— Нет, правда… Слушай, у меня даже подарок для тебя есть.

— Подарок?

Я подняла голову. Не было видно, что Тимур шутит. Но и никакого подарка в его руках не было. Конечно, сережки с бриллиантами можно спрятать и в карманах джинсов, но вряд ли это они мой подарок.

— Да, я… Я все-равно давно собирался тебе его отдать, но… В общем, жди! Я сейчас вернусь!

Тимур развернулся и быстрым шагом куда-то пошел.

— Ты куда? — крикнула я.

Прямо на ходу Тимур снова развернулся и крикнул в ответ:

— Сейчас вернусь!

Больше информации я не добилась, хотя пыталась окликнуть Тимура еще несколько раз. Дик остался со мной. Наверное, в качестве залога.

— Все нас бросили, — сказала я ему.

Тимура не было дольше, чем я думала. Мы с Диком заскучали. Я подобрала его поводок и решила все же встать с качели и пройтись. Ноги ныли, поясница болела. На лицо все признаки дня рождения, то есть старения.

Когда я уже решила идти домой и оставлять Дика во власти двора, Тимур вышел из-за поворота. В одной руке у него был свернутый в трубочку ватман, а вторую он держал за спиной. Даже с расстояния в несколько десятков метров я видела, как широко он улыбается.

— Ксюша, — сказал он торжественно, когда подошел. — С днем рождения!

Затем Тимур вручил мне ватман и розу, которую, как оказалось, держал за спиной.

Роза была одна, красная, в целлофановой обертке. Почему-то первой мне пришла на ум реакция Адель. Она бы с такого захохотала и отвергал бы подарок. Также вспомнились ее слова о том, что на день рождения от Тимура я и шоколадки не дождусь. Не дождалась.

Но мне это было как-то по боку. Я действительно обрадовалась одинокой розе, не почувствовав себя обделенной. По-моему, очень даже ничего. Приятно.

Я поднесла розу к лицу и, вдохнув, сказала:

— Как хорошо пахнет!

Правда, взглянув на розу еще раз, я не смогла сдержаться и поджала губы. Мило, конечно, но… Может, Адель права, и действительно лучше ничего не дарить, чем одну розу? Тимур, похоже, заметил мое недовольство и слегка прищурился. Чтобы перевести тему я слишком возбужденно сказала:

— Но вообще мои любимые цветы — ирисы!

Тимур улыбнулся.

— Понял, принял, — сказал он и с нетерпением добавил: — А теперь разверни лист!

Я улыбнулась и глянула на ватман. Смутно, но я уже догадывалась, что там нарисовано. И не ошиблась. С листа на меня смотрела… Я. С полуприкрытыми глазами, собранными в низкий хвост волосами и немного недовольная. Стопроцентное сходство с оригиналом.

Рассматривая свой портер, я почувствовала, как на глаза снова наворачиваются слезы. Только теперь не от грусти.

— Спасибо, Тимур, — сказала я, подняв на него взгляд.

— Ну нет. Только не начинай опять плакать.

Я усмехнулась. Одновременно в этим слезы все же брызнули и я стала вытирать уголки глаз, позабыв, что о макияже уже можно не переживать.

Снова опустив взгляд на портрет, я захотела тут же побежать в магазин за рамкой для него. Графические рисунки у Тимура получались лучше, чем пейзажи. Гораздо лучше.

Затем в голову залетело осознание того, что Тимур рисовал его не специально на подарок, а просто так. Возможно, я бы никогда не увидела этот рисунок, если бы сейчас не случился повод его подарить.

— Ты рисовал мой портрет не в качестве подарка… В смысле, не специально, а просто так? Потому что захотел?

— Ну… да, — сказал Тимур, слегка нахмурившись. Затем он поспешно добавил: — Да я почти всех своих знакомых рисую. Просто так. Для практики.

Я попыталась припомнить, видела ли я в его квартире хоть один портрет. Но так ни одного и не вспомнила. И тем не менее сказала:

— Ну хорошо. Спасибо.

Я снова посмотрела на рисунок. С каждым взглядом я замечала все больше деталей. Выбившиеся волоски у лица, детализированные ресницы, губы чуть больше моих настоящих.

— Ладно тогда… — сказал Тимур, забирая у меня поводок. — Я пойду.

Он уже подтягивал к себе Дика, когда я, сама не осознавая, что делаю, сказала:

— Постой!

— Что?

Я замялась, переводя взгляд со своих кроссовок на Дика, и уже не очень уверенная в том, что хочу сделать.

— Просто у меня так и осталась бронь на столик в пиццерию… Может, пойдешь со мной?

Я даже зажмурилась, очень боясь услышать не тот ответ. Но Тимур бодро заявил:

— Да! Почему нет? Я люблю пиццу. С ананасами.

— Извращенец, — скривилась я.

Тимур хотел начать возмущаться, но вместо этого спросил:

— А ты какую?

Мы двинулись к выходу со двора. Вряд ли в пиццерию можно с собаками. Придется завести Дика домой.

— С грушами и сыром, — осторожно произнесла я.

— И это ты меня назвала извращенцем?

Вечер прошел не по плану, но я была даже рада, что так случилось.

В субботу утром я проснулась в хорошем настроении. Но, как и все хорошее, оно длилось не долго. Несмотря на предостережения осознанных людей, которые всегда в потоке, в ресурсе, продуктивные и все такое, свое утро я часто начинала с залипания в телефон. Знала бы я, что меня там ждет, больше никогда бы им не пользовалась.

В социальной сети у меня было двенадцать отметок в историях. Это на двенадцать больше, чем обычно, поэтому я запаниковала. Когда я увидела, что все они от Адель, то запаниковала еще больше. Зачем она меня отметила? Чтобы я точно заметила, как хорошо она провела время без меня?

Мое сердце колотилось, когда я щелкала на иконку. Наверное, даже уши покраснели. Да и в целом я чувствовала себя так, будто какой-то людоед опустил меня в кипяток, чтобы сварить и потом съесть.

Но на историях Адель… поздравляла меня с днем рождения. Я даже несколько раз перечитала надпись прежде, чем слушать само видео. С днем рождения? Сегодня?

Первые три истории Адель просто с широкой улыбкой поздравляла меня, говорила, какая я хорошая, добрая, отзывчивая и все в этом духе. В конце она призвала всех поздравить меня. А на остальных историях были… Да. Мои отстойные фотографии. Я не понимала, откуда они у Адель и как она умудрялась снимать меня так, что я не замечала. На одной я стояла у стола в беседке, где мы были на первое мая. Я насаживала дурацкое мясо на дурацкие шампуры, а осанкой напоминала знак вопроса. На следующей истории Адель была на первом плане, ее волосы развевались от ветра, который дул из открытого окна автомобиля. На этом видео была маска, из-за которой у Адель вылетали из глаз сердечки, когда она моргала. «Эй, овца, улыбнись!» — крикнула Адель и фокус перешел на меня, сидящую за рулем. Я сказала «Что?», глянула в сторону Адель, а потом машина резко затормозила, Адель рассмеялась и видео оборвалось. Ну, это я помню, мы тогда чуть в грузовик не вляпались и потому я решила больше не реагировать на Адель, когда сижу за рулем.

Еще десяток историй были примерно такого же наполнения. Адель красивая, улыбается, отыскав выгодный для себя ракурс, а я болтаюсь где-то сзади, хмуро глядя куда-то, или занимаясь чем-то несуразным.

Я же просила не выставлять мои фотографии. Даже самостоятельно я почти никогда ничего не выкидывала в сеть, потому что камера меня не любит и я получаюсь на фото плохо. И уж тем более на видео. В моем профиле есть только одна фотография, которую я также ставила на аватарку везде, где была зарегистрирована. Эту фотографию профессиональный фотограф сделал на выпускном. На ней я улыбалась, держала в руке светло-зеленый шарик, который по цвету идеально подходил под мое платье, и кого-то звала. А именно — мою бывшую подругу. На выпускном мы виделись в последний раз. Фотография была сделана за десять минут до того, как я узнала, что она собралась переезжать, потому что по балам прошла в университет в другом городе. Фотография получилась хорошей не потому, что ее сделал профессионал, а потому что я не знала, что меня фотографируют. Иначе стала бы позировать и вышло бы плохо.

Я пролистывала истории Адель, обещая себе не вглядываться в себя, но на каждой фотографии и видео нарушая этот запрет. Когда истории закончились, я чувствовала себя так, будто кто-то слил мои интимные фотографии, хотя у меня таких никогда не было.