Все же высвободился от рукастых солдат неугомонный вятский Ванятка:

—

А почто наши, русские, таковое злобство допустили?

—

А оттого допустили, что началась между русскими замятия, волею князей, резня началась за земли, за людин — пахарей да скотоводов. В той замятие, парень, было, поверь, не до азбуки… И не до письмен. Крови пролилось — страх… Своей крови, не поляцкой…

—

Эхма! — Вскрикнул вятский и, закрывшись руками, повалился в траву…

Тишина встала возле костра. Князь Артем Владимирыч поразился многомудрию старика. Здесь-то, в землях неведомых, то многомудрие было в пользу, а вот в Петербурге не сносить бы старцу головы. И дня — не сносить.

Вятский Ванятка вдруг резко сел:

—

Слышь, старец Вещун, а все же получается, если без докончальной поповщины — хороша сказка про медведя, так?

—

Хороша… — осторожно протянул Вещун.

—

Нет, теперь и правда — хороша сказка! Пришли мы медведем и — плюх посреди мышиных да лисьих земель! Те зверята и разбежались! А земли стали — наши! Молодец, Вещун! Правдиво нас учишь!

Подал голос и молодой артиллерист:

—

Тебе, Ванятка, этих малых зверей не жалко? Куда им, бедным, бежать?

—

Земля большая! — нахраписто отозвался вятский. — И теремков на ей много. Пусть к ним бегут и на те теремки садятся!

—

А ежели в тех теремках — тигры али рыси? — тоже завелся артиллерист.

Снова стала назревать небольшая кулачная расправа в кругу.

Князь Артем Владимирыч решил ее погасить, понимаючи, что Вещун людей собрал у костра не за дракой.

—

Вещун! — громко позвал князь. — Ты же галльскую сказку о красной шапочке знать должон?

Вещун помолчал. В его светлых глазах сверкали огоньки костра. Подумал, потом сдержанно кивнул князю.

—

Вот и объясни людям, жалко или не жалко тех зверей, на коих наш медведь свое гузно пристроил! — распорядительным тоном сказал Артем Владимирыч.

Взяв от кого-то, в темноте невидимого, теплую кружку взвара, Артем Владимирыч отправился к себе на лежак, приспособленный под телегой. Собрался выпить горьковатую, приятно пахнувшую настойку трав, да вдруг отчетливо вспомнил, кто ему передал кружку с напитком.

Гербертов передал!

Артем Вадимирыч махом опростал кружку на тележное колесо. Лег, повернулся на правый бок, толкнул Егера, чтобы не храпел, и быстро заснул.

—

Давай сказывай про красную шапочку! — требовали солдаты у Вещуна.

—

Не могу понять, как это княже мог вам позволить услышать про сие непотребное действо, — сокрушался старик.

—

Давай рассказывай, — махнув остальным солдатам пудовым кулаком для тишины, потребовал вятский. — Мы такой сказки не слыхали ни от дедов, ни от прадедов!

—

И не услышите! — проворчал Вещун, — ибо сказка сия не русская, а подло сочинена как раз в галльской, сиречь — в католической, не Православной земле!

—

Тем паче — давай говори! — озлился Вятский. — Ворога надобно знать в лицо! Разве нет?

—

Ладно… — как бы в неохотку согласился Вещун. — Вы здесь, в Сибири, малость уже пожили, много чего наслушались о нравах и обычаях здешних инородцев…

—

Про галлов давай! — Подсунулся вятский к огню.

—

Галлы, возможно, тоже до христианской поры имели странные обряды и обычаи, — продолжал старик, — а опосля решили их сокрыть, как подлые греки сокрыли от вас, люди, истинное сказание о медведе и теремке. Ладно… Им еще отмстится… Говорю о галлах. Вот у галлов, стало быть, жила девочка со своей матерью. В лесу. А на другом конце леса — жила бабушка девочки. Однажды мать напекла пирогов, надела на голову девочки красную шапочку и отправила ее с гостинцем — с пирогами — к бабушке. За девочкой в красной шапочке увязался волк, первым прибежал к избушке бабушки, съел бабушку, а потом съел и девочку в красной шапочке. Но тут случайно пришли охотники с ружьями, убили волка, распороли ему брюхо, и выскочили оттуда живые и невредимые и бабушка, и внучка.

—

И — все? Вся сказка? — удивился вятский Ванятка.

—

Вся, — подтвердил Вещун. — Так написано в ихних, французских книжках.

—

Вот добросери — эти галлы! — покрутил головой вятский. — Ни интересу в сказке, ни страху. Так, смех сблажной. Давай, старик, расскажи-ка нам лучше русскую сказку. Да растолкуй ее нам, как положено! Как про медведя.

Народ у костра зашумел — мол, да, хорошо бы послушать русскую сказку.

—

А почему тогда князь велел вам услышать про красную шапочку? — недобро колыхнул бородой Вещун. — Князя ослушаться мне невместно!

—

А чего там еще слушать? — спросили из темноты. Спросили с тревогой. Вещун узнал по голосу личность Гербергова и с удовольствием ответил:

—

А то слушать, что на самом деле это есть описание древнего обряда — убийства детьми своих престарелых родителей! — врезал в упавшую тишину рассказчик. — По этой, так красиво замазанной монахами Папы Римского сказке, на самом деле выходит вот какая правдивая история. Когда родители галлов или других подлых народов не могли больше добывать еду и кормиться сами, их дети готовили старикам — отцу с матерью — вкусную пищу и посылали самого младшего ребенка отнести эту пищу в дом родителей. Ребенку надевали на голову красную шапочку. И старики сразу понимали, что вечером придут к ним их дети и лишат стариков жизни…

—

Как? — спросил сипло вятский, — как — лишат? Убьют — стариков?

Тут вмешался в разговор Баальник.

—

Задушат, — обыденно сообщил он. — Поживете, ребятушки, в Сибири — все доподлинно проведаете… Здесь у местных народов до сих пор такой обычай… Убивают стариков-то… Но это не со зла. От скудости жизни и пропитания. От голода. Простить сии народы нам надобно. По душе их…

—

Нет, — продолжал горячиться вятский, — теперь мне не надо молитвы читать, если я на эту землю пришел! Я сначала должен здесь свой закон установить, православный и праведный, а уж потом — здесь жить!

Сказал и рухнул в глубокий сон.

Вещун сделал тихий знак Баальнику. Половина солдат уже спала умягчающим травным сном. Вторая половина со сном боролась, слыша где-то человечьи голоса.

Оба старика тихо пошли от костра, в темень, поддерживая один другого на неровностях земли.

На следующий день вышло так, как и предсказывал князь Гарусов.

Второй колодец стали рыть на самом скате верхушки кургана. В землю ушло двенадцать венцов лиственного сруба, и сруб тот ближним своим краем лег на край гранитной плиты. Расчет по планту оказался верным — центр кургана перекрыт сплошной гранитной плитой. А то, на чем плита держалась, раскрылось быстро. Два копальщика, вынимая подсрубную землю, уже через четверть часа очистили три ряда стены из кладочного камня. Камни были навроде больших тесаных кирпичей.

Потом земля со стороны края кургана стала медленно и жутко наполнять покосившийся в нижних венцах сруб, из которого с силой вылетели из пазов бревна и разверзлись широкие щели.

Копальщики заорали.

Не медля, князь приказал опустить в колодезь еще двоих солдат, самых крепких. За ними опустили толстые ломы. Мерно подвывая, солдаты вчетвером сдвинули венцы сруба, легшие на край гранитной плиты. Теперь колодец покосился и встал мимо гранита. Опасно потрескивало дерево. Но при копке вглубь, хоть и косо, сруб пошел вниз.

Копать внизу теперь велено было по одному человеку. Кроме бадьи, в колодезь опустили веревку с узлами и петлей на конце. Копальщика за ту петлю вязали под мышками. На всякий случай. По узлам легче было выбираться в случае завала. Али вытянуть труп для христианского погребения. Сего порядка добился монах Олекса.