Высокий парень, говоривший по-русски по имени Бакан только махал рукой – дескать отдохните сначала с большой дороги.

Вскоре к ним вышел старший – чернодлинноволосый мужчина средних лет с умными глазами, похожий больше на индейца или мексиканца, чем на тунгуса. Его звали Бодул. Он общался с ними через Бакана – выяснилось, что кроме этого парня здесь никто не знает русского языка.

Разговор между тем с Бодулом шел странный – сначала был вежливый обмен вопросами – кто они, откуда, как обстоят дела в тех местах, откуда они пришли. Затем Филипп заговорил было о коротких путях к Шильску, но Бодул уклонялся от ответов на эти вопросы – он все махал рукой, говорил: отдыхайте, ешьте. Так они отдыхали, ели и пили до вечера, потом смотрели на танцы девушек с лентами под звуки бубнов, потом им показывали оленей и коней, потом рассматривали их пищали, потом снова ели – оленину и оладьи с черемуховым вареньем, потом староверы лежали на траве, стонали от переедания. Среди них также лежали две тунгусовские собаки.

Терпение Завадского таяло, и наконец когда уже совсем стемнело и только костры пускали искры в кромешную тьму, Филипп не выдержал и поймал Бодула, когда он выходил из чума, схватил за руку и тут же отпустил. Рядом как по команде возник Бакан.

– Бодул, мы благодарны тебе и твоим людям за радушный прием, но все же мы здесь по очень важному для нас делу. И мы готовы хорошо оплатить твою помощь.

Бакан перевел слова Филиппа. Бодул слушал склонив голову набок, потом вздохнул, посмотрел на Луну и тихо сказал что-то на своем языке.

Бакан перевел:

– Бодул не покажет вам таких путей.

– Не покажет? Но почему? Он что, их не знает?

Бодул улыбнулся, услышав переведенные слова Завадского и произнес три коротких предложения.

– Бодул Вачелан говорит, что такие пути он знает, но он не знает тебя, Филипп. – Перевел Бакан.

Завадский кивнул и разочарованно улыбнулся.

– Что же мне сделать, чтобы уважаемый Бодул узнал меня лучше?

Бакан перевел и озвучил многословный ответ Бодула:

– Мы простой народ и ценим простые вещи. Мы никуда спешим, потому что живем зде ни едину сотню лет и знаем, еже сия земля уважает терпеливых. Но ваш народ всегда торопится. Спешит захватить побольше. Вы пришли недавно и сразу же назначили себя зде хозяевами, заставили местных платить ясак, и сначала вели себя что дикари, хватали наших женщин… Конечно, и мы не оставались в долгу. Мой отец изрубил пальмой добрую дюжину казаков. Но времена давние. Мой народ сегодня помогает вашему. Егда ваш стольник Головин прибыл в Нерчинск договариваться о границах с Цинской империей, маньчжуры увидали, что вы слабы и нет смысла говорить, ежели все мочно решить силой в свою пользу. Они сожгли Албазин и окружили Нерчинск и только купившись на хитрость нашего князя Гантимура Катаная цины отступили. Вы заключили с ними невыгодный для себя договор, ин убо лучше такой договор, чем плен, смерть и унижение. И чем вы отплатили нам за помощь? Мой младший брат – аманат. Сидит в заточении в Кабанском остроге. Бакан тоже был аманатом (здесь Бакан переводивший слова Бодула о себе, смутился), поэтому он хорошо говорит по-русски. Вы цепляете на нас поводки. Да, силой можно добиться многого. Но у тебя, Филипп, ее нет.

Завадский поджал губы, исподлобья поглядел на Бодула.

– Ты прав, Бодул. Мы надеваем поводки, но чаще всего мы надеваем их на себя. Но Бог с ними, с этими народными распрями, времена меняются, а мы с тобой – простые люди, нам нечего делить и я не вижу причин, мешающих нам стать друзьями.

Бодул со скромной улыбкой выслушал перевод слов Филиппа и снова посмотрев на Луну, заговорил.

– Мне нравятся твои слова, но дружба – это поступки, а не слова, – озвучил банальную истину Бакан, переводивший ответ Бодула, – хочешь стать моим другом – вытащи из Кабанского острога моего брата и егда я дам тебе еже ты хочешь.

Филипп тяжело вздохнул.

В знойный предобеденный час, когда остроги наводняли просильцы, челобитники, мелкие купцы и земские целовальники, спешившие засветло решить свои дела, Завадский в сопровождении Филина и бывшего десятника из томской сотни Киприана Солодова миновал главные ворота Кабанского острога. Отчитавшись пропускному ярыжке о цели визита (с челобитным прошением о рыбном промысле в верховьях Селенги) Филипп, записавшийся в присутственной книге под именем Илимского купца Георгия Клунина, с позаимствованным у Акима вальяжным видом направился с напарниками к таможенной избе.

Щурясь от солнца, троица вертела головами, успевая подмечать разные детали. Кабанский острог оказался небольшим, имел классическую четырехугольную форму, без особенных укреплений. Четыре дозорные башни по углам и пятая большая над въездными воротами. Шестиметровый частокол, усиленный одинарными мостами изнутри, по которым от башни к башне ходили стрельцы, время от времени выглядывая в прорубленные оконца. В остроге, как положено – деревянная церковь, прямо у ворот справа, за нею – маленький воеводский двор (хотя вместо воеводы из Удинского острога был послан управлять приказчик некто Василий Балабин), несколько казенных изб: таможенная, приказная, съезжая и она же наполовину тюремная. Несколько стандартных амбаров. В целом было тесновато – из-за малой площади и обилия построек, внутренняя планировка походила на лабиринт, что Завадский посчитал неплохим знаком. Вероятно, острог ждала реконструкция, в противном случае рано или поздно этот деревянный «шанхай» сожрал бы пожар. Небольшая низкая избушка кубической формы с заколоченными оконцами располагалась возле северной угловой башни. Там, по словам Бодула содержали аманатов.

– Полмова караул, – сказал Солодов, скользя быстрым взглядом по мостам.

– По одному на башне? – спросил Филипп, не поворачивая головы.

– Ага. Острожка невеликая, служилых в мале. Вишь справа изба стрелецкая, четыре десятка, едва ли боле. Стал быть, по одному на башне, да на коегаждо мосту един пеши. Онамо идеж належит, туда и идет в усиление. Да паки людей надобно на разъезды да сборы ясачные. Боле просто нету.

Филипп скользнул взглядом по стрелецкой избе и оглянулся на ворота – они были высокими, выше даже частокола, увенчанные башней с вытянутым четырехгранным навершием. У избы с аманатами прохаживался скучающий стрелец с пищалью на плече и связкой ключей на поясе.

Зайдя в таможенную избу, троица натолкнулась на очередь из бородатых мужиков и каких-то мелких купцов, от которых разило рыбой. Все они поглядели на вошедших с любопытством.

Завадский осведомился у пропускного подьячего где тут подавать челобитные, им снисходительно указали на лавку у стены в конце очереди. Троица посидела на ней минут десять, а потом под предлогом вечеряния вышла на улицу, также неспешно продефилировала к воротам и покинула острог.

***

Ранним вечером того же дня Филипп собрал всех братьев и Бакана у поваленной сосны на опушке в двух верстах от острога. На широком пне лежала придавленная камешками бумага, на которой начертан был план Кабанского острога. Завадский настоял на участии хотя бы одного тунгуса, которого знает брат Бодула, чтобы тот сумел объяснить аманату, что они пришли его спасать, избежав тем самым лишних проблем. Бодул хотя и не желал никого посылать из своих, но вынужден был согласиться с этим аргументом, и отправил вместе с ними Бакана, который как оказалось был его племянником. Также, тунгусы дали им быстрых лошадей, веревок, гвоздей, топоров и еще всякой мелочи для дела.

План был простым, но все при деле, каждый озвучил свою роль трижды, затем сделали кое-какие нехитрые приготовления и в полночь выдвинулись к острогу.

К удивлению Завадского все братья и даже Бакан по какой-то неведомой причине умели очень достоверно имитировать уханье длиннохвостой неясыти и поскольку таких птиц было здесь много, то ее «крики» решено было использовались в качестве условных сигналов.

Подобравшись к острогу, братья присели, поглядели на неприступные стены за речкой. Из-за облака вышла круглая луна, и засверкала в Кабанке ломаным хрусталем.