– Как наш уговор? – спросил Юншэнь.

Глядя на него, Филипп снова поразился молодости этого парня – ему как будто не было еще и двадцати, но держался он очень царственно – плечи расправлены, руки сцеплены на животе. Лицо его выражало доброжелательность, но при этом спокойную величественную уверенность, кратно отраженную в многочисленной свите, напряженно глядевшей на него в ожидании поручений.

– Три тонны, – сказал Филипп, указав на свой обоз, – первые шесть подвод.

Он крикнул охранникам, чтобы убрали рогожи. Юншэнь едва заметно кому-то кивнул и тотчас десять китайцев бросились смотреть.

– Рад слышать. – Юншэнь вытянул руку в сторону шатров, где покоились шелка, мешки и ящики с серебром.

Филипп кивнул Акиму и тот с помощником отправился проверять.

– Приятно иметь дело с людьми, овые научены держать свое слово, – сказал Юншюнь через переводчика.

– Взаимно.

– Пройдемся? – предложил китаец.

Филипп согласился, и они неспешно двинулись вдоль речки. За ними шел только переводчик и несколько охранников в отдалении.

– Ты позаботился о своем влиянии на границе? – спросил Юншэнь.

– Этот вопрос решен наполовину, остальное будут решено до конца года.

– Нашего или вашего года?

Филипп взглянул на китайца, тот шел легко – будто плыл, заложив руки за спину, глядя под ноги. На лице его застыла полуулыбка.

– Не сочти за наглость, Филипп, – сказал он, словно ощутив немой укор в молчаливом взгляде Завадского, – мне, яко и тебе все равно с кем вести дела, но раз уж мы нашли общий язык и обрели зачатки взаимного доверия, не худо бы дорожить нашим совсельным товариществом.

– Я понимаю, Юншэнь, но дело еще и в том, что от коммерческого успеха нашего союза напрямую зависит и рост влияния в наших странах.

Юншэнь величественно кивнул.

– И в этой связи я хочу спросить тебя – насколько ты уверен в своих силах?

Настал черед китайца бросить удивленный взгляд на Завадского.

– Я не хочу, чтобы меня неправильно поняли, – пояснил Филипп, – по обе стороны нам предстоит столкнуться с теми, кто попытается получить свои куски пирога.

– Наша семья готова к любым событиям.

– Я не сомневаюсь, Юншэнь, во влиятельности твоей семьи. Я говорю о другом. Я говорю о том, как опасно недооценивать скорость перемен, когда имеешь дело с таким товаром.

Китаец остановился, внимательно посмотрел на Филиппа.

– Еже ты предлагаешь?

– Ты готов взять больше товара?

Юншэнь нахмурился, повернул голову к обозу, с которого китайцы переносили мешки с опиумом.

– Сколько?

– Столько же.

Юншэнь задумался.

– Еще три тонны? Здесь?

– Неподалеку.

Китаец думал несколько секунд, а потом улыбнулся.

– А ты хитер, братец. С тобой надобе держать ухо востро.

– Надеюсь, ты не расцениваешь, это как что-то похожее на давление. Я в любом случае готов ждать, но ты подумай, риск минимален, ты ведь сам это видел, зато мы получим сильное преимущество перед конкурентами не только в доходах, но и во времени.

Юншэнь изогнул бровь и покачал головой. Они пошли в обратную сторону. Филипп терпеливо ждал ответа.

– Давай поступим так, – сказал Юншэнь через минуту раздумий, – подожди месяц, я посмотрю, яко пойдут продажи. И ежели ход их покажется нам обнадеживающим, я пошлю к тебе гонца, и ты привезешь мне паки три тонны. Идет?

– Конечно.

– Ты и впрямь торопишься, Филипп. В нашей стране так не принято, но возможно в данном случае ты прав.

– Понимаешь, Юншэнь, я вижу будущее так как будто оно уже было. Считай это метафорой. Рано или поздно на горизонте появятся те, кому не ведомо взаимное уважение, кто привык решать вопросы с позиции силы. Они не станут ни с кем договариваться, они приплывут в твою страну с востока и юга на своих линкорах и военных кораблях со множеством пушек и попытаются навязать свои правила. Рано или поздно. И есть лишь один способ противостоять им, понимаешь?

Юншэнь долго смотрел на Филиппа, а потом ничего не говоря направился к стоянке. Филипп двинулся за ним. Неслышные охранники как тени ступали за ними.

Они уже почти дошли до обозов, как Юншэнь вдруг остановился.

– Да, чуть не позабыл сказать тебе, Филипп. Зде… давеча в Урге трое русских купцов пытались торговати товаром…

– Опиумом? – насторожился Завадский.

– Им самым, – кивнул китаец, – товаришко дрянной, будто сухое конское лайно.

– И как?

– Да сказывают торговля у них шла довольно худо. А вернее и вовсе не шла.

– Не шла? С ними что-то случилось?

– С ними? Не-е-ет. О чем ты? Просто никто не покупал их товара. Хотя они предлагали его почти даром. Нашелся токмо один монгол, который купил у них полфунта, а через день кто-то подвесил его выпотрошенный труп за ребра перед их постоялым двором. Наше государство гостеприимно, но имей в виду, Филипп, семья Чжуан контролирует не всю империю Цин.

Завадский изучающе смотрел на Юншэня, тот все также дружелюбно-величественно глядел в ответ.

– Спасибо, – произнес Филипп, гася вспышку гнева улыбкой.

– Надеюсь, ты не расцениваешь, это как что-то похожее на давление. – Улыбнулся китаец. – Пойдем выпьем чаю. Я привез специально для тебя особый золотой улун.

Тунгусов братья встретили на поляне перед валунным лабиринтом. Бакан только раздал лучшим своим воинам мушкеты и пищали, переданные ему Филиппом в качестве частичной оплаты услуг, и они теперь как бедные дети, получившие дорогие игрушки с благоговейной бережностью гладили по ними пальцами. Тунгусы вообще любили оружие, но потусторонняя смертоносность ружей их по-настоящему завораживала и, хотя Завадский сомневался, что они скоро станут владеть ими виртуознее, чем владеют своими пальмами и луками.

Увидев Филиппа, Бакан смутился диким поведением своих людей и приказал им спрятать ружья.

– Годе прошло, брат? – спросил он, кивая на выезжающий обоз.

– Этот мир будет нашим, брат. – Завадский был в прекрасном расположении духа. Кроме того, в нем появилась какая-то ненаблюдаемая прежде вальяжность.

Простодушное лицо Бакана просияло – как и все поддавшиеся влиянию Филиппа, но искренне верил ему.

Завадский обнял тунгуса и повел подальше от лишних ушей.

– Но нам предстоит еще поработать.

– Конечно, Филипп… Ты убо алкаешь поведать о некоем деянии?

– Да, есть одно небольшое дельце для тебя.

– Слушаю.

– Юншэнь поведал, что на прошлой неделе в Урге три русских купца торговали тем же товаром.

– Опиумом? – удивился Бакан. – Стало быть сведали?

– Я догадываюсь чьих рук это дело, но суть не в этом. В общем… найди их.

– Сыщу, брат… ин еже егда с ними сделати?

– Сделай так, чтобы тот, кто послал их, больше не совершал таких ошибок.

Бакан задумался на пару секунду, а потом понимающе кивнул.

– Вот и славно, брат! – Филипп похлопал тунгуса по плечу. – Пойдем, выберешь товара на свою долю.

***

Шильские перекупщики братья Чекушниковы тридцати и двадцати шести лет, а также их дальний родственник Федот Вареньев неопределённого возраста не спешили в Нерчинск – засев на богатом постоялом дворе неподалеку от Верхнеудинска, они третий день пьянствовали, позабыв, о том, что их дожидаются влиятельные люди. Купцами они числились только по местническому происхождению, на деле же просто посажены были на синекурские должности в разветвленной купеческой сети своих богатых отцов и дядей, каким-то образом связанных со Строгановыми. Настоящая причина их задержки заключалась не в огненной воде и не в природной беспечности. Главной причиной был дрянной опиум, который они раздобыли тем же способом, что и Завадский свою первую партию – то есть забрали у пленных киргизов. На нем же они теперь плотно сидели.

Курить они начали еще на пути в Ургу и к моменту прибытия их уже нисколько не заботило и не смущало отсутствие покупателей. Торговлю за них пытался вести приказчик Аверьян – толковый малый из мужиков. Он-то и продал монголу полфунта товара. Со скамьи из соседней коморы за сделкой наблюдал старший Чекушников, который лежал на лавке в абсолютно голом виде и спустя час божился брату и Вареньеву, что у монгола были на голове козлиные рога. Аверьян же утверждал, что рогов не было, а был только рисунок змеи на шее, сделанный с помощью игл и пороха.