Ван У вздохнул.

– Император последние дни пребывал в хорошем настроении. Его Высочество второй принц неизвестно откуда принес очень много редких животных, каких этот слуга никогда не видел. Эта демонстрация сыновней любви весьма обрадовала императора.

Цзин Ци слегка сощурил свои персиковые глаза, но не остановился, а лишь кивнул. Ван У намеренно предупредил его… Хэлянь Ци в последнее время много крутится вокруг императора. Значит, очерняет перед ним кого-то.

Хэлянь Пэй, увидев Цзин Ци, сделался очень ласковым. Подозвав его к себе, он говорил то какой тот высокий, то какой тот худой, бесконечно вздыхал и выслушал его доклад о деле Лянгуана, только чтобы снова вернуться к бессмысленной болтовне.

– Если бы Мы знали, что тебя не будет так долго, но не стали бы заставлять днем и ночью ехать в это полное ветров и снега место, – тяжело вздохнул Хэлянь Пэй. – Дитя мое, Мы и так знаем, что все было сделано Цуй Иншу и его толстокожими людьми. Ты отправился туда, чтобы поближе посмотреть на суматоху?

Цзин Ци коснулся своего носа и просто улыбнулся.

– Ты по праву рождения живешь в богатстве и чести, потому Мы не ждем от тебя подвигов, – поучительно сказал Хэлянь Пэй. – Как для тебя, как и для Минчжэ, будет лучше провести спокойную жизнь. Только ты ни в коем случае не должен перенять его неумение отпускать вещи.

Сердце Цзин Ци дрогнуло. Он осторожно поднял глаза, взглянув на Хэлянь Пэя, но увидел на его лице лишь довольную улыбку без какого-либо особого выражения. Тогда он понял, что Хэлянь Ци все это время, должно быть, извивался в попытке ударить его ножом в спину. Быстро сменив планы, Цзин Ци изобразил на лице обиду и, подняв рукав, подошел к Хэлянь Пэю близко, как в детстве:

– К слову, Ваше Высочество, взгляните.

Хэлянь Пэй, увидев на его руке черную и весьма большую рану, спросил:

– Ох, как это случилось?

– Это ожог, – ответил Цзин Ци.

– Какому рабу настолько надоело жить, что он осмелился обжечь тебя? – тотчас сказал Хэлянь Пэй. – Ты уже разыскал придворного лекаря?

Цзин Ци взмахом руки опустил рукав и улыбнулся:

– Я попросил местного лекаря осмотреть его. Все в порядке, он сказал, что шрама не должно остаться и скоро все заживет. Я не хотел доставлять императору хлопот, но ваши слова только что оставили обиду в сердце этого слуги… Ваш покорный слуга сам оставил этот ожог. Все говорили, что Лянгуан – теплое место, но кто бы мог подумать, что сильные снегопады принесут такие холода. Ваш покорный слуга неразумно держал в руках печку весь день и по неосторожности обжегся.

– Ох, взгляни на себя! – Хэлянь Пэй стукнул его по лбу. – Сколько тебе лет? Еще и рассказывать не собирался? Эх, вы, дети. Мы наблюдали, как вы росли. А когда вас целыми днями нет у Нас перед глазами, нужно добавить каплю разнообразия.

– Верно? – ответил Цзин Ци. – Тогда я пожалел, что не остался в таком хорошем месте, как столица, а сбежал так далеко. Но я подумал, что все уже уехали, потому, если дело не уладить, мне будет стыдно встречать старшее поколение на родине, и скрепя сердце сделал это.

– Еще и стыдно встречать старшее поколение? – пошутил Хэлянь Пэй. – Что за представление ты устроил?

Цзин Ци надул губы.

– Будучи там, сначала я постоянно думал, что должен достичь успеха от имени дядюшки-императора и своего отца. Затем я решил, что больше никогда не буду слушать других людей, что создают одни неприятности. На словах разобраться с этой ситуацией звучало легко, а на деле оказалось сложно. В следующий раз меня забьют до смерти и не отпустят.

Хэлянь Пэй удивился, будто бы только сейчас вспомнив, что Цзин Ци покинул столицу из-за провокации Хэлянь Ци. Вдруг он лишился дара речи.

Цзин Ци, однако, словно ничего не заметил и продолжил рассказывать интересные новости из Лянгуана, после чего ушел.

Он беззвучно вздохнул. Ожог на руке был сделан перед отъездом в столицу. Он лично попросил Лян Цзюсяо создать такую подделку, чтобы в случае неожиданности можно было незаметно для других выдать ее за правду.

Кто бы мог подумать, что его беспокойство будет оправдано.

На самом деле, дружба с повелителем подобна дружбе с тигром [2]. Испокон веков в царствующем доме не существовало отцов и сыновей, не говоря уже о каком-то там приемном сыне.

[2] В смысле поведение сильных и властных непредсказуемо, милость правителя в любой момент может смениться гневом.

Цзин Ци вспомнил, что в прошлой жизни Хэлянь Пэй, похоже, не имел на него планов. Тогда он был полностью поглощен Хэлянь И, а все остальное на небесах и земле было просто мыслями. Возможно, именно поэтому Хэлянь Пэй был необычайно спокоен.

В этой жизни… все, наоборот, было так точно, что едва не стало изъяном.

Глава 40. «Разгар весны в столице»

Аромат весны незаметно наполнил столицу. Горечь холода все еще витала в воздухе, но постепенно ослабевала. Весенние заморозки резко сменялись теплом, а затем возвращали свою прохладу, будто пробуя наступление и отступление.

Цзин Ци неторопливо вышел из приемных покоев императора без всякого выражения на лице и в паланкине вернулся в поместье.

Про себя он подумал, что ранее действительно допустил ошибку. Из-за его молчания все эти годы большинство людей императорского двора считали его богатым бездельником. Однако после того как Цзян Чжэн начал создавать проблемы, его явные и скрытные действия немало сотрясли землю, а теперь, после дела Лянгуана, заинтересованные люди увидели его суть.

Слова «впервые запев, поразил всех [1]» были сказаны о правителе царства Чу. Если бы они упали на его собственную голову, дело бы приняло дурной оборот.

[1] 不鸣则已，一鸣惊人 (bù míng zéyǐ yīmíng jīngrén) – молчал-молчал, а как сказал – весь мир удивил.

Однажды стремительный поток отступит. Цзин Ци отпустил слуг и некоторое время сидел один в своем кабинете, бессознательно покручивая в руках то нефритовое кольцо, которое он повесил на шею, получив в подарок от У Си. Он думал о том, что, по словам Хэлянь Пэя, ему пришло время отступить. В конце концов, империя принадлежала семье Хэлянь. В некоторых делах еще можно было подлить масла в огонь, но подниматься вслед за ними на сцену и устраивать представление не стоило.

– Где Пин Ань? Пин Ань! – вдруг крикнул он.

Снаружи раздался ответ, после чего Пин Ань толкнул дверь и вошел.

– Господин.

Цзин Ци немного подумал и сказал:

– Когда наследный принц женился, меня не было в столице и на празднике. Мы с ним друзья, и все эти годы он постоянно заботился о нас. Чем больше я так думаю, тем менее уместным мне это кажется.

Пин Ань замер, немедленно поняв скрытый подтекст, лицо его изменилось.

– Господин, даже если вас не было в столице, нельзя сказать, что мы, слуги, не справились с этим большим событием. Подарки к бракосочетанию Его Высочества наследного принца уже давно доставили. Когда их готовили, я просил вас ознакомиться со списком… Более того, вы можете отправиться в Восточный дворец и принести искренние извинения.

Цзин Ци, глядя на него, развеселился и намеренно пошутил:

– Пойти лично? Если обе мои руки пусты, разве люди не скажут, что этот князь неискренен?

– Как вы можете быть неискренним? – быстро ответил Пин Ань. – Разве какая-то вещь может сравниться с личным визитом господина?

– Я достаточно хорошо знаю себя, чтобы понимать, что вовсе не настолько ценен, – ответил Цзин Ци.

Цзин Ци повернул голову, увидев перекошенное, похожее на лепешку лицо Пин Аня, тоже сморщился внутри и протянул руку, чтобы сильно стукнуть его меж бровей и выругаться:

– Наша княжеская резиденция что, обнищала? Это всего лишь еще один подарок для наследного принца, никто не посчитает странным избыточную вежливость. У тебя такой вид, будто тебя заставили держать гробовую доску. Не говори ерунды и иди делай, что должен.

В княжеской резиденции не сказать что было много людей. Цзин Ци родился в благородной семье, поэтому не обязан был отчитываться о тратах, но и черту роскоши не переступал, оставаясь в рамках приличия. Хоть он и любил предаваться забавам и мог воспользоваться благами жизни, это случалось лишь иногда. В остальное время он проявлял умеренность. Большая часть расходов княжеской резиденции уходила на приемы гостей и взятки.