Зато самой себе причинить неудобство мне всегда было окей.
— Знаешь, — сказала Адель, смотря на дорогу. — Тебе стоит быть более благодарной. Я потратила на тебя пол дня и кучу бабок отдала за стрижку… А ты мало того, что «спасибо» не сказала, так еще и рыдаешь.
После этих слов я с полминуты только и могла, что икать, как бывает после истерики. Но затем, собравшись с силами и стараясь не отравиться горечью, которая шла от моих слов, я сказала:
— Спасибо за все, что делаешь для меня, Адель. Извини, что не всегда оправдываю твои ожидания.
Глава 21
В которой происходит что-то странное
Несмотря на извинения я все-равно чувствовала себя виноватой перед Адель. Она столько всего для меня делает! Она со мной предельно откровенно. Она реально хочет мне помочь. А я что? Только и могу, что попадать в передряги и рыдать навзрыд.
Со своей новой прической я за один день переживала весь спектр эмоций. То мне она нравилась, и я думала о том, какая она милая и удобная. То я ненавидела ее, а в придачу Адель, парикмахершу и, разумеется, саму себя.
Мама и папа были расстроены из-за моих волос, но старались не подавать виду. Я, конечно же, видела, что им безумно жаль и от этого мне самой делалось хуже. Получается, правильно говорят, что ценим, когда теряем. Я даже начала гуглить маски для роста волос. Но забросила эту идею, когда увидела, что придется ходить целый час с пакетом на голове, чтобы компоненты лучше впитались.
Одна только Чмоня не прокомментировала мое обновление. Наверное, потому что не разговаривала по-человечьи. А так, я уверена, она сказала бы что-то такое из-за чего я расстроилась бы еще больше.
Кстати, Чмоня подросла и перестала портить нам в квартире все горизонтальные поверхности. Мы с ней ходили гулять два раза в день, и она исправно сдерживалась и портила только деревья на улице. Но несмотря на это, я с каждым днем переставала ее любить все больше. Ну как такое маленькое, милое животное может к тому же быть таким мерзким? Раньше ее хоть почухать можно было. А теперь она изловчилась так выворачиваться, что я всерьез стала переживать за сохранность своих конечностей.
Даже гулять с ней перестало быть удовольствием. Ну это понятно почему. Мы теперь ходили вдвоем, без Тимура и Дика. Я несколько дней по вечерам маячила около его двора, но даже если Тимур видел меня, то не обращал внимания. Один раз мы даже пересеклись взглядами. Но никто ни к кому не подошел. После этого я старалась не попадаться им на глаза. Зачем? От этого только хуже становится.
Так что мы с Чмоней стали гулять по алле, которая шла вдоль проезжей части. Чмоня гавкала на каждую машину, которая ехала со скоростью, превышающую тридцать километров в час. Сначала я боролась с этим. Но оказалась, что после таких прогулок Чмоня сильно устает и дома почти не гавкает.
А еще я подумала, что раз Чмоня уже почти взрослая собака, то можно ее отправлять без поводка погулять. Она хоть и злобная, но такая же трусливая, как и ее собраться по породе. Так что Чмоня не отбегала далеко. К тому же она быстро возвращалась, будто пришибленная, когда на нее гаркал какой-нибудь алабай.
В целом, жизнь шла своим чередом. По сути, ничего такого и не произошло. А в том, что я тяжело переживаю стрессовые события, виновата лишь я сама. Нужно научиться попроще к ним относиться. А я не научилась. Социального опыта у меня было ноль без палочки. Уверена, если бы я продержалась в садике дольше одного месяца, то его было бы побольше. Я наверняка сейчас могла бы разруливать конфликты, не быть такой скучной в разговорах и не переживать, если вдруг кто-то переставал со мной общаться. Подумаешь, отношения, которые длились три дня! Это же ерунда! Ну вот. А если бы я ходила в садик, то не чувствовала бы как глаза наливаются слезами каждый раз при этой мысли.
Как стереотипная разведенка с прицепом, я стала больше времени уделять нашему с Тимуром чаду, то есть аккаунту с рисунками. Хотелось бы радостно заявить, что хоть с этим дела идут хорошо. Но это было не так. Аккаунт рос, но как-то совсем медленно. Особенно если учесть, что Тимур перестал поставлять мне материал для публикаций. Сейчас я постила то, что оставалось и старалась вытащить из этого как можно больше. Но надолго не хватит. Если дела будут идти также не очень, то я брошу это дело. Энтузиазм, с которым я начинала, уже почти закончился. Да и что мне постить, если поставщик материала больше со мной не сотрудничает?
Среда следующей недели была первым днем, за который я ни разу не всплакнула. Это оглушительный успех, но отмечать его я не спешила, потому что надо было окончательно убедиться, что все несчастья миновали.
Будто почувствовав, что я окрепла уже настолько, чтобы самой давать кому-то помощь, мне позвонила Адель. Я как раз поднималась по лестнице корпуса — шла на очередную встречу с Ольгой Вячеславовной.
Остановившись, я несколько раз перечитала имя абонента. Звонок Адель был удивительным, потому что все эти дни она со мной не контактировала. Ну и я тоже не навязывалась. Я даже думала, может, она обиделась на меня? Я бы, наверное, обиделась. Попробуй столько делать для человека, который не умеет благодарить. Сердце кольнуло, будто кто-то достал до него толстой ржавой иголкой. Я глубоко вдохнула, чтобы хоть чуточку успокоиться и приняла вызов.
— Алло? — сказала я.
Адель немного помолчала. А когда заговорила, я поняла, что она плачет.
— Ты как? — спросила она.
— Я-то нормально, — скороговоркой заговорила я. — Ты лучше скажи, что с тобой? Что с голосом?
Адель снова помолчала, но теперь я слышала, как она дует нос.
— Ты свободна сейчас?
— Нет, но…
Я замялась, не зная, как лучше ответить. Адель наверняка сейчас о чем-нибудь меня попросит. Я не смогу приехать, потому что пропускать консультацию в преддверии защиты — плохая идея. Особенно если учесть, что консультация индивидуальная. Но Адель… Она явно чем-то расстроена. И раз она позвонила мне, значит иных вариантов у нее не было.
— А когда будешь? — спросила Адель, не заставляя меня заканчивать фразу.
— Минут через сорок?
Прозвучало как вопрос, потому что я не могла знать точно, насколько сегодня Ольга Вячеславовна настроена на работу.
— Ты на консультации? — догадалась Адель.
— Да.
— Хорошо.
Адель сбросила трубку. Что это значит? Она обиделась? Но она же сказала «хорошо» и вроде немного успокоилась — голос не дрожал. Или я просто не услышала, но она снова заплакала? Черт, нужно было сказать, что я могу приехать… Хотя в прошлый раз я пожалела, когда так сделала. Ладно. В любом случае уже поздно что-то менять.
Я положила телефон в карман и продолжила путь. Правда, я успела подняться лишь на две ступеньки.
Из корпуса вышла Карина и ее подружка, та самая, которую я уже как-то видела. Карина хлопнула дверью, чем испугала как подружку, так и меня. Откуда в такой маленькой девушке столько силы? От хлопка даже взметнулись ее волосы. Волосы… Какие же они у нее длинные!
Я хотела сделать вид, что не заметила ее, как всегда делала, когда встречала знакомых на улице. Да и не хотелось говорить с Кариной, когда у нее лицо такое перекошенное. Так-то мне никогда не хотелось с ней разговаривать, но сейчас особенно.
Но, похоже, она была иного мнения. Когда мы поравнялись, а это случилось на верхних ступеньках, она остановилась. Я глянула в ее сторону, о чем очень пожалела. Сначала я подумала, что она остановилась по какой-то своей причине. Шнурок завязать или еще что-нибудь в таком духе. Но Карина, разумеется, носила летом балетки, а не кроссовки. И сейчас она смотрела прямо на меня.
Я почувствовала себя неловко и помахала рукой. Я даже выдавила из себя жалкое подобие улыбки и попыталась сказать «привет», но получился писк, в котором угадывалось «првт». Карина все смотрела на меня и чем дольше мы стояли, тем более хмурым становилось ее лицо. Подружка дернула ее за рукав и поторопила, но Карина даже не глянула на нее.