Сунь-генерал - бэйский полководец Сунь Цзы-чжун, бывший одновременно представителем одной из знатнейших фамилий этого царства.

С соседями-царствами... - имеются в виду царства Сун, Чэнь и Цай, с которыми бэйский князь Чжоу-юй пытался заключить союз для совместной борьбы против чжоуского правящего дома.

Тысячи войн велись в той пустыне, и тысячи военных достижений строились на человеческих костях. Некоторые люди с любовью и гордостью вспоминают битву за Лоулань [5] и упорство, что не позволило воинам вернуться домой без победы. Однако большинство вечерами все еще предпочтет поэмы вроде «Плакучей ивы», где весна никогда не заканчивается, а тоска остается такой же пронзительной. Это значит, что даже в пустыне, где огромная армия с золотыми копьями и лошадьми в доспехах несется вперед, где бьют барабаны и ржут кони, всегда есть человек, что будет тоскливо смотреть в сторону родного дома и наблюдать за людьми вокруг, которые один за другим уйдут в бой утром и не вернутся после заката. Этот человек будет лелеять мысли о родине в своем сердце, а затем, вероятно, умрет.

[5] Лоулань – впервые описан в древнейшем китайском географическом и мифологическом каталоге — «Каноне гор и морей». Располагался в Синьцзяне, недалеко от границ с Тибетом, и во многих китайских преданиях считался страной мудрецов и бессмертных. О Лоулане рассказывали как о чудесном, необычном царстве, где царит справедливость и мудрость, где дадут приют усталому путнику. К нему стремились караванные торговцы и путешественники во время своих тяжелых странствий через засушливые пустыни и полупустыни Такламакана. Подробнее.

У Си не ожидал, что Цзин Ци заговорит об этом, и некоторое время не реагировал, в оцепенении слушая его.

– «Ты жив или мертв — все от дома вдали,

Прощальное слово жене посылаю.

Мы, за руки взявшись, когда-то с ней шли,

Дожить до седин дружной парой мечтали» – эти слова сказаны не генералом, что преуспел в великих начинаниях, и не императором, что может убить миллионы в секунду гнева, а обычным солдатом, – со вздохом продолжил Цзин Ци. – Он был обречен не иметь выдающихся способностей и желал лишь провести обычную спокойную жизнь со своей просто одетой женой: ждать, пока ее красота выцветет, юность сменится старостью, и она умрет от смертельной болезни. После этого он нашел бы местечко глубиной в три чи [6] на родовом кладбище, чтобы их могли положить там вдвоем и они увиделись в следующей жизни, если суждено. Если же нет…

[6]  Чи – китайская мера длины, примерно равная 33,33 см. Соответственно, три чи примерно равны одному метру.

Внезапно он замолк. Прошло немало времени, прежде чем он снова заговорил:

– Когда страна процветает, простой народ страдает. Когда страна проигрывает в сражениях, простой народ страдает. Я не должен говорить этого, но я спрошу у тебя, шаман, что ты будешь делать, вернувшись в Наньцзян?

У Си увидел, как обычно беспечное выражение на его лице вдруг стало совершенно серьезным и что-то необъяснимо глубокое появилось во взгляде. В это мгновение он почувствовал, что его и близкого ему человека разделило расстояние, равное пути от Наньцзяна до столицы. На душе у него стало скверно, а глаза в тот же миг потускнели.

– …Я понял, что ты имеешь в виду.

Если ты защищаешься от меня в душе, так почему же добр ко мне?

Цзин Ци привык следить за выражением лица и языком тела других людей. Окинув У Си взглядом, он понял, что тот сейчас где-то в своих мыслях, поэтому замолчал. Сев напротив, он наполнил обе пиалы травяным чаем. Переплетя пальцы, он положил их на стол, а затем выдохнул и сказал:

– Как ты относишься к наследному принцу?

У Си был изумлен настолько, что немного закашлялся.

– Он не плохой. Ты не стал бы делать все это, если бы был уверен в обратном.

Цзин Ци улыбнулся.

– Тем не менее я его боюсь. Положение Его Высочества наследного принца при дворе самое сложное и шаткое, и ему нравится сбегать сюда, потому что здесь гораздо спокойней. Но по правде говоря, я не осмеливаюсь разговаривать с ним слишком много, чтобы не раздражать его.

У Си нахмурил брови. Он был уверен, Цзин Ци не знал чувства страха, ведь тот не проявлял никакой реакции даже на самых ужасных ядовитых существ, проживающих в его поместье, и к тому же мог беззаботно смеяться и разговаривать с кем угодно. Ранее ему казалось, что этот парень вообще ничего не воспринимает всерьез. Уже после он понял, как тяжело это дается Цзин Ци, и испытал сильную жалость в сердце, но, даже осознав свою ошибку, он все еще верил, что тот способен выполнять все легко и просто.

– Почему ты боишься его? – не удержался он от вопроса.

– Он наследный принц, но Хэлянь Чжао ни разу не поклонился ему при встрече за двадцать лет – и он совсем не возражал против этого, продолжая проявлять братское уважение, – покачал головой Цзин Ци. – Хэлянь Чжао смел и опытен. Хэлянь Ци жаден, порочен, глуп и нестабилен. А Его Высочество наследный принц… после его совершеннолетия даже тот, кто рос с ним с детства, как я, больше не может прочитать его эмоции. Кроме того, никто лучше меня не знает, насколько он на самом деле коварен и проницателен. Скажи мне, разве могу я его не бояться?

У Си нахмурился еще сильнее.

– Раз он тебе не нравится, зачем ты ему помогаешь?

Цзин Ци ухмыльнулся.

– Я не говорил, что он мне не нравится. Его Высочество обладает силой и властью для того, чтобы держать в руках мир, имеет политические и военные достижения, у меня нет причин не любить его – если помогать не ему, то кому же еще? Кого еще, кроме него, я могу поддержать в Великой Цин? Хэлянь Чжао или Хэлянь Ци?

Почти сломав себе голову от мыслей, У Си так и не смог понять этого чувства: благоговение, уважение и стремление сделать все возможное для кого-то другого, перемешанные с таким страхом, который убивает желание даже разговаривать с этим человеком.

Он всегда различал любовь и ненависть; ему нравилось то, что нравилось, и не нравилось то, что не нравилось, и он даже не подозревал, что в мире есть еще множество других парадоксальных чувств. Не сумев понять это, он просто продолжил слушать Цзин Ци:

– Что касается моего визита в Восточный дворец после возвращения из Лянгуана… последние слова, которые он сказал мне перед уходом… что он имел в виду и что происходило в его голове, я не могу понять и объяснить до сих пор. Чем сильнее я пытаюсь сделать это, тем больше думаю о его словах, снова и снова, и это приводит меня в ужас.

– Почему ты должен думать об этом? Разве нельзя спросить напрямую? – растерянно спросил У Си.

Цзин Ци замолчал, посмотрел на У Си и тут же громко расхохотался. Тень с его лица окончательно спала, сменившись широкой улыбкой, что напоминала мягкий ветер, безоблачную луну и яркое, ясное небо.

Несмотря на то, что У Си мало что понял, ему очень нравилось видеть Цзин Ци, который смеялся так просто, от души. Прошло много времени, прежде чем тот вытер слезы, выступившие в уголках глаз, и похлопал У Си по плечу:

– В твоем сердце нет никаких сомнений, этим ты меня и восхищаешь. Я только что говорил с тобой о Наньцзяне, но ты совсем не заволновался. Ты – шаман Наньцзяна, будущий Великий Шаман, и как ты мог подружиться с кем-то вроде меня… Ведь я все еще князь Наньнина и останусь на стороне Великой Цин. Как это странно: шаг за шагом я помогаю наследному принцу занять трон, но отказываюсь быть подле него, а ты чужеземец, но я считаю тебя близким другом.

Это означало, что… У Си намного ближе его сердцу, чем наследный принц?

У Си вдруг почувствовал такую легкость, словно его тело сейчас воспарит от радости.