Путники устало взобрались на сопку перед озером, разожгли костер в ямке под раскидистым кедром, чтобы не выдать себя дымом. Антон добыл в лесу странного зверя – небольшую косулю с клыками, ловко разделал и принялся жарить на манер шашлыка. Ели молча – так же, как и шли. За восемь часов едва ли обменялись парой фраз и те были о дороге. Антон вел их на запад – все что знал Филипп, где-то на севере верстах в четырех-пяти тянулась дорога на Нерчинский разъезд. Таились от нее, думая о розыске и погоне, хотя сидя здесь в уходящем в безлюдные дали краю, с трудом верилось в серьезность подобных угроз. Прямая угроза жизни отошла на второй план, чего нельзя было сказать о тех, кто был ему дорог и о том, что он успел построить.

Прежний Завадский любил природу и умел ею наслаждаться, ему захотелось бы теперь непременно добраться до снежных шапок на вершинах гор, увидеть со склонов бескрайнее величие и впасть от увиденного в тихую экзальтацию, но нынешний Завадский был слеп к красоте. В нем бурлила кровь иной породы.

После еды Тишка сходил к ручью напиться и заодно принес наполненную водой флягу Завадскому, после чего прилег у костра подобрав поближе к огню ноги и мгновенно уснул. Остальная троица молча глядела в костер.

– Странь тридцать верст миновали. – Первым нарушил молчание Антон. – Еже разумеешь, брат, далече?

Филипп потер ладонями лицо.

– Надо узнать, что стало с товаром. – Произнес он, морщась от усталости.

– Его наверняка сымали, брат. Из овой брани, живьем уйти чудо Господне, а уж телегами…

– Знаю. Но мы все равно должны узнать – конец ли это или просто серьезный удар. От этого зависит все остальное.

Помолчали пару минут. Бес пошевелил прутиком угли в костре.

– Яко сведаешь, ежели топерва никому нет веры? – спросил он, глядя в костер. – Окрестные сепи да остроги ныне под спудом тех, кто нагнал на нас сие войско.

– Надобе добраться до Иркустка. – Сказал Антон. – Онамо сидят люди Мартемьяна.

– Да токмо сведав еже не сымали Филиппа, они перекроют все пути на запад, – не согласился Бес, – да в коегаждом остроге, заимке и на дороге будут их люди.

– Обаче и у нас убо люди.

– Ныне они затаятся.

В поисках поддержки Антон посмотрел на Филиппа.

– Еже скажешь, брат? – спросил он.

– Вы оба правы. Но в первую очередь надо узнать живы ли Аким, Савка или кто-то из тех, кто был с ними, и, если живы – надо их найти.

– Ин яко сыскать их, не ведая живы ли?

Филипп устремил на Антона небесный взгляд.

– Куда бы ты пошел на месте Акима?

– Ежели б выжил да сберег товар али просто выжил?

– Неважно.

– Аз побрел бы отайными путями в Иркутск.

– Не, – с усмешкой возразил Бес, – Аким верно не пошел бы в Иркутск, токмо не он – зело брат сташив [труслив]. Яко, кстае и Савка.

– Амо же? – посмотрел на него Антон.

– Они бы нужились сыскать тунгусов. Зане же и ведают они яко искать их.

– Верно, – согласился Филипп.

– Обаче Бакан негли мертв. – Сказал Антон. – Иде его сыщешь?

– Значит надо найти Бодула.

– Стало быть, идем на север?

– Какой самый северный острог с нашим амбаром? – спросил Филипп.

– Итанцинский острог.

– Там у нас товар и люди?

– Да рядом тайга…

Филипп кивнул и поглядел в костер.

Замолчали и Антон с Бесом. По их хмурым лицам Завадский понял, о чем они думают.

***

До дороги в низине – метров восемьсот, но острое Савкино зрение позволяло не только видеть небольшой движущийся отряд из двадцати двух всадников, но и длинные зелено-красные кафтаны, измазанные в грязи и осунувшиеся лица. Отряд двигался неспешно – тянул за собой две дроги, на которых горами лежали окровавленные тела.

Савка сопроводил их взглядом, и как только отряд скрылся за изгибом, ловко свесился с толстой кедровой ветки, повис на руках и раскачавшись как обезьяна, прыгнул на большой плоский камень, после чего соскочил и легко побежал вниз по взгорью.

В хвойной поросли встретил его Аким – место было глухое, труднодоступное.

– Большо видать последние, – бросил Савка, хватая кривую наполовину обструганную ветку.

Аким, уже почти соорудивший себе при помощи ножа вполне сносную палку-копалку сердито на него посмотрел.

– Довольно скакати, мухоблуд, берись за дело – работы вдосталь!

Савка вздохнул и взялся за ветку, Аким тем временем подошел к телеге, подергал ее за оглобли, проворочал:

– Добрый стан.

Повозку они распрягли, лошади, привязанные к кедрам, мирно паслись неподалеку, пощипывая выцветшую травку.

– Разумеешь надобе ломать возок? – спросил Савка, которому не хотелось много работать.

– Живей, печегнет! Я за тебя работать не буду! – огрызнулся Аким.

Савка понял, что Акима не переубедить – он был как-то непривычно сердит, но все же попробовал еще раз, зайдя на этот раз издалека:

– Еже думаешь, Аким, жив ли брат Филипп?

– Ты чаво болтаешь? – Аким вдруг упер руки в бока и пошел на него медвежонком, так что Савка даже испугался и втянул голову в плечи.

– Ничаво…

– Ась? – подошедший Аким постучал пальцем по Савкиной голове. – Привяжи помело, остолбень, али досталь и без того не шибкий разум растерял?

Савка уже пожалел, что завел этот разговор.

– Ну буде-буде, – пробурчал он, – чай сам видывал, якая плищь, не коегаждый вылезет.

– А кто, дурень, тебе втемяшил, что брат Филипп коегаждый?! – Аким направился обратно к телеге, но на полдороги остановился, обернулся и указал на Савку палкой-копалкой. – Истинно жив!

В глазах Акима сияло чистое безумие фанатика и видимо увидев удивленное лицо Савки, он привычно сдвинул брови и добавил сердито:

– И не плюскай боле. Деяний много, дай Бог до завтра управиться.

В работе хозяйственный Аким проявил недюжинную обстоятельность. Сначала он почти час искал место. Ковырял палкой-копалкой грунт, затем крутил головой по сторонам, щурился на солнце. Наконец, выбрал крохотную плоскую прогалину, начертил палкой на земле трапецию. Велел копать на добрую сажень. Савке это показалось много, но спорить не стал. Копали долго, до позднего вечера. Потом ели припасенного жареного гуся – у них в подводе сохранилась и снедь. Костра не разжигали, устроили навес из лапника и легли спать, укрывшись шубами. Наутро спозаранку, Аким сходил за водой к ручью и в котелке сварил красного цинского чаю, от которого хорошенько пробила их бодрость, и они возобновили работу.

Примерно за час докопали яму нужной глубины и габаритов и принялись таскать камни с обвала. Камешками обложили дно ямы. Работа была утомительная, к обеду только управились, но сильно устали, ели лепешки с чаем, час отдыхали. После разломали телегу, разрубили топором на короткие доски, которыми обложили стенки ямы. Мешки с товаром были кожаные – заслуга Филиппа, заботящегося о товаре. Их аккуратно выложили на каменное дно, сверху уложили досок и щеп, присыпали мелкими камнями, затем уже сухим грунтом. Аким еще достал мешочек с перцем и весь его рассыпал сверху в расчете хоть как-то отпугнуть животных.

В довершение ко всему, уже вечером, когда Савка валялся без сил на листве, неугомонный Аким принес два выкопанных куста и посадил сверху на присыпке – благо толщина грунта в два фунта позволяла, но на том не угомонился – натаскал еще дерна с травой и накрыл, так что и вовсе в голову никому не придет, что под ними спрятаны мешки с опиумом.

Солнце уже зашло, но Савка не переставал удивляться результатам их работы.

Утром съели последнее – по черствому пирогу с чаем. Аким стал показывать Савке знаки, по которым можно сыскать тайное место и трижды его спрашивал – запомнил ли, а если Савка забывал хотя бы один или неправильно повторял, Аким начинал его допрашивать снова. Когда Савка без пропусков трижды подряд все повторил, на этом дело не закончилось – от дороги Аким тоже мучал его экзаменуя вопросами о знаках, так что Савка в конце концов не выдержал и стал ругаться.

– Ты мне скажи лучше, Аким, амо нам теперь, неприкаянным?! Одни посередь ворожьего краю! Ни денег, ни брашна, токмо кобылы две!