Глава 4
В которой я смущаюсь и смущаю
— Как уволилась? — спросила я.
Тетрадь, которую я сжимала в руках, уже наверняка промокла из-за моих потеющих ладоней. В деканате всегда было слишком жарко. Вероятно, дело было в кондиционере, который и зимой, и летом стоял на обогреве, потому что никто из жительниц кафедры, пожилых женщин, не знал, как менять режимы.
— К сожалению, этого нельзя было предотвратить, — сказал декан. Каждый год я обещала себе, что выучу его имя, но мы так редко пересекались, что я решила не забивать свою память бесполезной информацией. — Она тяжело заболела.
Речь шла про моего куратора по дипломной работе. Она была у меня в том году на курсовой и я была уверена, что будет и в этом, на дипломе. Ну, она и была. Я сделала уже половину работы и вот, хотела ей в который раз показать свои успехи. Но она долго не появлялась в университете. Так что я решила спросить у декана, когда ее можно будет увидеть. Выяснилось, что больше никогда.
— А староста вам не передавал?
Я закусила губу. Дело в том, что старостой была я, но на старостаты ходить перестала еще года два назад. Так что всю важную информацию моя группа узнавала иными способами. Но вины я не чувствовала. Все-таки, если информация важная, то ее невозможно не узнать. А если не важная, то зачем ее узнавать?
Возникла небольшая пауза. А когда стало ясно, что староста, жуткая негодница, ничего никому не передавала, я спросила:
— И что теперь?
— Ну-у-у, — протянул декан, перекладывая какие-то листки с места на место, как сделал за наш разговор уже, наверное, раз пять. — Придется выбирать нового куратора.
Я шумно втянула воздух. Дело в том, что куратора я выбирала по принципу «кто меньше будет доклепываться». Этим же принципом пользовались все остальные, а значит из преподавателей на роль куратора по диплому остались только любители изощренных пыток.
— Ладно, — сказала я. — А кто еще остался свободен?
Декан стал смотреть в ноутбук, хмурясь и клацая мышкой. Минуты через две он сказал:
— Ольга Вячеславовна.
— Твою мать! — воскликнула я и уже в следующее мгновение моя рука полетела закрывать рот, как будто это могло вернуть слова обратно. — Ой, извините… Извините, пожалуйста. Я не то хотела сказать, просто…
Декан махнул рукой, не желая слушать мои жалкие оправдания. Но и стыдить не стал. Видимо, был со мной солидарен. Ольга Вячеславовна была не самой доброй женщиной. К счастью, у нашей группы она вела всего один предмет на протяжении одного семестра. Интересный факт — из нашей группы за все время обучения выгнали всего двоих студентов. Удручающий факт — оба покинули университет по инициативе Ольги Вячеславовны.
Я пожевала губу, думая над тем, что, может, не стоит мучаться и тоже забрать документы, пока Ольга Вячеславовна не заставила меня это сделать. Но сдаваться, когда до конца учебы оставалось меньше трех месяцев, было как-то тупо.
— А когда у нее в нашем корпусе пары? — спросила я.
Мне позарез нужна была эта информация, чтобы знать, в какое время возле какой аудитории торчать. Если я хотела запомниться своему новому куратору, то нужно активно мозолить ей глаза. Возможно, это вызовет раздражение, но лучше раздражение, чем отчисление.
Декан не ответил и снова уставился в экран компьютера. Через минуту я услышала звук принтера и еще секунд через десять из него выполз лист. Я подхватила его и уставилась в расписание.
— Тво… — начала я, но вовремя запнулась.
У Ольги Вячеславовны в нашем корпусе было всего пять пар. Все они стояли подряд в один день. Получается, чтобы встретиться с ней, придется приходить либо перед первой парой, либо после пятой. Я не сдержалась и захныкала. Это, конечно, лучше, чем орать «твою мать», но декан все равно указал мне на выход и вежливо со мной попрощался.
Через несколько минут я уже шла по пешеходной дорожке вдоль длинного ряда магазинов. Перед тем, как выйти из корпуса, я даже не зашла в туалет, чтобы порыдать. По-моему, это достойно похвалы.
Листок с расписанием Ольги Вячеславовны я сфотографировала несколько раз, затем переслала себе во все заметки во всех мессенджерах. Только потом я смяла его и выкинула в мусорку.
Засунув руки в карманы толстовки, я шла, сильно сгорбившись. Ну почему мне так не везет? Какой нормальный преподаватель вообще увольняется в конце учебного года? Кто будет выставлять годовые оценки и унижать дипломников? Конечно, у моей предыдущей кураторши была серьезная причина, но все-равно обидно. С ней было спокойно. Она знала, что ругать меня нельзя, только хвалить. Под критикой я сворачиваюсь, как цветок на закате. А вот хвалить меня можно и нужно. Это меня не расслабляет, а мотивирует. Конечно, многих студентов жестокое обращение преподавателей стимулирует шевелиться и доделывать работы. Но я со своей хрупкой душонкой в их число не входила. Ольга Вячеславовна как раз была их тех преподов, которые считают, что чем жестче — тем лучше. Так что я боялась представить, что меня ждет.
Я шагала, смотря себе под ноги невидящим взором. Наверное, моя нижняя губа уже начала кровить — так агрессивно я ее жевала. Когда я споткнулась уже раз в десятый, то решила, что было бы неплохо смотреть, куда я ступаю. Подняв голову, я обнаружила, что мое лицо на целой улице единственное такое несчастное. Большинство людей шли, улыбаясь. Конечно, им же не назначали куратором на диплом самого жестокого преподавателя на планете Земля! Хотя, может, они были счастливы просто потому что светило солнце, впереди были длинные, майские выходные, а воздух пах теплом и цветением липы.
Мыслями я унеслась далеко, где не было дипломных работ и, как следствие, уныния. Я даже почти заулыбалась. Но мое настроение, которое только-только сумело приподняться на пару миллиметров от депрессии, тут же упало обратно. В конце улицы я увидела знакомого. Терпеть не могу, когда так происходит. Обычно, я шла, не поднимая головы, чтобы меня не узнали и не пришлось здороваться.
Но сейчас впереди шел Тимур. Ну что за совпадение! Почему из почти восьми миллиардов человеков именно он оказался в одно время в одной пространственной точке со мной?
Уж с кем, с кем, а с Тимуром мне точно не хотелось начинать светские беседы. Я не хотела больше никогда с ним встречаться, потому что была уверена, что в пятницу произвела не лучшее впечатление. А первое впечатление — самое важное, следовательно, если я его запорола, то даже не стоит пытаться что-то предпринимать.
Короче говоря, нужно было скрыться. Я стала озираться. По левую руку была проезжая часть, куда я не кинусь по очевидным причинам. По правую — сплошной ряд магазинов. Ни одного переулочка, где я могла бы скрыться! Наверное, я озиралась слишком долго. На одно мгновение я даже перехватила взгляд Тимура. Молясь, чтобы это оказалось неправдой, я забежала в ближайший магазин, даже не взглянув на вывеску.
Внутри был подозрительный полумрак и ни одного человека. Даже продавцов я не сразу заметила. Обернувшись, я тут же прижалась к стеклу двери. Со стороны улицы меня не было видно, а вот я видела все. Значит, я смогу заметить Тимура и выйти на улицу только когда он пройдет.
Секунд десять я стояла, вглядываясь в прохожих и надеясь, что не ошиблась с тем, что стекло затонировано. Иначе мой нос, прижатый к стеклу и в результате походивший на пятачок, был бы достоянием общественности. Все почему-то вглядывались в этот магазин, хотя я не заметила, чтобы у него были витрины. Да и взгляды прохожих были какими-то странными, уж больно заинтересованными.
Наконец я увидела Тимура. Он шел, глядя в сторону того места, где я скрылась и… повернул к двери! Я мигом отпрянула от нее, но успела заметить, как он смущенно улыбнулся, прочитав вывеску.
Так, теперь надо вести себя естественно.
— Вам что-то подсказать? — спросил у меня продавец-консультант.
— Нет, спасибо… — сказала я, оглядываясь.
В моих планах было подойти к какой-нибудь полочке и внимательно изучать ее ассортимент, чтобы Тимур не подумал, что я зашла сюда специально, чтобы не пересечься с ним. Но когда хлопнула дверь и меня со спины обдало вздохом свежего воздуха, я стояла, не шевелясь, напрочь позабыв о своем тупом плане.