— Что он хотел сказать? — пробормотал я себе под нос, раздумывая над заявлением доктора, что Шарлотта общалась с каким-то отребьем.

В дверях холла возник застегивающий пальто Форсайт. Наверняка собрался проведать дочь.

— Мы вас больше не задерживаем, инспектор.

— Доктор… — начал я, но Форсайт, выпрямившись, будто проглотил трость, процедил:

— Разговор окончен! — Обернувшись к служанке, он приказал: — Не смейте с ним говорить! Если попробуете — я вас немедленно выставлю на улицу. И вас, и любого, кто проявит несдержанность.

— Конечно, сэр…

Девушка, склонив голову, распахнула передо мной дверь, и я вышел на улицу, пропустив доктора вперед.

— Доктор Форсайт, вчера вечером ваша дочь могла погибнуть… И все же она жива.

Помедлив у порога, он бросил:

— Не смейте говорить, что ей повезло!

Служанка отвела взгляд в сторону. Доктор спустился со ступеней, и девушка с негодованием посмотрела ему вслед, а потом перевела взгляд на меня.

Похоже, служанка может кое-что рассказать — более того, она совсем не против со мной побеседовать. Придется повременить, и все же я узнаю, в чем тут дело.

Я снова подозвал кэб и направился в Скотланд-Ярд. Слава богу, есть двадцать минут на раздумья.

Видимо, Винсент ждал меня с нетерпением. Минуты не прошло, как он появился на пороге моего кабинета.

— Ездили на Уоппинг-стрит? — испытующе глянул он на меня, прикрыв дверь.

Я уселся за стол; шеф устроился напротив.

— Да, сегодня утром была третья.

Прикрыв глаза, Винсент потер виски, оставив на коже красные пятна.

— Каждый вторник по женщине в лодке…

— Есть некоторые отличия, — спокойно поправил я. — Но самое главное — сегодняшняя жертва жива.

— Что вы говорите? — удивился шеф.

— Она госпитализирована в «Денмарк-стрит». Нам повезло — один из тамошних докторов знает ее семью. Пострадавшую зовут Шарлотта Форсайт Манро. Похоже, она в положении. Сам мистер Манро сейчас во Франции.

— В положении… — глухо повторил Винсент. — Господи, боже мой!

Он встал, сделал пару шагов от стены к стене — в моем кабинете не разбежишься, — и оперся о спинку стула. Мы посмотрели друг на друга.

— Вы навестили ее родственников?

— Родителей. Живут на Пурди-стрит.

Винсент помолчал, рассматривая свои руки, вцепившиеся в стул, и наконец, собравшись, поднял глаза.

— Корраван, на будущее: я должен быть в курсе ваших перемещений. — Он поднял руку, предупреждая мои возражения. — Знаю, почему вы с утра отправились к речникам. И все же вы могли потратить лишнюю минуту, чтобы отправить мне сообщение, — я ведь обязан знать обстановку.

— Слушаюсь, сэр.

Спорить я не стал, и все же моя интонация заставила шефа сверкнуть глазами.

— Боюсь, вы меня неправильно поняли. Дело не в любезности, мистер Корраван. Нам, сотрудникам Скотланд-Ярда, негоже проявлять неосведомленность на случай, если у кого-то возникают вопросы.

— Я просто решил, что следует раздобыть больше оперативных данных для отчета, сэр.

— Да, разумеется, — сказал Винсент, не отрывая от меня взгляда. — В следующий раз потрудитесь присылать мне записки с курьером. Присылать своевременно, Корраван. Сделайте мне такое одолжение.

Спорить глупо.

— Конечно, сэр.

— А теперь продолжайте.

Я рассказал об утренних событиях, оставив напоследок неожиданное появление Тома Флинна, и начальник огорченно покачал головой.

— Хорошо, что «Фалкон», а не «Бикон» или «Рейнольдс», — успокоил его я. — Том не станет намеренно публиковать новости, которые могли бы затруднить следствие.

— И все же, если он что-то даст на первой полосе сегодня вечером, завтра это окажется во всех газетах, — справедливо заметил Винсент. — Странно, что Флинн каждый раз появляется вовремя. Вспомните хотя бы кражи в Вестминстере месяц назад.

— Он очень неглуп, — признал я. — Кстати, Блэр оставил в госпитале одного из своих констеблей, и сообщит нам, как только миссис Манро придет в себя. Надеюсь, ее показания помогут положить конец этим преступлениям.

— Нам решительно нельзя допустить, чтобы Флинн или любой иной газетчик узнал о предыдущих двух жертвах, — в задумчивости взялся за подбородок шеф. — В противном случае Лондон охватит паника, и преступник изменит свою методу. Хотя… он уже оставил в живых очередную жертву. Стало быть, отошел от прежнего образа действий.

— Хотелось бы выяснить, что имел в виду отец Шарлотты, говоря об отребье на улицах, — вставил я.

— Похоже, доктор Форсайт сейчас немного не в себе, — предположил Винсент. — Наверное, надо дать ему день-другой, потом посетите его еще раз.

Я промолчал; шеф выглянул в окно и после паузы заговорил снова несвойственным ему рассеянным тоном.

— Боюсь, наша страна изнемогает. Страдания множатся, и не угадаешь, какая именно беда тебя ждет.

— Прошу прощения, сэр? — уставился я на него.

— Помните предсказание Малкольма в «Макбете»? — ответил Винсент, так и не отвернувшись от окна. — Порой кажется, что зло приобретает новые формы. Становится более изощренным.

Слова шефа совпали с моими собственными ощущениями: меня беспокоило, что преступления меняют свой характер, переходят на новый уровень. Я пытался задвигать такие мысли на задворки мозга, не в последнюю очередь потому, что не видел смысла вспоминать цитаты давно ушедших от нас авторов. Кроме того, меня не покидала надежда: Шарлотта Манро способна изменить расстановку сил, если нам удастся поговорить с ней в течение нескольких следующих дней.

Винсент пошел к выходу, однако остановился на пороге, взявшись за ручку двери.

— Вы посмотрели материалы по Нату Маклафлину? Я чертыхнулся про себя.

— Пока нет, но обязательно посмотрю. По-моему, я знаком с человеком, который подскажет, где найти Ната.

Похоже, Винсент хотел что-то ответить, однако передумал и лишь молча кивнул.

Мне предстояло уделить целый час заполнению оперативного дневника. Внезапно накатила усталость, и я плюнул на бюрократию, занявшись взамен письмом в «Седдон-холл» — следовало узнать, как дела у мистера Дрю.

Письмо я с внутренним содроганием бросил в почтовый ящик и, впервые за год, по дороге домой завернул в паб за выпивкой. Словно со стороны услышал, как, перекрикивая царивший в зале шум, прошу порцию виски.

Зачем я это сделал? Сам не пойму. Наверное, отчаяние, сквозившее в голосе Винсента, напомнило мне о моих собственных тревогах. Быть может, я ощутил свою ответственность за вторую попытку Сидни лишить себя жизни. Быть может, мне стало не по себе при мысли, что придется вернуться в Уайтчепел в качестве инспектора полиции. Мне предстояло вызнать у своих близких о Маклафлине — плоти от плоти Уайтчепела, таком же, в сущности, парне, как и я сам.

Да, я не пил уже почти год — и что с того? Тело помнило, как тепло в животе от одного глотка дешевого виски успокаивает взбудораженные нервы. К окончанию очередного куплета звучавшей в пабе непристойной песенки привычный способ сработал.

Добравшись до дома, я заметил в окне отблески горящего камина. Значит, Гарри на месте. Прогуляться, дождавшись, пока мальчик не ляжет спать? Нет, уж слишком на улицах темно и холодно.

К моему удивлению, в гостиной сидел не только Гарри, но и Джеймс, попивающий кофе у растопленного камина. Нерешительно глянув на меня, Гарри перевел взгляд на лежавший на столе вечерний номер «Фалкона». Неброский заголовок под сгибом заставил меня поежиться. «ЖЕСТОКОЕ НАПАДЕНИЕ НА ТЕМЗЕ»… Однако сама заметка была краткой, и я, успокоившись, разделся, повесил пальто на крючок и взял газету.

— Там упоминается твое имя, — сказал Джеймс, махнув дымящейся трубкой.

Включив лампу, я приступил к чтению.