Если же возникнет в это время какое-нибудь противозаконное действие среди пограничных жителей с обеих сторон, воеводы и исправляющие свою должность наместники в любой пограничной крепости во владениях той и другой стороны, посланные в это самое время с обеих сторон из-за этих противозаконных действий, должны восстановить справедливость и наказать виновных.
Далее. Мы, послы великого государя, царя и великого князя Ивана Васильевича: я, ближний человек и воевода кашинский князь Дмитрий Петрович Елецкий, я, ближний человек и воевода козельский Роман Васильевич Олферьев, я, дьяк великого государя Никита Басенка Никифорович Верещагин, я подьячий Захарий Свиязев, с послами великого государя божьей милостью короля польского и великого князя литовского князем Янушем Николаем Збаражским, воеводой браславским, капитаном кшеменским и пинским, господином Альбрехтом Радзивиллом, князем олыкским и несвижским, маршалком великого княжества литовского, капитаном ковенским, а также секретарем великого княжества литовского Михаилом Гарабурдой заключили мир, написали перемирные грамоты, привесили к ним наши печати, обменялись грамотами и скрепили крестным целованием.
Кроме того, мы целовали крест на том, что все дела между великим государем нашим, царем и великим князем и великим государем, королем польским и великим князем литовским Стефаном должны вестись только на основании этих перемирных грамот.
А заключение этого мира мы совершили и дали крестное целование в присутствии посла папы Григория XIII Антония Поссевина.
Написано в Яме Запольском в 7090 году месяце январе.
ПОДПИСЬ С ПЕЧАТЯМИ
Я, дьяк великого государя, царя и великого князя Никита Басенка. Никифорович Верещагин, эти перемирные грамоты своей рукой подписал.
Я, подьячий великого государя Захарий Свиязев, эти перемирные грамоты своей рукой подписал.
Написаны эти перемирные грамоты на двух соединенных и склеенных листах. Внизу подпись: дьяк Басенка Верещагин[386].
МОСКОВСКОЕ ПОСОЛЬСТВО
Великий князь московский, хотя и исповедует христианскую религию, однако не связан с римской церковью, так как погубил себя признанием греческой схизмы. Потерпев много значительных поражений, он несколько раз вел переговоры безо всякого результата с польским королем о мире. Наконец, он отправил к папе своего посла Фому Шевригина[387], чтобы папа, используя свое положение и влияние на всех христианских государей, положил начало перемирию. Верховный первосвященник охотно взялся за это дело в особенности потому, что, установив мир между двумя могущественными государями, одного из них надеялся привлечь к римской церкви. Для выполнения этого дела был выбран патер Антонио Поссевино, который только что вернулся из Швеции, где правил посольство. Он должен был, устанавливая мир на равных условиях между этими государями авторитетом папы римского, стараться с помощью этого обстоятельства вернуть московского князя в лоно католической церкви. Снабженный таким поручением, Поссевино вместе с московским послом выехал из Рима 16 марта 1581 года и, куда бы ни приезжал, всюду был принят самым почетным образом. Государи оказывали ему столь большой почет как по собственному побуждению и разумению, так и по желанию и просьбе папы, который желал, чтобы молва о его дружелюбии дошла до московитов и склонила к нему их души, чтобы тем легче открылся доступ святому евангелию в эти области (если для этого когда-нибудь представится какой-нибудь случай). По крайней мере, Шевригин, вернувшись на родину, в своих рассказах так представил щедрость папы, блеск и благочестие Италии, что, по-видимому, вызвал к себе не малую зависть соотечественников. Правда, во время нашего пребывания в Московии его не допускали до встреч с нами, однако он несколько раз через одного своего друга просил за это у Поссевино извинения. И все-таки результат этого столь долгого путешествия был очень значительным (если даже оно не достигло другой цели): ведь посольство подобного рода заставило государей в своих землях самым решительным образом исправлять зло, творить добро. Как среди католиков, так и среди еретиков распространились священные книга. Кроме того, в Граце, Оломоуце, Праге и других городах были основаны коллегии для неимущих, и это было воспринято тем лучше, что им покровительствовал своим авторитетом папа, который к тому же щедро давал деньги для их создания.
В Венеции Поссевино вместе с московским послом трижды[388] приглашали на закрытое заседание сената, где Поссевино говорил о распространении веры во всеблагого всемогущего Иисуса Христа, о намерениях нашего Общества, о заботах апостольского престола, относящихся к исправлению нравов, и венецианцы сами признали, что память об этом не изгладится и за сотню лет. Когда же при отъезде Поссевино один из князей[389] преподнес ему много очень богатых подарков, он все это отверг, говоря, что вместо всех этих высших знаков милости просит только того, чтобы в святых местах (а их великое множество), где сохраняются останки святых людей, возносились молитвы к богу и чтобы во время пребывания в Венецианской республике посольству предоставлялись проводники и государственное содержание.
Когда прибыли к границам Каринтии, Поссевино, отпустив посла в Московию, повернул в Грац к эрцгерцогу[390], так как имел поручение к нему от папы, а герцогине[391] в самом большом храме, исполнив положенные обряды, вручил золотую розу также от имени папы[392]. Отправившись из Граца в Вену, он взял с собой в качестве спутников двух священников и такое же количество братьев[393] (конечно, в его посольстве не оказалось ни одного поляка или литовца). В Прагу прибыли 12 мая. В Праге, пока император[394] составлял рекомендательные письма и пока велись приготовления необходимых вещей для столь долгого пути, прошло восемь дней. Оттуда прибыли во Вроцлав, столицу Силезии. В этом городе они были приняты чрезвычайно радушно как назначенным туда человеком из Общества Иисуса[395], известным большими заслугами перед Обществом, так и другими духовными лицами. Узнав о нашем прибытии, епископ вроцлавский[396] из Ниссы прибыл сюда, чтобы приветствовать нас, проделав большой и трудный путь в 60 миль. Желая, чтобы во главе семинарии, основанной им в Ниссе на свои средства, стояли люди из Общества Иисуса, но понимая, что этого сделать нельзя, и в особенности потому, что в этом городе не было ни одной коллегии Общества, он выбрал из своих воспитанников шестерых человек, которых содержал на свои средства в венской семинарии, чтобы воспользоваться их помощью при учреждении других [семи:нарий].
Между тем пришли письма от польского короля[397], в которых московскому послу предоставлялась свобода передвижения по Польше и з качестве проводника назначался один из знатных людей королевства. Однако письма оказались ненужными, так как московский посол из Праги отправился в Любек и должен был оттуда по Балтийскому морю прибыть в Ливонию.
Из Вроцлава мы направились в Варшаву. Посетив там польскую королеву[398], наконец, прибыли в Вильну к 14 июня. Король в это время был полон забот о военных делах и, кроме того, был в трауре по своему брату Христофору, трансильванскому воеводе, в память которого на следующий день думал совершить положенное торжественное богослужение. Днем позже Поссевино был у него и в кратких словах рассказал о предпринятом путешествии. Хотя королю все эти разговоры о мире и самое посольство казались ненужными, потому что, по его словам, московит и так в скором времени уступит ему власть над Ливонией, а все эти замыслы исходят от его врага (желающего в своих интересах оттянуть возобновление военных действий), тем не менее он заверил Поссевино, что и в будущем будет подчиняться власти папы.
