Глава 75. «Последняя битва (5)»

Чжоу Цзышу остолбенел от удивления и лишь спустя долгое время, запнувшись, спросил:

– ...Кто? Лян Цзюсяо?

Разведчик из «Тяньчуан» кивнул. Увидев, что даже маска из человеческой кожи не может скрыть беспокойство на его лице, он тотчас тактично опустил голову.

Хэлянь И легонько кашлянул.

– Цзышу, может, пойдешь к нему?

Чжоу Цзышу молча отвел взгляд и махнул рукой, приказав своему человеку уйти. Цзин Ци тоже вздохнул.

– Цзышу, тебе стоит пойти посмотреть. Я останусь с Его Величеством.

Хэлянь И искоса глянул на него.

– Без тебя все будет точно так же. Чем Нам рассчитывать на твою защиту, проще просто найти кусок белого шелка и повеситься на кривом дереве.

– Его Величество неверно выразился, – со смертельной серьезностью ответил Цзин Ци. – Даже стул или стол можно использовать, чтобы заблокировать меч во время битвы. Я не крепок и не силен телом, но человека такой комплекции достаточно, чтобы использовать его как живой щит.

Хэлянь И посмотрел на него, не в силах произнести ни слова. Он думал, можно ли считать это за «быть вместе в жизни и смерти»?

Чжоу Цзышу никак не отреагировал на обе их шутки, замер на какое-то время, но в конце концов легко покачал головой.

– Его Величество приказал никому не покидать свои посты без разрешения. Незачем делать исключение ради Цзышу.

– Мы приказали тебе идти. Что значит без разрешения? – ответил Хэлянь И.

Тот горько улыбнулся и снова покачал головой.

– Как только битва закончится, я поймаю его, подвешу в комнате пыток Тяньчуан и хорошенько пройдусь хлыстом. Сейчас… достаточно знать то, что он рядом с принцессой и в порядке.

Он не хотел видеть его; его преследовало ощущение, что если он сбежит в подобное время, это будет сродни встрече в последний раз – не к добру.

В этом мире никто никому не принадлежал, и одиночество царило по всем четырем направлениям. Тем не менее, он беспокоился так, что сердце замирало.

На шестой день осады повсюду поднялась суматоха. Все девять врат были так или иначе атакованы, но никто не отступил после поражения и никто не сдался.

На седьмой день осады развернулась ожесточенная битва.

В ночь на восьмой день вдруг поднялся ветер, и черные тучи плотно затянули небо над столицей. Бои на время прекратились, но наблюдательные посты охранялись так же строго, как и всегда.

Неизвестно, кто достал флейту и начал нестройно наигрывать путанную коротенькую мелодию, но по какой-то причине у слышащих ее людей по спине пробегал холодок – звук был грязным, резким и полным скорби, пронизанным перезвоном глубокой осени.

Несколько лошадей были почти готовы. Цзин Ци в черных одеждах казался еще более худым.

– Следуйте за мной и будьте осторожны, – сказал он серьезным тихим голосом. – Вы лучше меня знаете внешние городские дороги, но не забывайте, что снаружи лагерь патрулирует кавалерия племени Вагэла.

Двое разведчиков из Тяньчуан в темных одеждах подбежали к нему, волоча за собой большой, доверху набитый тканевый мешок. Судя по следу, что он оставлял на земле, его вес составлял не менее нескольких сот цзиней.

– Князь, все готово.

Цзин Ци подошел, приоткрыл мешок, заглянул внутрь и снова закрыл, улыбнувшись.

– Наш прошлый император действительно смог сделать хоть что-то полезное.

Он запрыгнул на лошадь и тихо сказал:

– Выдвигаемся.

– Бэйюань! – вдруг крикнул Хэлянь И.

Цзин Ци обернулся к нему; его темный воротник развевался на ветру, прилегая к острому подбородку. Улыбка еще теплилась в уголках его губ, уголки персиковых глаз были слегка приподняты, а тонкие брови тянулись к вискам – он был потрясающе красив.

Сердце Хэлянь И пропустило удар. Он пожалел, что окликнул его.

– Ваше Величество?

Хэлянь И замер, а затем сделал несколько шагов вперед. Цзин Ци подумал, что тот хочет ему что-то сказать, и потому наклонился, но тут же был застигнут врасплох чужим объятием. Щека, которую ночной ветер обдал ледяным холодом, плотно прижалась к его шее, словно Хэлянь И собирался стащить его с коня и крепко прижать к себе.

Лошадь потопталась на месте.

Цзин Ци на секунду замер, сжимая в руках поводья и не зная, как ему следует реагировать. Триста лет… когда-то он триста лет ждал этих объятий. Лишь теперь, когда он отказался более ждать, его без предупреждения поставили в столь неловкое положение. Его плечи были низко опущены и прижаты к плечам Хэлянь И, но в этих объятьях не было теплоты, они лишь вызывали в сердце печаль.

Если бы только… Если бы в прошлой жизни ты не был императором Жунцзя, а я не был князем Наньнина.

– Почему идти должен именно ты?

Хэлянь И старался сдерживаться, но в конечном счете невольно прошептал эти слова на ухо Цзин Ци – так, чтобы услышал он один. Больше он не мог сдерживать свои эгоистичные желания и, не в силах расстаться,  позволил услышать эти слова лишь ему одному.

Цзин Ци моргнул, ответив с такой же мягкостью в голосе:

– Вы позабыли, Ваше Величество? Я единственный, кто знает дорогу.

Хэлянь И закрыл глаза.

– Бэйюань…

Когда я сказал тебе уезжать, почему ты не сделал этого?

Однако он уже задавал этот вопрос и получил на него ответ. Он хотел спросить: можно ли отменить ту судьбу, что ты предсказал нашим отношениям в тот раз, у края дороги? Можно ли изменить? Еще он хотел сказать: твое предсказание было неверным, могу ли я потребовать того кролика, что использовал как плату, обратно?

Каждое из этих слов силилось вырваться наружу первым, но в итоге все они застряли у него в горле. Цзин Ци легонько похлопал его по плечу, высвободился из объятий, выпрямился и сразу же посмотрел на него. Сложив руки в поклоне перед грудью, он серьезно сказал:

– Берегите себя, Ваше Величество.

А затем пришпорил коня и уехал.

В этой долгой эфемерной жизни, где же найти утешение?

Осталась лишь тишина; одинокая фигура постепенно удалялась, растворяясь в ночи. Другой остался вместе со своими чувствами и более не мог ни увидеть этого человека, ни вспомнить его; рот был полон горечи.

Печаль, которую невозможно превзойти. [1]

[1] Строка одного из девяти напевов «Чу Ци» под названием «Малому повелителю судьбы».

Цзин Ци действительно был единственным, кто знал дорогу; место, куда они отправились, располагалось выше по течению реки Ванъюэ. Несколько человек из Тяньчуан следовали за ним, словно тени. Двое юношей несли тот большой мешок весом в несколько сот цзиней на железном шесте: каждый положил один конец себе на плечо. К счастью, у них были хорошие лошади, и их не сваливало на живот от тяжести.

Когда они бесшумно пересекли окружение племени Вагэла, их, к несчастью, заметил кавалерист. Цзин Ци быстро поднял руку, и один из его людей тотчас запрыгнул на спину лошади, словно демон, закрыл воину рот и свернул ему шею.

В Тяньчуан служили только разведчики и убийцы.

Цзин Ци считал, что его прошлое не может быть раскрыто, потому создал внутри себя стержень, который показывать другим тоже было нельзя, и в этом они с Чжоу Цзышу были похожи. Он был не способен встать во главе огромного войска, но умел использовать темноту ночи, чтобы провернуть парочку гнусных трюков. Не останавливая лошадь, Цзин Ци достал из рукава небольшую бутылочку и перебросил ее тому, кто убил кавалериста.

У Си дал ему это для самообороны перед отъездом в Лянгуан – «Вода, разъедающая кости».

Закончив разбираться с трупом, воин быстро нагнал их.

Благополучно преодолев лагерь племени Вагэла, Цзин Ци невольно оглянулся. Он подумал, что было бы очень здорово, сумей он сейчас развернуть свою лошадь, найти палатку Гэше и застрелить его из лука.

Конечно, это было лишь красивой фантазией. Даже миновать кавалерию для них оказалось очень трудным делом. Если бы они зашли в лагерь, им, скорее всего, не хватило бы удачи для избежания потерь.

Они шли по небольшой тропинке, где У Си уже водил его раньше, пока не достигли истоков реки Ванъюэ.