— В основном те книги, что нахожу в кабинете доктора Эверетта, — тут же оживился парнишка. — Только что начал замечательный трактат одного врача — Карпентера.

— Ты об Уильяме Карпентере, физиологе?

Я едва ли не злорадно наблюдал, как Гарри уронил вилку. Он тут же подхватил прибор и, покраснев, бросил на меня подозрительный взгляд. Я развел руками.

— Мы с ним дружим, — продолжила Белинда, словно не заметив разыгранной нами сценки. — Наверное, ты захочешь познакомиться с Уильямом?

— О… — пробормотал Гарри. — Я, конечно… но мне сначала нужно дочитать его книгу. Она ведь довольно сложная.

— Ну, он и сам человек непростой. — У Белинды на щеках образовались ямочки. — А что тебе еще нравится кроме научных трудов?

— Люблю романы! — воскликнул мальчик и поспешно добавил извиняющимся тоном: — Только, боюсь, ваших пока не читал.

— Ничего страшного, Гарри. А каких авторов ты предпочитаешь?

— Уилки Коллинза, например. «Лунный камень» — одна из моих любимых книг.

Белинда улыбнулась, и глаза Гарри расширились от удивления.

— Вы и его знаете?

— Нас познакомил художник Генри Чарльз Брэндлинг — друг моего отца. Генри в свое время сопровождал мистера Коллинза в путешествии по Корнуоллу.

Гарри откинулся в кресле с отвалившейся челюстью. Поражение его было неоспоримым.

— После ужина покажу тебе мою библиотеку. Можешь взять все, что понравится, правда, есть несколько исключений.

— О, благодарю вас, — немного скованно произнес Гарри и попытался переключиться на рыбу, двигавшуюся под его вилкой, словно живая.

— А ты где был сегодня? — спросила меня Белинда.

— Так, бегал туда-сюда.

Мой уклончивый ответ заставил ее нахмуриться, и она снова повернулась к Гарри.

— Темзу уже видел?

— Да, в четверг. — Он бросил попытки прикончить рыбу и отложил приборы. — По-моему, неприятное зрелище. Кстати, я задумался о названии. Было такое средневековое словечко — «темиз». Означает — «темный». А кельты называли реку «Тамезас». — Гарри метнул на меня слегка строптивый взгляд и снова перевел глаза на Белинду. — Слова — интересная штука. Любопытно, как они переходят из одного языка в другой.

— Между прочим, «тамас» на санскрите означало «тьма», — поддержала его Белинда, положив приборы на тарелку. — Иногда это слово переводят как «безразличие», и это значение представляется мне более подходящим. Мне Темза всегда казалась холодной и безразличной к людским страданиям.

— Темза — река, а не человек, — возразил я.

— А я воспринимаю ее как человека, — сказала Белинда. — Темза — такая же обитательница города, как и мы с вами.

— А что такое город? — добавил Гарри. — Город — это его жители.

— Он с нами сердцем говорит… — улыбнулась Белинда.

— …и сердце речь его родит, — закончил Гарри.

— Это из «Кариолана» Уильяма Шекспира, — пояснила Белинда.

— Конечно, конечно, — проворчал я.

Закончив пустопорожнюю беседу, Белинда поднялась из-за стола, и мы перешли в библиотеку. Она включила люстру, и Гарри, пробежав взглядом по полкам, ахнул:

— Ого! Это все ваше?

— Многие книги принадлежали еще моему отцу, — объяснила Белинда, коснувшись плеча мальчика. — Посмотри, может, и правда что-нибудь возьмешь почитать.

Он тихо поблагодарил, не отрывая взгляда от книг, а мы, выйдя в гостиную, уселись на наше обычное место у камина. Белинда сняла домашние туфли и подложила ногу под себя, устроившись грациозно, словно кошка.

— Очень интересный молодой человек, — сказала она.

— Наверное. — Я скорчил недовольную гримасу. — Со мной-то он не особо разговаривает, зато с Джеймсом трещит без умолку. И к тебе, похоже, теперь неровно дышит.

— Вы с ним не слишком ладите, потому что похожи друг на друга, — заметила Белинда, и я хмыкнул.

— Что смешного?

— Белинда, он много лет учился, — недоверчиво уставился я на нее. — Я вот по-французски ни бум-бум и в конкурсах по латыни отродясь не выигрывал. Читать не люблю — разве только газеты, — а Гарри от книг за уши не оттащишь. Он хочет стать доктором, а я бы занялся чем угодно, кроме медицины. Гарри же нечего делать ни на боксерском ринге, ни в порту.

— Объяснить? — подняла брови Белинда.

— Попробуй.

— Я сегодня увидела мальчика — умного, гордого, упрямого. Его родители умерли, и Гарри сбежал из Уайтчепела почти с пустыми руками.

Назидательный тон Белинды мне не понравился, и я немного напрягся.

— По-моему, Мэри Дойл решила, что ты — единственный человек, который способен понять ее племянника.

— Я знаю кучу людей, которые ушли из Уайтчепела без гроша в кармане.

— Ради бога, Майкл… — Она раздраженно фыркнула. — Тебе никогда не приходило в голову, что Мэри делает это не только для Гарри? Вдруг она переживает, что ты одинок?

— Мне компаньоны не требуются.

— Может, и так, однако…

— И на Гарри у меня времени просто нет.

Мой резкий ответ заставил Белинду слегка сбавить напор. Она окинула меня изучающим взглядом и все-таки продолжила:

— Признавайся, был сегодня на Темзе?

Порой ее интуиция меня несколько пугает.

— Был, мимоходом.

— Майкл, почему я должна вытягивать из тебя по словечку? Ты уже второй раз за эту неделю ходишь на реку, а ведь я знаю — ты этого не любишь. Что случилось? — Она намотала на палец каштановый локон. — Новое расследование?

— Одно из сотни других. — Я вытащил из-за спины жесткую подушку с кисточками и отложил ее в сторону. — Расскажи лучше, что там случилось дальше с этой гувернанткой и девчонкой-француженкой.

— Майкл, не надо! — возмутилась Белинда.

— Чего «не надо»?

— Не надо обращаться со мной как с девочкой. Думаешь, меня можно отвлечь, просто спросив о новом романе? Почему ты не говоришь о том, что тебя беспокоит?

— Твои истории куда интереснее, — пробормотал я, рассчитывая, что Белинда рассмеется и на этом все закончится.

Негодующе нахмурившись, она уставилась на огонь, и я ощутил приступ раздражения. Да, я был неспокоен, но ссориться перед уходом не хотелось — а нам с Гарри не следовало слишком засиживаться.

— Ничего такого у меня не случилось. Просто на столе скопилась куча дел, и мне это не очень нравится.

Белинда отвернулась и положила голову на руки.

— Куча дел у тебя каждый божий день. У Дойлов все в порядке? Как Элси, как Колин?

— Вот что я нашел! — послышался от дверей восторженный голос Гарри.

Мы одновременно обернулись. Парнишка стоял на пороге с горящими глазами, прижимая к груди томик.

— Всю жизнь хотел ее почитать! — Он повернул книгу корешком. — Дарвин, «Происхождение видов». Я действительно могу на время ее забрать?

— Разумеется, — улыбнулась Белинда.

Гарри перевел взгляд с нее на меня, и его лицо потухло. Понял, что у нас случилась размолвка. Не дожидаясь, пока молчание станет совсем уж неловким, я вскочил с дивана и склонился над Белиндой, коснувшись губами ее щеки.

— Нам пора. Не провожай, у дверей холодно. Спокойной ночи, Бел.

— Спокойной ночи, — сказала она словно в пустоту, слегка дернув подбородком, и я знал, что означает этот жест. — До свидания, Гарри, — уже более тепло произнесла Белинда, — надеюсь, мы скоро увидимся.

После натопленной гостиной в коридоре и правда оказалось не жарко — меня даже пробила дрожь, пока мы с Гарри спускались по лестнице. Мальчик молча шел за мной. Вечера, которые я проводил в компании Белинды, были лучшей частью каждой недели, и все же, запирая за собой дверь черного хода, я ощутил некоторое облегчение. Разумеется, я любил Бел, однако не особенно одобрял ее склонность к препарированию людских мыслей и чувств. Мне, например, неприятно, когда их вытаскивают на свет божий. Пусть остаются в темных закоулках мозга.

Ранним утром в понедельник я обнаружил письмо, подсунутое под входную дверь. Внутри лежала открытка, на ней — две строки, выведенные аккуратным почерком Филипа Дюрелла: