Поэтому это их вина, что все еще тратится время на обсуждение этого дела. В результате всего этого московиты позволили, чтобы королевские грамоты писались без этих титулов. Когда обо всем этом велась речь, они стали настаивать, чтобы в документах по крайней мере был приписан московиту титул «смоленский», а это великое княжество некогда было захвачено московитами у литовцев и [сейчас], находится в их власти. Против этого решительно возразили королевские послы, говоря, что будут придерживаться в написании старых обычаев.

Этот день послы (отсутствовал Альбрехт Радзивилл) потратили на перечитывание и исправление документов перемирия, и было сделано так, что названия крепостей и пограничных [областей] были по обычаю древних договоров названы поименно. Этого просили королевские послы, но московиты (что они имели обыкновение делать почти во всех других делах) возражали и предлагали написать в общей форме, чтобы «ни Литва, ни Ливония против Московии» или даже «они против них» не вели войны. Под влиянием настойчивости королевских послов и доводов Антонио они согласились написать так: московит не должен совершать враждебных действий по отношению к любой крепости Литвы, [а также] Киева, Канева, Черкасс и других пограничных [областей], ни против каких-либо ливонских крепостей, от которых отказался; король же — против других московских крепостей, а у владений и крепостей должны оставаться те же самые границы, которые были у обоих государей в старые времена. На этом закончилось заседание. Следующий день был назначен для записи документов перемирия.

Королевские послы, потратив два дня на изучение московских грамот о мире, увидели, что и в королевских полномочиях, и полномочиях великого князя подробно говорится о том, чтобы всё относящееся к миру, обсуждалось в присутствии Антонио и даже завершалось (если бы этих слов не было в документах, то, по их мнению, переговоры не имели бы силы). Затем между ними и московитами возник спор, в котором, однако, московиты, в конце концов, уступили. И когда уже, казалось, все было закончено, московиты попросили прибавить к грамотам следующее: великий князь передает королевским послам не только те крепости, которые он уступает, но также Ригу и Курляндию, которыми он никогда не владел. Но королевские послы так решительно отказались, что не захотели ни в одном случае уступить доводу московита, и предложили [московским послам] на следующий день покинуть [съезд]. Тогда же королевские послы заявили Антонио, что они не против того, чтобы во всех вопросах, требующих справедливости, повиноваться верховному первосвященнику. Было понятно, что московит, по-видимому, клонит к тому, чтобы у него оставалось, несмотря на уступку, какое-то право на Ливонию, как бы для того, чтобы иметь возможность снова потребовать ее в течение тех 10 лет, на которые был заключен мир. Справедливое подозрение у королевских послов вызывало и то, что гонец, снаряжаемый для того, чтобы вызвать из Новгорода воевод, задерживался до сих пор московитами, придумывающими [для этого] предлоги и ссылающимися на то, что до сих пор еще не готовы грамоты, о которых не было почти никаких разногласий. Но после того, как им было предложено уехать, сначала один, потом другой, и, наконец, все вместе вернулись к Антонио: они, то говорили, что не имеют в своих поручениях [разрешения] без этой записи о передаче Риги заключить мир, то говорили, что они не такие подданные своего государя, как все остальные, так как не могут сделать в своих поручениях даже ни одного слога приписки, и, наконец, попросили 10 дней сроку, пока получат ответ от московита. В конце концов они попросили совета у Антонио, что им делать. Антонио (которому эти увертки, применявшиеся, впрочем, и в остальных случаях при обсуждении, были уже достаточно знакомы) боялся, что все это делается для того, чтобы этим способом задержать и ослабить королевское войско. [Поэтому] он сказал: пусть они или в письменном виде дадут обещание, что согласятся со всем, о чем велись переговоры, и не будут ставить вопроса о Риге, или этой самой ночью пойдут к королевским послам и, перечитав документы о мире, на следующий день скрепят [заключение] мира клятвой. В противном случае королевские послы вообще уедут. Тогда они (как обычно) соизволили сделать так, как говорил Антонио: они не будут ставить вопроса о Риге, а ночь проведут в составлении грамот; они хотят, чтобы только один Михаил Гарабурда просмотрел их. Антонио послал за ним, но к Антонио прибыл к началу ночи не только он, но и браславский воевода [Збараж-ский], из той деревни, куда раньше удалились [польские послы], и почти вся эта ночь, как и следующий день, были потрачены на изучение документов о мире. Затем королевские послы попросили (об этом им напомнил Антонио), не соблаговолят ли московиты записать в грамотах, чтобы крестьянам, которые перешли на сторону короля после заключения мира, московским князем не было причинено обиды. Московиты отказались от этого, но, протянув Ачтонио правую руку, обещали и ему и королевским послам, что им [крестьянам] со стороны их государя не будет нанесено никакой обиды. Ведь они, подобно овцам, запуганные страхом и убийством других, но не из-за своей нечестности согласились клятвенно присягнуть королю.

Тогда и был заключен мир на 10 лет с прибавлением одного года к девяти.

Московиты, однако, потребовали [указать] название оружия и его количество в тех крепостях, которые были взяты у короля, и о чем уже раньше шла речь. После того как воевода браславский смог предоставить лишь опись его в Невеле, московиты стали требовать, чтобы был список на все [крепости], подобно тому, как сами они сделали на все свои. Были посланы люди, которые должны как можно скорее это исполнить. Причем королевские люди были в лучшем положении, но делали это с меньшей заботливостью и тщанием, нежели московиты, что могло представлять некоторую опасность для дела.

В течение двух дней, предшествовавших этому, снова был большой спор между послами. Московиты хотели в своих грамотах запивать о крепостях, которые они передают королю, что они отдают их из вотчины, то есть Земли великого князя. На это решительно возразили королевские послы, говоря: этим правом он [московский князь] воспользуется, чтобы напасть на ту [часть] Ливонии, которую он еще не передал королю. Снова королевские послы потребовали, чтобы московиты, не завершив дела, вернулись в Москву, если не захотят отступиться от этого предложения. Тогда московиты обратились к Антонио c мольбой вмешаться в это дело и удержать королевских послов, угрожающих отъездом. Приложив сколько нужно для этого усердия, он убедил московитов вычеркнуть эти слова из своих грамот. Затем, собравшись вместе, перечитав еще до этого самые грамоты и обменявшись, по своему обычаю, полномочиями своих государей так, чтобы у королевских послов оказался [экземпляр] московского князя, а у московитов — королевский, а те листы, где записаны [сведения] о количестве оружия и об остальных укреплениях крепостей, были подписаны секретарями обоих государей Михаилом Гарабурдой и Никитой Басенком; после того как королевские послы потребовали у Антонио заявления об остальной Ливонии, они скрепили [заключение] мира клятвой, подписью и крестным целованием в доме у Антонио.

Да будет это во славу божью.

В Киверовой Горке. 15 января 1582 г.

Войско его величества после снятия осады с Пскова должно быть выведено из владений московского князя.

Нельзя допускать пожаров и разорения полей.