Своим главным предназначением Мадзини видел строительство Народного Рима, а для этого ему нужно было избавиться от римского папы. В ноябре 1848 года вооруженные отряды «Молодой Италии» вынудили папу Пия IX бежать из Рима в Неаполь. В марте-июне 1849 года Мадзини вместе с двумя другими диктаторами управлял Папской республикой (все они принадлежали к масонской ложе «Великий Восток»). Карательные отряды «Молодой Италии» бесчинствовали в Риме, Анконе и других городах, грабя церкви и сжигая исповедальни.

После разгрома республики Мадзини бежал в Лондон. Оттуда он пытался организовать восстания в Генуе, Милане, на Сицилии. Известно, что у Мадзини был специальный отряд наемных убийц, при помощи которых он нередко решал вопросы, которые не поддавались решению другими путями. По мере возвышения Луи-Наполеона напряжение между ним и Мадзини росло, а в 1855 году агент Мадзини Джованни Пьянори попытался покончить с французом, ставшим к тому времени императором. Покушение было сорвано, и тогда за дело взялся Феличе Орсини – один из ближайших и наиболее известных мадзиниевских офицеров.

Феличе Орсини тоже был личностью весьма неординарной, и не остановиться на ней нельзя тем более, что последующие события 1859 года (война Наполеона III с Австрией) имеют, как кажется, тесную связь с целями этого патриота. Кто знает, может быть, покушение Орсини имело влияние, или, по крайней мере, подало мысль Наполеону все-таки вмешаться в дела Италии? Или, может быть, взгляды того и другого относительно Италии были тождественны, и покушение лишь ускорило развязку? Иначе как понять обнародование письма Орсини в газетах и неудовольствие Австрии по этому поводу?

В газетах появилось письмо Орсини к императору французов, написанное уже после суда, а также его завещание. Неизвестно, каким образом письмо это могло попасть в итальянские газеты: надо думать, что сам император был не прочь дать ему гласность. Письмо было исполнено глубокого раскаяния и протестовало против возобновления подобных покушений. В своем письме Орсини сделал заключение, что его желание в пользу Италии нашло отголосок в сердце императора. Он написал:

«Еще несколько часов, и меня уже не будет, но прежде чем я испущу мое последнее дыхание, я хочу чтобы все знали, – и провозглашаю это с искренностью и мужеством, которые до сегодня никогда не покидали меня, – что смертоубийство, какою бы личиною ни прикрывалось, не входит в мои правила, хотя вследствие рокового помрачения моего ума я невольно поддался увлечению и устроил покушение 14 января. Нет, политическое убийство не было моей системой, и я противоборствовал ему с опасностью для жизни как сочинениями, так и публичными действиями, в то время когда правительственное назначение давало мне возможность совершать его. Да не возлагают мои соотечественники своих надежд на систему убийств и да отвергнут ее. Пусть сознают они, вняв голосу патриота, идущего на смерть, что их искупление должно быть достигнуто путем самоотречения, постоянным единством стремлений и жертв, путем истинной доблести, всеми этими качествами, которые пустили уже корни в юной и деятельной части моих соплеменников и которые должны служить единственным средством к освобождению Италии, единственным средством сделать ее независимой и достойной той славы, которой покрыли ее наши предки. Я умираю, но, умирая со спокойствием и достоинством, я желаю, чтобы моя память не оставалась запятнанной злодеяниями. Что же до несчастных, пострадавших 14 января, я приношу мою очистительную жертву и прошу итальянцев, когда они приобретут независимость, вознаградить достойным образом всех тех, кому я причинил вред»¹⁹⁸.

В заключении, Орсини, не прося у Наполеона III пощады для себя, попросил ее для двух своих соучастников, приговоренных вместе с ним к смерти.

Как бы то ни было, но дальнейшие действия Наполеона III совпали со смыслом этого письма Орсини.

Всю жизнь свою, по словам его адвоката Жюля Фавра, Орсини посвятил своему отечеству – Италии, для которой он пожертвовал всеми благами жизни: счастьем ближних, собственным спокойствием и, наконец, кровью стольких невинных жертв, оплакиваемых им же первым.

Во время процесса Орсини заявил, что действовал из патриотических соображений.

– Я хотел убить императора, потому что он враг делу освобождения моей страны.

Адвокат Жюль Фавр, не бывший тогда еще ни министром, ни академиком, перед замершей аудиторией обратился с призывом обвиняемого к Наполеону III:

– Ваше Величество, прислушайтесь к голосу патриота, готового взойти на эшафот, освободите его родину!

Он и не делал попытки оправдать Орсини.

– Пусть Бог судит его, – воскликнул адвокат в конце своей речи, – за кровь, им пролитую! Но перед законом он виновен не в ней, ибо не на нее посягнул, он виновен лишь в покушении на жизнь того, кого Провидению угодно было спасти. Я не хочу просить у судей для него милости: преступление, им совершенное, должно быть искуплено, но я желаю облегчить его жизнь от нареканий будущих. Пусть вспоминают о нем не как о кровожадном злодее, а как о патриоте, ослепленном страстной любовью к отчизне¹⁹⁹.

Вся защитительная речь Жюля Фавра была построена на доказательствах благородства личности Орсини и чистоты его помыслов. В доказательство адвокат прочитал письмо, писанное подсудимым тотчас после его ареста и адресованное императору французов. Вот его содержание:

«Государь! Я уже сделал показания против себя, достаточные для того, чтобы предать меня казни. Не прошу помилования, как потому, что не хочу унижаться перед губителем свободы моей родины, так и потому, что в настоящем моем положении смерть будет моим благодеянием. Но, приближаясь к концу моего поприща, хочу сделать еще одну попытку в пользу Италии, для которой столько уже претерпел. Для поддержания нынешнего европейского равновесия необходимо сделать Италию или вполне независимой, или же еще сильнее скрепить те железа, которыми сдавила ее Австрия. Не требую у Вашего Величества содействия к освобождению страны моей; прошу только одного – не препятствовать этому освобождению, оставить Австрию одну управляться в случае могущих возникнуть событий. Умоляю Ваше Величество возвратить Италии независимость, отнятую вами в 1849 году. Вспомните, что итальянцы, и в числе их отец мой, радостно проливали кровь за Наполеона Великого. Не отвергайте же предсмертной просьбы патриота, обращенной к вам со ступеней эшафота; освободите отчизну мою, и двадцать пять миллионов благословят вас и ваше потомство»²⁰⁰.

А закончил адвокат свою речь таким обращением к суду:

– Бог произнесет свой приговор после вашего и, быть может, не откажет в своем прощении, которое люди сочтут невозможным на земле.

Общественное мнение было сломлено. Феличе Орсини стал героем. О нем говорили с придыханием. Сама императрица Евгения заявила о своем глубоком уважении к нему. И когда этот человек, принесший в жертву своей идее многих женщин и детей, поднялся на эшафот, сотни парижан залились слезами.

Следствием этого заговора было принятие Наполеоном III мер для предупреждения подобных попыток в будущем. Они выразились в политических контактах с другими государствами и в реформах в самой Франции. Например, в сношениях с Англией – в ноте французского правительства о том, что слишком неограниченно применяемое ко всем без разбора эмигрантам, покровительствуемое местными законами, право убежища на английской земле недостаточно обеспечивает спокойствие других, соседних с Великобританией стран.

В самой Франции два периодических издания (газета Sресtateur и сборник Revuе dе Рaris) были запрещены «за постоянную оппозицию правительству», как было сказано в рапорте министра внутренних дел, и за стремление представить настоящее положение дел как нечто преходящее, не исключающее возможности новых государственных переворотов. Другие газеты получили строгие предостережения.

Также вышло повеление, в силу которого все находящиеся внутри Франции линейные войска разделялись на пять больших корпусов, каждый под начальством маршала. Главные квартиры для них были назначены в Париже, Нанси, Лионе, Тулузе и Туре. Конечно, маршалами были назначены генералы, заслужившие полное доверие императора своей преданностью к поддержанию существующего образа правления во Франции.