеся к входной двери. На подходе к лестнице вспомнилось несколько дел, расследование которых начиналось в точно таких же домах. Одно из них мы вели в мае прошлого года: прекрасная юная бездельница стала предметом раздора между двумя ее поклонниками, один из которых впоследствии убил девушку в экипаже, принадлежавшем сопернику. Другой случай произошел двумя годами ранее. Тогда преступники похитили сына одного из членов парламента, и труп молодого человека обнаружили без пальца, на котором тот носил золотой перстень с бриллиантами.

Разумеется, родители жертвы всегда рассказывают, что погибшее чадо было замечательным человеком, пользовавшимся горячей любовью друзей. Если дочь — значит, обязательно добрая и скромная девушка. Если сын — то непременно умный и доброжелательный молодой человек. Конечно же, погибший проявлял неслыханное великодушие по отношению к слугам.

Всплывавшая же в ходе расследования истина неопровержимо доказывала теорию Джеймса. Тот утверждал, что причиной убийства всегда становится один из четырех мотивов: страх, месть, алчность или страсть. Если семья состоятельна, обычно мы сталкиваемся с последними двумя из них. В случае Роуз Альберт наверняка присутствовала корысть или любовь, а может, и то и другое.

Поднявшись по ступеням, я взялся за дверной молоток.

Горничная проводила меня в кабинет судьи — просторную комнату с камином, книжными шкафами и двумя столами разного размера. Каждый том на полках — в кожаном переплете. Судья стоял у большого стола, заваленного стопками книг и документов. Первый шок явно прошел: Альберт вновь обрел нормальный цвет лица, а в холодных глазах появился суровый блеск.

Интересно, что его разгневало больше: смерть дочери или мое вторжение? Люди порой забывают, что приглашали меня к определенному времени.

— Добрый вечер, ваша честь.

— Вы — тот самый человек из Ярда. Корбин? — буравя меня взглядом, осведомился Альберт.

— Корраван. Майкл Корраван.

— Что у вас с лицом?

Надо же, почти забыл о своих боевых отметинах.

— Ничего особенного. Просто упал.

— Полагаю, первым делом вы захотите порыться в нашей личной жизни, — раздраженно скривив губы, бросил судья.

Можно подумать, я пришел выманить у него деньги, а не найти убийцу дочери! Что делать, у некоторых людей горе выражается именно так.

— У меня действительно есть несколько вопросов, — спокойно ответил я. — Во-первых, получала ли ваша дочь — или любой из членов семьи — какие-либо угрозы?

— Угрозы? — сбавил тон судья. — Вы имеете в виду, что нашу дочь могли запугивать или чего-то от нее требовать?

Я кивнул, уже понимая, что услышу в ответ.

— Боже, нет. — Альберт яростно затряс головой, и его второй подбородок также пришел в движение. — Ничего подобного не было!

— Отлично. В таком случае, придется расспросить вас о мисс Альберт. Знаю — это нелегко, однако я здесь в ваших же интересах.

Обдумав мои слова, судья уселся в кожаное кресло подле камина и махнул рукой на второе.

— Расскажите, как она умерла. Ничего не утаивайте, — начал он. — Не щадите моих чувств, в этом нет необходимости.

Подобные речи я слышу из раза в раз, но никогда не принимаю их за чистую монету. Скажи отцу, что его ребенок был задушен и изнасилован, — и страшные образы будут преследовать человека годами; поэтому я по возможности стараюсь избегать жестких выражений либо находить им замену, если такой возможности нет.

Сегодня мой собеседник — судья, способный проверить каждое мое слово. Следовательно, придется сообщить ему малейшие подробности, иначе Альберт сочтет меня лжецом.

— Вы уже слышали, что эксперты установили: ваша дочь задушена, — заговорил я, не отводя взгляда. — Кисти ее были связаны, на предплечьях обнаружены порезы, однако крови Роуз потеряла совсем немного — стало быть, раны нанесены после смерти. Никаких признаков борьбы, и нет оснований полагать, что убийца решился на иные формы насилия.

Судья побледнел, и на щеках его вновь, как в кабинете Винсента, заалели яркие пятна. Очевидно, его воображение разыгралось не на шутку.

В попытке отвлечь Альберта от тяжелых мыслей и одновременно получить нужные сведения, я поспешил задать следующий вопрос. Начнем с простого.

— Расскажите о дочери. Сколько ей было лет?

Судья молча крутил перстень на мизинце, и черный камень то появлялся у меня перед глазами, то исчезал вновь.

— Врагов у нее нет, — наконец подал голос он. — Раз совершено убийство, — значит, следует искать недоброжелателей, не так ли? Нет, Роуз — всего лишь молодая девчонка.

— Прошу прощения, ваша честь, однако не всегда убийца является врагом. Преступником может стать немилый сердцу девушки поклонник, завистливый друг, даже человек, который восхищался ею втайне, но вбил себе в голову, что его обязательно отвергнут. — Заметив на лбу судьи скептическую складку, я добавил: — Мне не раз приходилось сталкиваться с подобными случаями.

— Что ж, — фыркнул Альберт, — Роуз не из тех, кто заигрывает с мужчинами, и никогда не совершала поступков, способных подтолкнуть кого-то к насилию.

— Хорошо. Что можете сказать о ее друзьях и подругах? Кому Роуз доверилась бы, случись ей испугаться или встревожиться?

— С чего бы ей пугаться или тревожиться? — пренебрежительно махнул рукой судья.

Решив изменить подход, я вытащил карандаш с записной книжкой и открыл ее на чистой странице.

— Начнем со вчерашнего вечера. Роуз была дома?

— Я уже говорил вашему начальнику, Винсенту: дочь выезжала к лорду Харви. Из дома она вышла около двух часов в сопровождении Люси — нужно было подготовиться и одеться. Сами знаете, сколько времени подобные процедуры занимают у молодых леди.

Я — не юная леди; у меня нет ни сестер, ни знакомых женщин, посещающих светские приемы, так что слова судьи оказались для меня пустым звуком. Переспрашивать я не стал, лишь уточнил: