А еще… во сне был его дашисюн.

Он, что столько лет появлялся и исчезал, словно призрак, и всегда был занят чем-то, теперь расслабил вечно нахмуренные брови и легко улыбался. Он держал два сосуда бамбукового вина; из одного он выпил сам, а второй передал Лян Цзюсяо, сказав, что больше никуда не уйдет. Каждый год он будет возвращаться в этот сад по окончании зимы; когда зацветут персики, он будет брать его с собой в странствия по Цзянху.

Лян Цзюсяо невольно рассмеялся.

В горах не было ни солнца, ни луны, и так в этом мире пролетела тысяча лет.

Когда он проснулся, уже наступили сумерки следующего дня. Лян Цзюсяо перевернулся и сел, потер глаза и молча уставился на темное небо снаружи. Он долго думал, пока наконец не понял, что это за время суток. Лян Цзюсяо несколько удивился. Ему казалось, что он только что лег, почему же он проснулся только сейчас?

Он посидел какое-то время. Голова не болела, но мозг вяло работал и очень медленно приходил в норму. Он неторопливо встал, налил себе чашку чая и выпил, лишь после этого немного протрезвев. Сцены из его сна стояли перед глазами, что было необычно: чаще всего он забывал все почти сразу. Вспомнив улыбку Чжоу Цзышу под цветущим персиковым деревом – неважно, насколько реальной выглядела эта сцена – он неосознанно хихикнул.

Тут же кто-то осторожно толкнул дверь и вошел внутрь. Увидев, что человек на кровати уже проснулся, он ахнул:

– Воин Лян, вы наконец проснулись.

Лян Цзюсяо обернулся, увидел, что это был Цзи Сян, и сконфуженно потер лоб.

– Смотри-ка, князь сказал мне, что вино крепкое, но я не воспринял его слова всерьез. Я вел себя как идиот, когда выпил слишком много, да?

Цзи Сян улыбнулся.

– Вы ничего такого не делали. Даже выпив, вы не кричали ни на кого. Принести вам воды, чтобы немного освежиться?

– Какой сейчас час? – выпалил Лян Цзюсяо.

– Вы спали один день и одну ночь.

Лян Цзюсяо застыл на секунду, а потом с грохотом встал.

– Нет, такого не может быть, я пообещал господину Цзяну, что провожу его! Это…

Он сделал пару шагов по комнате и сильно ударил себя по лбу несколько раз.

– Снова позволил себе выпить – снова позволил себе облажаться!

– Не волнуйтесь, господин Лян, – сказал Цзи Сян. – Князь не смог вас разбудить, поэтому уехал один с другими чиновниками провожать господина Цзяна этим утром. Скорее всего, он объяснил все, так что господин Цзян не будет вас винить.

– Он не будет винить, но разве малышка Сюэ после такого не возненавидит меня до конца жизни? – Лян Цзюсяо нахмурился и решительно выбежал за порог. – Нет, я должен догнать их! Братец Цзи Сян, скажи князю, что…

Его голос не успел долететь до Цзи Сяна, а сам он унесся, не оставив и следа.

В это время Цзин Ци находился в кабинете, наблюдая за всем из окна. Увидев промелькнувшего и тут же исчезнувшего Лян Цзюсяо, он никак на это не отреагировал.

– Князь, воин Лян ушел, – Пин Ань бесшумно появился за его спиной.

Долгое время спустя Цзин Ци кивнул.

– Иди к господину Чжоу. Передай ему, что мне удалось задержать его только до этого момента. Пусть теперь действует по обстоятельствам.

Пин Ань кивнул и исчез.

У Си, все это время читавший за столом, уже долго не переворачивал страниц. Цзин Ци стеклянным взглядом уставился в окно, а он уставился на спину Цзин Ци. Прошла минута, и вдруг Цзин Ци рукой накрыл грудь, слегка наклонился и прислонился боком к стене.

У Си второпях встал и подошел к нему.

– Что случилось? – спросил он, глубоко обеспокоенный.

– Сердце болит.

Цзин Ци прикрыл глаза. Его густые ресницы слегка дрогнули, брови сошлись на переносице, а губы мягко шевельнулись, словно он разговаривал во сне:

– Совесть болит…

У Си тихо постоял рядом, а потом медленно поднял руки и робко обхватил ими Цзин Ци за талию. Тот, конечно, не стал склоняться в его объятья, поэтому У Си прижал его сам, спиной к своей груди. Так он мог чувствовать чужое сердцебиение – очень медленное, оно все сильнее замедлялось, словно что-то тяжелое и гниющее мешало его сердцу ровно работать.

Цзин Ци не оттолкнул его.

У Си неосознанно посчитал его пульс, словно подобным образом мог понять чувства, что гнетут этого человека, или найти ключ к разгадке всей истории. Но… он не мог. Он печально подумал, что его мир всегда был похож на прямую линию, в то время как душа Цзин Ци полнилась бесчисленными переплетениями, по которым он безостановочно ходил кругами и сам не понимал, где их начало и конец.

Прочь из столицы, мимо павильона для отдыха, мимо ворот. На дороге Сяньян все еще были слышны звуки голосов и виднелись клубы пыли из-под ног. Одна из дорог уходила на юг, постепенно становясь все более заброшенной, уходя все дальше и дальше. Чем ýже становился путь, тем темнее становилось небо.

Лян Цзюсяо бежал, словно безумный. Он думал о том, что люди Цзян Чжэна в большинстве были старыми, слабыми и беспомощными, а значит, не могли ехать слишком быстро. Они были всего в дне пути и сейчас должны были остановиться на отдых – его же путешествие на ногах заняло бы полночи.

Вдоль дороги встречалось несколько городов и деревень, и Лян Цзюсяо осматривал их дом за домом. В процессии Цзян Чжэна было много людей и вещей, поэтому каждый, кто хотя бы раз заметил их, запомнил бы, где именно они проходили. Чем дальше Лян Цзюсяо был от столицы, тем больше становилось расстояние между поселениями. Когда он добрался до местечка за больше чем 50 ли [1] от столицы, то попал в уездный город Цинхэ. Предположив, что они должны быть где-то здесь, он стучался в двери постоялых дворов, расспрашивая всех людей по очереди.

[1] Примерно 25 километров.

Однако в каждом подворье разбуженные слуги лишь в нетерпении качали головами, словно Цзян Чжэна никогда здесь не было. Ведомый зловещим предчувствием, Лян Цзюсяо вскочил на коня и поскакал обратно, размышляя по пути. Кто-то из горожан ранее сказал, что видел толпу людей, как все могли вдруг исчезнуть?

Раз они не остались ни в уезде, ни в том поселке, куда же они могли уйти? Разве может кучка стариков и детей с фамильным имуществом заночевать в горах?

Он сбавил скорость, внимательно наблюдая за местностью по сторонам дороги, и заметил руины старого храма, тут же спустившись их проверить. Ночь почти закончилась, но он так ничего и не нашел.

Лян Цзюсяо собирался остаться на ночь в полуразрушенном храме, а на следующее утро поехать и расспросить еще. Разведя костер, он хотел лечь на солому, но, опустившись, увидел какие-то разводы в углу зала.

Резко вскочив, он посмотрел на них под светом пламени – это была кровь.

Пульс Лян Цзюсяо подскочил; пройдя по следу ярких и бледных пятен к задней части храма, он толчком открыл дверь и тут же застыл на месте.

Весь двор был заполнен сваленными в кучу трупами. Они были перепачканы в крови и изуродованы, но он все еще мог разглядеть несколько знакомых лиц… Крошечная фигурка сжалась в объятьях кормилицы, меч пронзил их обоих одновременно.

Лян Цзюсяо невольно закричал: вопль вышел хриплый, глубокий, неблагозвучный и нестройный; его голова гудела. Он думал, что это невозможно, что это было лишь еще одним слишком реалистичным сном.

Факел выпал из его рук, прокатился по земле и потух.

Холодный лунный свет освещал лица тех, кто погиб с открытыми глазами. Бесконечная боль человеческого мира никогда не делала различий между людьми.

Лишь спустя долгое время Лян Цзюсяо смог выйти, споткнувшись на пороге. Пошатываясь, он подошел к маленькому телу Цзян Сюэ и с глухим стуком опустился перед ним на колени. Трясущимися руками он оттолкнул няню, что держала ее, но руки той уже окоченели. Он безуспешно попробовал сделать это еще несколько раз. Все, что он видел, – крохотное лицо между ее рук.

Глаза девочки, что всегда блестели от смеха, сейчас были широко открыты; света в них больше не было.

Лян Цзюсяо какое-то время тупо стоял в оцепенении и вдруг пробормотал: