На следующий день после нашего прибытия в эту деревню у московитов вызвало досаду то обстоятельство, что они не могли ни войти в крепость Порхова, ни взять необходимое. Однако, наконец, они покорились доводам необходимости, а именно: пока мир не заключен и не получены охранные грамоты от вашего величества, которые дают им гарантии, нужно следить за тем, чтобы под этим предлогом осажденным не были бы поданы какая-нибудь помощь или совет. Когда же я спрашивал у них, не попытаться ли мне самому добиться перемирия на несколько дней между войском вашего величества и осаждёнными и сможет ли это быть утверждено именем великого князя, но так, чтобы никто не смог пока ни выйти из осажденных крепостей, ни войти в них, они ответили, что не имеют этой возможности. Поэтому впоследствии они больше не причиняли мне никаких хлопот, хотя раньше они часто удивлялись, почему ваше величество на время ведения переговоров не отводит войско в другое место.
Когда же при удобном случае я заметил, что раньше слышал предложение вашего величества, чтобы светлейший король шведский был включен в условия мира, они не ответили надлежащим образом. Поэтому я Думаю, что едва ли это дело будет иметь место среди остальных[305].
Мы пробыли здесь два дня, потому что послы вашего величества еще до прибытия сюда написали мне письмо, в котором сообщали, что Ям Запольский сожжен, но во владениях вашего величества есть монастырь, и к нему прикреплены клятвой здешние крестьяне. И если московиты не захотят встретиться там, пусть они в таком случае выберут деревню Пожеревицы, находящуюся отсюда на расстоянии 13 миль, и они говорят, что все соберутся на это место, хотя и там осталось всего 8 — 10 домов. На это московские послы тотчас согласились, так как утверждали под влиянием некоторых начальников польской конницы, сопровождавших нас сюда, что не могут вступить во владения вашего величества, но в 4-х верстах отсюда находится Болчино, место удобное, и в соседстве с ним немало деревень. Это-то место и предложили они послам вашего величества: если им будет угодно, то московские послы поедут туда, в противном же случае они направятся в Пожеревицы, предложенные польскими послами. А пока мы ожидаем их ответа, который они сегодня послали на первые письма, их решение остается неизменным, то есть чтобы нам ехать в Ям.
Московиты, хотя и выслушали меня, но решили отправиться туда завтра ранним утром. Я не мог не огорчиться тому, что это решение принято преждевременно, мне пришлось отдать другим то [место], которое очень кстати могло быть отдано им.
Я посылаю вашему величеству письмо послов вашего величества и мой ответ им. А если они будут в сомнении из-за того, что послы великого князя окажутся от Порхова ближе, чем нужно, пригодится этот план (до тех пор пока они сами не предложат другого).
Так как нам придется завтра или послезавтра вместе с послами вашего величества собраться на съезд и у меня есть основание опасаться, что московит не отступится от всей Ливонии, я умоляю ваше величество как можно скорее сообщить мне, должен ли я, вернувшись в Московию, действовать по своей инициативе, чтобы московит прислал в Варшаву во время сейма вашему величеству этих или других послов в том случае, если они, нарушив съезд, не захотят уступить Ливонии, или мне уже отсюда нужно написать об этом самому московиту, чтобы он приказал задержаться им в Новгороде до тех пор, пока не придет время ехать. Ведь это дело, касающееся постановлений государства [польского] о сохранении Ливонии, прежде чем будет сложено оружие, тогда будет иметь более ясный вид и принудит московитов, находящихся в Варшаве, более основательно обдумать это дело, если они увидят, что сословия королевства настаивают на этом. Ваше величество по своей мудрости знает важность момента и понимает как трудно в его королевстве привести в порядок другие дела, а об упорядочении их он дал клятву не менее важную, чем о сохранении Ливонии, которую, может быть, господь бог не желает передавать всю целиком тем, которые не хотят до конца отдаться в его власть. И пусть ваше величество проявит, наконец, величайшую свою любовь к небесной славе, а это более всего желают все царства и весь мир. Из деревни Тишенка, 11 декабря 1581 года.
АНТОНИО ПОССЕВИНО — ПОСЛАМ КОРОЛЯ ПОЛЬСКОГО [306]
Час тому назад я получил от вас, высокородные господа, письмо, в котором вы сообщаете, что окончательно решили не ехать дальше Запольского Яма, несмотря на то что раньше думали по-другому и сами предлагали нам, направляющимся туда, выбрать скорее деревню Пожеревицы. Ведь вы писали, что Ям настолько основательно сожжён казаками, что нигде нельзя найти даже кола, чтобы привязать лошадь, и во всей округе нет ничего, что могло бы быть в декабре месяце кровом для нас, наших людей и лошадей. И хотя это ваше новое предложение, высокородные господа, оказалось удобным не во всех отношениях, однако я очень легко убедил великих московских послов завтра рано утром за час до рассвета выехать вместе со мной по направлению к Пожеревицам и продвинуться вперед настолько далеко, насколько это будет угодно вам, высокородные господа, А что касается меня, то теперь, наконец, они пишут, что выбрали Пожеревицы из расположения ко мне, чтобы не лишить меня пристанища; но их не очень огорчает, что у меня почти до нынешнего времени не было, как и всего прочего, так и хорошего проводника, чтобы везти меня (среди двух армий и ударов железных ядер). Если бы я не усматривал [в этом] одну волю божью и не видел мысленным взором высокое желание великого первосвященника, которое имеет целью не какую-нибудь личную выгоду, а христианский мир, то для меня было бы более справедливо согласиться на изменение этого решения. А что касается того, что вы, высокородные господа, думаете, что [только] из-за своего упорства московские послы не отправились прямо к Яму, конечно, чтобы не солгать даже и ради шестисот польских царств, я считаю, что в этой их двухдневной задержке нет никакого преступления, и признаю, что при этом не может быть ни малейшего подозрения в упорстве: ведь, не дождавшись в Мшаге или Солече королевского конного сопровождения (которое им было обещано через двух гонцов), получив мои письма, они большими переходами быстро отправились из Новгорода в Бышковичи. Сами они ничего не предпринимали без ваших писем и предложений, высокородные господа. В какой мере соответствует международным правилам (чтобы не сказать христианскому или королевскому благочестию) то, что они остаются со мной среди отрядов казаков и других солдат, которые постоянно что-нибудь у них отнимают, не имея ни охраны, ни даже запаса корма для лошадей, который можно купить только за деньги, а для них нет никакой возможности добывать себе необходимое вылазками — пусть об этом судят сами высокородные господа послы. Кроме того, если верно то, что вы сами писали нам из Яма, а именно, что никого там не нашли, я не вижу, насколько бы помогло делу то, что мы, почти шестьсот конных людей, провели бы день и ночь под открытым небом, а если бы послы находились далеко от него, как много драгоценного времени было бы потеряно в эти дни, прежде чем они собрались бы ко мне все вместе. Но, по-видимому, и светлейший король, и расчет времени, и всё остальное требуют, чтобы дело закончилось в самый короткий срок. Таким образом, кто бы ни распоряжался делами, мы едем только с одним проводником — богом, который, так сказать, наш единственный пристав. И пусть высокородные господа знают, что между тем я не потерял времени, чтобы разузнать о тех делах, которые будут небесполезны для заключения мира.
Да исполнит вас Иисус своей мудростью и чистым желанием своей святейшей воли. Аминь,
Из деревни Тищенка, поздним вечером, 11 декабря 1581 года.
АНТОНИО ПОССЕВИНО — ЯНУ ЗАМОЙСКОМУ [307]
Несколько часов тому назад я получил письма вашей милости, датированные 8-м числом этого месяца[308], на которые я отвечу довольно коротко, потому что все, что я пишу светлейшему королю, я отсылаю в руки вашей милости для прочтения, и если бы у вашей милости появилась какая-нибудь мысль, она могла бы ее доложить его величеству. И я не сомневаюсь, что тотчас ваша милость отошлет ему все мои письма, запечатанные моей печатью, в связке со своими собственными. А то, что пишет мне ваша милость о некоторых убитых под псковскими стенами, и о 10 взятых в плен из числа знатных людей, первым из которых, по его словам, является Петр Колтовский[309], и о том, что войско подведено к Новгороду для оказания помощи Пскову, я позаботился, чтобы все это было прочитано московскими послами. Однако они удивились этому известию о войске, которое подведено [к Новгороду]. Но как бы там ни было, конечно, письма такого рода если их постоянно будут присылать ко мне и они будут содержать правдивые известия, небесполезны, чтобы выпытать мнения людей, старающихся их скрывать, так что в конце концов установится мир с помощью господа Иисуса Христа, который и есть наш мир.
