– Найди дорогу, Антон! По такому лесу не поедут они наобум. Ясно зачем спешат – хотят успеть до темноты. Найди дорогу.

Антон вздохнул и стал кругами терпеливо обхаживать окрестности. Частенько останавливался, приседал. Наконец, поманил Завадского за собой.

Тьма совсем уже сгустилась над рощей. В стороне заухала неясыть. Опытный ходок Антон резво пошел вперед.

– Далече поле, онамо видно куды, – Антон указал на разрыв подлеска впереди. – К полночи будем, ино уж ничаво не узрим. Аки слепцы наощупь пойдем.

– Они ведь тоже.

Пройдя еще часа три, помимо усталости стало одолевать уныние. Не заблудятся ли они сами? Куда с такой настырностью он следует и тащит с собой Антона? И если найдут? Что им светит без оружия, как вызволить людей у разбойников вооруженных получше боевиков Вассиана? Повезло еще что с ним Антон, но и он уже тяжело дышит. У Завадского одеревенели ноги, ступни истерлись в кровь.

Присели отдохнуть во тьме. Сил не было говорить. Около часу назад напились в ручье, да снова мучала жажда. Лес готовился к осеннему молчанию. Птицы улетали на юг. Певцов ночных не слыхать, зато то и дело трещала ветка то там, то здесь кто-то шумел, дышал, хрипел, топотал, и Завадскому все казалось, что это медведь или волчья стая крадется, но Антон всякий раз успокаивал пояснениями: то косулька в трех верстах спину о древо трет, то лисы кувыркаются, то ежи бегут, а то сова с ветки на ветку скачет.

Снова пошли. Завадский старался не терять из виду черный силуэт. Минут через двадцать он врезался в напряженную холодную от пота спину Антона.

– Слыхаешь? – тревожно прошептал Антон.

– Что? Медведь?

– Хуже, братец. Человек кричит.

– Не слышу.

Антон схватил его за плечо, повернул на пол-оборота.

– Все равно не слышу.

Антон повел его за собой сквозь заросли и вскоре Завадский стал различать смех, потом голоса, а обойдя сельгу увидал яркий вдали огонек. Костер!

Подкрадывались около часа. Антон вел по «бесшумным лабиринтам». В конце концов подвел его к какому-то холму, перед этим проведя по овражку, заросшему крапивой. Причем крапива жгла как-то особенно немилосердно. Видать раньше и растения злее были. На холме же царапали лицо какие-то колючки. Завадский сердился, но забравшись на вершину понял зачем его тащил сюда Антон. Лагерь разбойников отсюда – как на ладони.

Он увидел небольшой расчищенный пятачок, в основании которого меж соснами сооружена у них была землянка, прикрытая ветками, вход щетинился рогатинами – видимо от зверей. Значит схрон у них здесь. Разбойников на виду – пятеро, но могло быть и больше. В суматохе Завадский не помнил сколько их было во время нападения. Двое жарили большие куски баранины на костре. Трое занимались каким-то странным делом – держа друг друга за талии прыгали вокруг костра, исступленно раскачиваясь. Издали напоминало это танцевание ламбады в наркотическом угаре. Завадский привыкший было к незнакомым открытиям прошлого, снова удивился.

– Что они делают?

– Дурью маются, – буднично ответил Антон и Завадскому показалось, что он услышал голос современника.

У деревьев стояли привязанными кони и две их телеги. Пленники лежали на них ничком в странных позах – со стянутыми к спине руками и ногами.

Все лежали без движения, как неживые.

Страшный разбойник с вырванными ноздрями подошел к телеге и приподнял за волосы голову ближайшего пленника. Несмотря на израненное и замазанное кровью лицо, Завадский узнал Данилу.

– Так вы, стало быть, казеники? – спросил он как будто с интересом.

– Раскольщиками… нас кличут. – Ответил Данила, едва ворочая языком.

– Ин печати убеленные имеешь?

– Чаво?

Разбойник ударил Данилу в лицо.

– Разом видать оне себе еще и ум оскопляют. – Весело сказал разбойник и чуть понизив голос спросил. – Сказывай, на лошади ты какой пегой али белой?

– Прости, не ведаю, про что толкуешь. – выплюнул Данила кровь.

– Во дурень! Сице, говорю, вы тоже ето, уды отсекаете себе дабы черт не искушал?

Данила округлил глаза.

– Побойся Бога!

– Стал быть нечист? Поправим! Тишка, тащи стамеску!

Разбойники захохотали и один из них, коренастый побежал в землянку.

– Ты чего? – перепугался Данила. – Помилуйте, братцы!

– Какой же я тебе братец, я разбойник, дьяками клейменный, попами сеченный, грязная душа. А ты у нас чистый агнец божий, а паче станешь ангелом земным. Негоже святому хлысту с ключами ада по миру таскаться.

– Харя, кровью же истечет, пропадет товар. – Подал кто-то голос.

– Не истечет, кочергу накали, прижгем!

Разбойники сбросили Данилу с телеги, потащили к костру. Он дергался, упирался, усиливая хохот разбойников. Другие связанные в неудобных позах пленники тоже пришли в беспокойство.

– Рви ему порты! – крикнул ладный разбойник в выцветшем бешмете и сапогах, которые прежде носил Филин.

– Горазд ты указывать, Асташка. Поди удержи – лягается аки бык.

– Чичас обрежем – успокоится.

Огонь костра плясал в бородатых лицах, удлинял их, делал страшными.

Завадский, наблюдая за всем этим с холма, лихорадочно соображал, но в голове – ничего, только недавнее прошлое. Думалось тяжело, а время шло. Сейчас изувечат Данилу. Антон молча хлопал глазами, сжимая отточенную корягу. Бежать с кольями на шестерых разбойников, вооруженных саблями и топорами – самоубийство, а то и хуже – занять место Данилы. Новый голос приказывал ждать, но ждать он не мог, продолжал лихорадочно терзать ум. Вдруг мысль пришла.

– Ты по-медвежьи реветь умеешь? – толкнул Завадский Антона в бок.

– А то!

– Ну-ка реви!

Антон поглядел неуверенно на Завадского, затем чуть приподнялся, откашлялся, и свернув набок губы, утробно заревел. Сначала негромко и неуверенно, как будто спросонья, а потом - надо отдать должное, заревел пострашнее даже встреченного ими сегодня медведя.

Утробное «у-у-у» катилось по лесу. Где-то забеспокоилась сова, заухала. Несколько крыльев зашуршали в темноте.

Разбойники притихли, оборотились к лесу, присели, обнажив сабли. Тот, кого звали Харей, уставил на лес внушительный черный палаш.

– Недалече бродит. – Сказал коренастый.

– На огонь не пойдет.

Разбойники посидели, но вскоре вернулись к истязанию Данилы, правда без прежнего задора – нет-нет, да и обернется кто-нибудь.

Антон сполз поближе и заревел погромче и пострашнее.

Разбойники снова обернулись, замерли как мартышки.

– Зело свирепо лает, мохнатый черт! А кровь учует – взбеленится.

– Медведица то, медвежонков утеряла. Ненадобно ей.

– Всяко ненадобно, Тимоха, ендова и тово, такой зверь одной лапой разорвет, а второй прихлопнет. Карауль теперь!

– Сам карауль.

– Сарынь, братва! Назавтра затемно в путь. Айда в землянку, а хлыстов раскидай против рогатин. Пущай их дерет ежели что. В караул пары. Тимоха и Бирюк ступайте до полночи!

Разбойники перевязали лошадей, растащили связанных Потеху, Филина и Данилу, выложив их тела полукругом перед входом в землянку, после чего похватали средневекового шашлыка и спрятались в землянке. У входа остались только двое разбойников на бревне.

Караульные ели, переговаривались. Это на руку. Завадский уже придумал план, теперь надо было только ждать. Дважды выходили разбойники из землянки справлять нужду, но Завадский с Антоном терпеливо ждали.

Им, как в задачке про колпаки и мудрецов требовалось, чтобы выходил только один из двух нужных. Просидели час, затем два. Завадский уже испугался, что сменится караул и придется менять план, но тут коренастый разбойник встал с бревна и осторожно озираясь сошел в лес.

Антон с Завадским были наготове. Оба держали камни. Да только Завадский поняв, что всерьез надо будет садануть этим камне по голове, хотя бы и разбойника, почувствовал, что из рук будто уходит сила. Но подсобил Антон – тот и двигался бесшумнее. Благо распознали от разбойников вдругорядь ходивших, отхожее место. Едва разбойник начал расстегивать кафтан, подкравшийся Антон засадил ему камнем по башке, так что шапка слетела. Разбойник повалился на бок. Стащили с него кафтан, сапоги, шапку забрали и саблю. Во все облачился Завадский. В нехитром расчете было проделать тот же трюк с караульным у землянки, в надежде, что не разберет в полутьме, что не товарищ в его одежде. Беда была только в том, что и Завадский, и Антон на порядок выше коренастого.