После того как польский король позаботился о дарах, а они были даны с королевским великодушием, московские послы получили or меня письма к своему государю, в которых я в кратких словах ставил его в известность обо веем, а также передал им прекраснейшую икону Спасителя, посланную вашим святейшеством московскому князю (она написана на медном основании, на ней надпись греческими буквами; заключена она в оправу из слоновой кости с серебряными цветами), я отпустил их в Московию в довольно радостном настроении.

Думаю, что об этом нужно было рассказать более подробно, чтобы тот, на которого когда-нибудь будет возложено подобное поручение, меньше удивлялся тому, о чем он узнал заранее. И пусть он усердно готовит себя к терпению и мудрости, которые нужно почерпнуть от бога через молитвы.

Можно с полной уверенностью утверждать: народы северных областей, и в особенности те, из сердец которых истинная религия не изгнала дикости, чем более чувствуют себя лишенными разума, тем более становятся подозрительными. Поэтому то, чего они не умеют добиться разумной деятельностью, того они стремятся достичь хитростью и силой (а московиты также и упорством). Это в особенности наблюдается среди скифов и татар, от которых многие московиты или ведут свое происхождение, или близки к ним. Не удивительно, если они не избавились от этой природы, которую у других народов изменило и победило благочестие. Конечно, совсем не удивительно, что тот, к кому перешла высшая власть над своими людьми вместе с неким подобием христианской религии и кто не видел могущества других государей, считает себя выше всех (к этому нужно добавить постоянную лесть и славословие подданных). Эти три обстоятельства, в особенности с того времени, как московские князья добились свободы от татар, данниками которых они раньше были, удивительным образом возвысили их представления о себе. Это особенно свойственно государю, ныне стоящему у власти, так как он считает, что нет никого более ученого и более исполненного истинной религии, чем он сам. Едва ли когда-нибудь он подумал, что кто-нибудь превосходит его силой. Когда я иногда напоминал ему о наиболее могущественных христианских государях, он говорил: «Кто они такие в нашем мире?» Видимо, в своем высокомерии он не выносил сравнений, и всё, что воздавалось другому, он считал умалением своего достоинства. Именно поэтому великие князья московские стали называть себя сначала на словах, затем в письмах и на монетах государями всея Руси, хотя добрую часть Руси занимает король польский. Нынешний князь Иван Васильевич кроме ряда титулов, где он соизволил называться царём (или королем) казанским и астраханским, отсылая письма к туркам, приказал однажды именовать себя также императором германским. И, конечно, после того, как он стал домогаться Ливонии и устремлять взоры на Пруссию, он стал говорить, что ведет происхождение от человека по имени «Прусс», который якобы был братом цезаря Августа[203]. Из того, что он захотел, по-видимому, укрепить дружбу с Карлом V, его братом Фердинандом и сыном последнего Максимилианом[204], можно понять, что в душе он лелеял мысль о дальнейшем продвижении в Германию и на Запад. Эту надежду подкрепляли раздоры между христианскими государями, губительные ереси разного рода, успехи в Ливонии, совершившееся к этому времени покорение Казани и Астрахани и мнение, внушенное самой схизмой, которую нельзя считать религией. Он считает себя избранником божьим, почти светочем, которому предстоит озарить весь мир. Впоследствии это мнение увеличили посольства к нему от некоторых государей, которые просили его расположения и поддержки, чтобы каким-либо путем уничтожить королевство польское. Даже когда я находился у него, и дела в Московии были в довольно затруднительном положении, память об этих посольствах еще не изгладилась, что льстило гордости великого князя. Наконец, еще больше поддержало его планы то обстоятельство, что один выдающийся государь прислал ему письмо, в котором одобрял распространение лютеранской ереси в своих владениях. На основании этого у московского князя создалось представление, что все католики (которых он зовет римлянами) впали в ересь и поэтому их легко будет покорить.

В конце концов его жестокость во всех отношениях позволила ему надеяться на более быстрое осуществление своих замыслов. С ее помощью он думает одолеть любое препятствие, какое бы ни стало на его пути, в особенности когда он навел на Литву и Ливонию такой страх, что перестал сомневаться в том, что ему откроется такой же доступ в другие страны.

Что касается его схизмы, трудно поверить, насколько он ей предан. Он считает ее приемлемой на вечные времена. Мало того, он скорее что-нибудь к ней прибавит, чем убавит. Ведь тот, кто удаляется от чего-нибудь, чем дальше уходит, тем ниже падает (это всякий видит на примере реформистов нынешнего века), так же случилось и с московитами, отделившимися от схизматиков-греков, у которых они почерпнули схизму, начавшими в своем величайшем невежестве говорить много вздора, не зная ни книг, ни занятия науками, о чем я [уже] писал в другой книге. Кто видел упорство греков и кто помнит о дона-тистах, которые, отделившись от католической церкви, никогда к ней больше не примыкали, кто обдумывал верования эфиопов, которые в неоднократных посольствах к апостольскому престолу винились перед ним, хотя и не признавали верховного первосвященника, кто, наконец, наблюдал за гуситами[205], так часто говорившими о единстве и никогда не возвращавшимися к католической церкви, легко поймет природу схизмы московитов.

Предвзятое упорное мнение о своей твердости увеличивает его упорство, он думает, что эта схизма будет без трещин.

Ко всему этому нужно добавить постоянное угодничество и раболепство по отношению к своему государю, принятое у этих еще очень непросвещенных народов, которые впитали их с молоком матерей.

Именно поэтому, поговорив с послами любого государя, после их ухода он моет руки в серебряном тазу, как бы избавляясь от чего-то нечистого и показывая этим, что остальные христиане — грязь. Когда я упрекал его в этом (что очень хорошо видно из моих писем к нему), он пытался оправдаться, но не смог этого сделать.

Он не разрешает входить армянам в свои храмы, говоря, что они следуют ереси Нестория[206]. Грекам это позволяет, лютеранам же и другим еретикам не разрешает, и те храмы, что они себе построили, сожжены по его приказу.

В этой главе следует подробнее рассмотреть, чего можно ожидать от московита, если речь пойдет о необходимости распространения христианского имени, а об этом московский князь в письмах к вашему святейшеству и другим государям, по-видимому, отделался отговорками. Ведь именно таким образом можно будет увидеть, к чему направлены его обещания, какая польза была бы для христианской республики, если бы когда-нибудь этот народ пришел к католической вере или, наведя порядок в делах, обрёл бы другого, более податливого государя, так как существуют некоторые предположения, что этот государь проживет очень недолго.

Помню, перед моим отъездом в Московию в ответ на мои многочисленные вопросы некий человек[207] сказал следующее: владения этого государя находятся очень далеко от тех, кто является заклятыми врагами нашей веры. К югу, на расстоянии более 20 дней пути, находится обширная пустыня с бесплодной землей, лишенной деревьев, и в большей части безводная. Она могла бы представлять большую опасность для какой бы то ни было экспедиции. За ней расположен Херсонес Таврический, где находятся главные враги московитов, крымские татары, и где сам турецкий султан имеет многочисленные и хорошо укрепленные крепости. На мой вопрос, касаются ли где-нибудь владения московского князя Каспийского моря и открыт ли доступ к нему, он ответил утвердительно. Хотя на пути к нему находятся огромные степи, однако в определенные месяцы года корабли могут преодолеть это расстояние по реке Волге. И на мой дополнительный вопрос, можно ли плыть по Дону, который начинается в Московии и впадает в Азовское море, он ответил, что и здесь можно плыть. Но у устья Дона расположена крепость Азов, принадлежащая турецкому султану. К тому, что он раньше говорил о крымских татарах, прибавил следующее: московиту, подчинившему своей власти астраханских и казанских татар, нетрудно будет присоединить также и крымских.