—

Откуда же кости? — спросил, чтобы спросить, князь. — Точно — человечьи, а не Зверевы были кости?

—

Человечьи кости… крест перед тобой кладу… Такое было, княже, на некоих заводах Баба Демид. Я сразу понял, что я увидел в тех подозерных пещерах… Баба Демид, того ты, поди, не знавал, когда ему царская комиссия ревизией грозила, тоже свои тайные подземные рудники топил. Благо — воды хватало. Топил вместе с работным людом. И я, так было, кости тех работных самолично под Алтайскими горами видал. Нынешний Демид — не в отца пошел. Обращение знает с рабочей скотинкой…

Артем Владимирыч понял, что Корней Иваныч именно с этого места своего рассказа начал густо разбавлять правду вымыслом. Про порог, про каменных идолов с мечами… Такое в любой русской деревне услышишь… Другое дело, что колыван точно описал, что у стражей порога были леопардовые лики и накидки из шкур леопардов. Эти знания — тайна, и не каждому даны… Только в Египте можно такие статуи видеть, да в Египте, поди, колыван и не бывал… А в Библии, ежели Корней Иваныч чел ту Библию, про то, как выглядели стражи нетеру, не описано. Тоже — со страху. Как не описаны и те, кто с огненными мечами стал у ворот Бха-Гон, у ворот Рая, когда оттуда Бог Ану прогнал Адама и Еву… Нетеру там стояли, в леопардовых накидках… С огненными мечами… сурской ковки…

—

Ну а спасение к тебе — как пришло? — поинтересовался Артем Владимирыч.

—

А просто пришло… Хлынула вдруг вода, да не ручеек какой. А прямо море воды! И меня как понесло… как понесло… Побило о камни, и очутился я под небом нашим… уже в озере, не в пещере… Низкий мой поклон Егеру: кинул мне вервие — самому бы век не выплыть на берег…

—

Больше сказать про пещеру нечего? — спросил, приподымаясь, Артем Владимирыч. — Грех Демида, про который ты упомянул, — его грех, да и рассвет вон уже намечается…

Корней Иваныч подниматься вослед князю не стал. Расчетливо допил из фляги, отложил ее в сторону и трезво и четко спросил:

—

Как же — сказать нечего? Когда я столь много пещерного золота наверх поднял?!

—

От того золота свою порцию поимеешь, — сухо ответил князь. — Может, спать наладимся?

Корней Иваныч неотрывно смотрел в лицо князя, стараясь попасть взглядом прямо в зрак. Глухо произнес:

—

Не все еще сказано, княже. Я, поднявшись на поверхность, сказал, что почти все золото вынул наверх. А на самом деле, одну, почитай, песчинку с этой вот горсти, — кузнец зацепил ладонью горсть прибрежного песка, — одну песчинку и явил под очи твои да под очи иноземца клятого… От того богатства, что там сокрыто, — кузнец отшвырнул горсть песка с ладони. — До того, как здесь с тобой идти перешептываться, я с Вещуном парой слов перекинулся…

—

Ну и что сей шебутной старик тебе посоветовал? — весело, но криво-весело спросил князь, левым локтем нащупывая рукоять пистоля за обрезом душегрейки.

—

Посоветовал тебе не открываться. Мол, тое золото и серебро, да и другое что, о чем я тебе покудова и не баял, принадлежит навечно богам. А не людям. И трогать то богатство дозволения свыше — нет. А тронешь — беда придет. Погибель.

Корней Иваныч замолк, снова уставился в глаза князя.

Взгляд колывана Артем Владимирыч выдержал. Уже догадался он, что дальше последует, посему и держал себя как бы в железах.

—

Конечно, старик Вещун — он старой веры, умирающей, стало быть… Есть у нас… — прокашлялся Корней Иваныч, — люди верные… не воры, не тати, а душой свободные люди. Душой. И есть у нас задумка одна… Ты ее поймешь, княже?

—

Пойму! — улыбаясь, откликнулся Артем Владимирыч.

—

Я ведь там, в пещере, тогда так механизм рычагом заглушил, чтобы он ту дыру, куда мы спускались и откель подымались, бадьей своей заткнул. Но знаю я один способ, как сызнова, но уже — со дна озера попасть в тую пещеру и механизм тот закрутить… И тем доступ к золоту поиметь…

—

А потом — что? — все еще улыбаясь, спросил князь.

—

А потом… потом соберем мы с тобой ватагу верных людей, как в былое сотворил Стенька Разин… людей, коим царствие сие надоело, коим свобода нужна, купим корабли да уплывем… хоть вон… в Америку…

—

А там? В Америках? Землю воевать? Людей резать?

—

Пошто воевать? Пошто резать? Купим себе землю от Акиана до Акиана… Назовем ту землю новым русским царством, а тебя на то царство — изберем царем… Как положено — в соборе возгласим. А хошь — так королем?

—

Какая разница? — спросил колывана Артем Владимирыч, думая уже про свое.

Корней Иваныч тоже думал про свое, когда следил за правой рукой князя, что полезла по левую подмышку. Под полой своей стеганки левой рукой кузнец ухватился за рукоять короткого, но острого косаря, каким рубят мясо.

Князь же вытащил из проймы платок, высморкался в него, прогундев:

—

Простыл я тут, с тобой секретничая. Хоть бы и правда, секрет какой был, а так… сказки… — сунул платок назад, руку вытянул уже с пистолем и с шага расстоянием — саданул с двух стволов прямо в переносицу Корнея Иваныча.

Голова колывана разлетелась, забрызгав кровью и князя.

—

Стенька Разин… ишь ты! — пробормотал Артем Владимирыч, вставая и откидывая сапогом сверкнувший в рассветном солнышке косарь. Перешагнул безголовое тело и прямо так, с пистолем в руке, зашагал к лагерю, всполошенному нечаянным выстрелом от озера.

Навстречу князю бежал Егер с десятком солдат. За ними, увидел князь, виновато и грузно бежал инок Олекса. Увидев грозящий именно ему кулак князя, инок Олекса повернул назад. Обрядового моления, понял он, не требовалось.

—

Иди там, у озера приберись, — приказал князь Егеру. А солдатам подтвердил то страшное, что они и подумали:

—

Колыван наш порешил меня прирезать, забрать царицыны бумаги на мое имя да податься на китайскую сторону… — тут повысил голос, — и всем нам за измену Императрица наша головы одним бы топором срубила! Палач — не плотник! У него топор в работе мало изнашивается, а потому и остер!

Солдаты благоразумно хохотнули дурной шутке и побежали за Егером к теплому, безголовому телу предателя.

—

Разве наша орава может незаметно пристроиться на голом месте, — сплюнул Егер, — когда окрест даже люди шастают? Будто сход какой отзвенел! — и зло растер плевок.

Отряд встал на изрезанном в каменные ломти плато меж рек Джида и Селенга, уйдя на три версты в сторону от накатанной купцами чайной дороги к Кяхте.

—

Кяхта там, — показал рукой есаул Олейников. Утер бороду, зачем-то подумал. Повернулся влево и той же рукой снова показал: — А там — Байкал, чутка правее — наша станица Заиграево. Родина, значит, наша, семейских казаков. Верст четыреста скакать в сторону Байкала. Близко.

—

А сколько же будет ехать до города Кяхта? — в упор спросил есаула Колонелло.

—

Селенгу перейти монгольским бродом и будет день пути. Ерунда…

—

Так пошли! — выкрикнул ученый посланник молчавшему князю.

Артем Владимирыч вздохнул. Этот орала с каждым днем становился все нетерпеливей. Шлея ему под хвост попала? Или же точно — тут конец пути? Полный конец? Надо бы сейчас вот так тихо притулиться, пару дней посидеть, подумать. Над чем думать — было. Только Егер прав: больно людное и видное здесь место. Вон, в паре верст отсель — опять скачут всадники. Резво скачут. А кто таковы будут? И куда торопятся? И сколько же их в окрестных горах?

—

Так пошли! — снова громко встряс воздух Колонелло, — чего нам бояться? Нас же ждут!

Да, действительно, идти надо, думал Артем Владимирыч, хотя ждут не нас. Не русский военный отряд. Тут ученый посланник соврал. Про себя не соврал, конечно. Его-то и ждут, растопырив руки. Чтобы не упустить двадцать восемь возов невиданного богатства… Да вот, Колонелло, не в коня корм!.. Князь злобно тряхнул головой. Проходивший мимо солдатик отскочил и кинулся бегом… Реку Селенгу надо перейти. Больше двигать некуда. А там, за рекой, ежели подняться чутка вверх, на высоты, как сказывал есаул Олейников, есть тихое, затинное место Уч Сак — зимовка пастухов местного контайши. Низина там, а из нее выходят три дороги — сакмы. Не мешок, а если и мешок, то дырявый, выбраться будет легко, ежели приспичит…