— Как ты узнала, где я?

— Тимур сказал, — ответила Вика. — Он всем нашим сказал.

Всем сказал? То есть и Адель, и Владу, и Карине… Но только Вика пришла. Ну что же, они и не обязаны были приходить. Кто я им? На самом деле никто, просто знакомая.

Увидев, что я приуныла, Вика положила руку на мою ладонь.

— Знаешь, — сказала она, нервничая. — Я хотела тебе кое в чем признаться.

— Валяй.

Мне казалось, что ничего такого страшного Вика мне не скажет. Да и что могло меня напугать? Я под машину попала. Меня теперь только проезжая часть должна страшить.

— Помнишь, когда был твой день рождения…

О нет. Худший день в году снова дает о себе знать.

— В общем, ты же тогда пригласила Адель.

— Откуда ты знаешь? — сказала я.

Я снова позабыла о том, что мне лучше резко не шевелиться. Дернувшись, я слегка застонала. Тупая голова. Она что, теперь до конца жизни будет так болеть?

— Адель мне сказала.

Вика выглядела такой подавленной и так долго собиралась с мыслями, что я не могла понять, в чем же таком страшном она хотела мне сознаться. Может, хочет поругать меня, что я не пригласила и ее? Но это же бред. Если бы она и была на такое способна, то не стала бы этого делать, пока я лежу в больнице после ДТП.

— Так в чем ты хотела признаться? — спросила я.

Вика еще немного помолчала. Я чувствовала, как она то сильнее, то слабее сжимает мои пальцы. Наконец она сказала:

— В общем, я знала, когда у тебя день рождения. А Адель перепутала.

— Это мне известно, — сказала я, стараясь, чтобы мой тон был нейтральным.

— И я ей сказала, что она перепутала.

— И… — начала я, но запнулась, осознав, что это значит.

Адель действительно перепутала даты моего дня рождения. Вика сказала ей, что она ошиблась. Но Адель все-равно поздравила меня в неправильный день. Почему?

Словно услышав мои мысли, Вика, понурив голову, сказала:

— Мы просто очень хотели пойти к тому диджею… Я говорила Адель, что раз Ксюша ее пригласила, то она обязана пойти. Я сказала, что ты вообще не празднуешь дни рождения и раз решила пригласить Адель, то это действительно многое значит. Но она…

— Что она? — воскликнула я.

— Она сказала, что ты не обидишься. И что тебе, в общем-то, не обязательно знать, по-настоящему она перепутала, или прикидывалась, чтобы успеть и на концерт попасть, и потом с тобой встретиться…

Я вытащила ладонь из-под руки Вики. Она хотела снова ее перехватить, но не стала и откинулась на спинку стула.

Я молчала. А что говорить? Адель прикидывалась, придуривалась, обманывала меня. Какой-то дебильный диджей был ей важнее, чем мой день рождения. Мне уже даже плакать не хотелось. Я просто поняла, что Тимур прав. Стоит начать думать о себе, прекратить ее прощать. Все ее случайные промахи на самом деле — спланированные, а это еще хуже. Она специально обманывала меня, а я ей верила. Она же моя подруга. Была.

— Прости, что так получилось, — сказала Вика. — Мне стоило ее уговорить пойти к тебе.

— Нет, нет, — сказала я, смахивая слезинку. — Хорошо, что так получилось.

Вика нахмурилась — она не поняла меня. Дело было в том, что в тот день мы начали общаться с Тимуром. Если бы Адель пришла, мы бы, вероятно, вообще никогда не сблизились.

— Знаешь, Вика, — сказала я. — Все, что не делается, все к лучшему.

Вика пожала плечами.

— Спасибо, что сказала, — продолжила я. — И что пришла.

Я потянулась к ней руками, и Вика наклонилась ко мне. Мы обнялись. Ее движения были какими-то угловатыми.

— Я на тебя не злюсь, — сказала я. — Думаю, ты бы не смогла заставить Адель прийти ко мне, а не на концерт, даже если бы очень захотела. Знаешь, она же с тем диджеем еще на свидания ходила.

— Че? Правда? — усмехнулась Вика, отстранившись от меня.

— Ага, — сказала я. — А потом он назвал ее эгоцентричной манипуляторшой, и они больше не виделись.

Тут Вика расхохоталась и спустя несколько секунд я заметила, что тоже смеюсь. Правда, долго это не продлилось — ушиб на голове напомнил о себе.

— Какой проницательный парень! — подытожила Вика.

Окончательно успокоившись, она снова меня обняла.

— Ладно, Ксюш, думаю, мне уже пора идти.

— Спасибо, что пришла, — сказала я. — Для меня это много значит. Честно.

Вика похлопала меня по спине и, попрощавшись, ушла. С минутку я смотрела на закрытую дверь, а потому почувствовала острое желание схватить телефон. Может, Адель ответила? Нужно удалить сообщение с адресом и сказать, чтобы не приходила. Не хочу ее видеть. А если она придет, то я, наверное, в тысячный раз ее прощу. Не знаю.

Впрочем, Адель не пришла, а я вскоре заснула.

В середине следующего дня я стояла вместе с мамой у стойки регистрации. На костылях! Первые несколько минут было даже прикольно. Но когда я завершила свой путь от палаты до регистратуры, было не до смеха. Я думала, что на костылях ходить не так уж сложно. Но за триста метров я вспотела, устала и хотела только лечь, и чтобы меня никто не трогал.

Мама говорила с администратором, а я просто пыталась удержаться на костылях. Жесть. Так неудобно. И ноге холодно. На мне были старые трикотажные шорты, в которых прилично было только спать. Нормальные шорты, например джинсовые, на гипс не налезли бы.

Я уже несколько минут стояла, прислонившись к стеночке, как увидела, что ко мне идет моя медсестра, та самая, с пушистым мягким облачком вместо волос. Блин, так хочется их потрогать. Но я не буду. А то подумают, что сильно головой ударилась и обратно на стационар положат. Только теперь в психушку.

В руках медсестры был большой букет. Ирисы.

— Привет, Ксюша, — сказала медсестра.

Я думала, что она просто поздоровается со мной, пожелает больше сюда к ним не попадать и пойдет дальше. Но медсестра сказала:

— Это тебе.

Она протянула мне букет, от чего я опешила.

— С-спасибо, — сказала я.

— Это не от меня, — сказала медсестра, уловив мое замешательство. — Тут открытка.

Я поставила один костыль к стене и взяла открытку. Одной рукой было трудно управляться, но не прошло и часа, как я раскрыла открытку и прочитала текст, написанный аккуратным подчерком с кучей вензельков.

«Выздоравливай, моя любимая овечка».

Где-то с полминуты я таращилась на текст, а потом открытка выпала из моих рук.

— Я подниму! — сказала медсестра.

— Можно мне букет? — сказала я.

— Да, конечно.

Медсестра протянула мне букет, а сама наклонилась за открыткой. Не успев подняться, она в испуге отшатнулась от меня.

Без единого слова я швырнула букет в стену. Он был так туго связан, что не распался, лишь пара листочков отлетели. Тогда я попыталась его пнуть, но нога в гипсе едва ли могла с этим справиться, а на здоровой я стояла. Из глаз брызнули слезы. Я схватила костыль и стала им бить по букету. Вскоре обертка раскрылась и цветы рассыпались. Теперь они выглядели так, будто корова их пожевала и выплюнула.

— Ксюша! Ксюша! — слышала я крики то ли мамы, то ли медсестры. — Что ты делаешь?

Я старалась их не слушать. Все била по букету, ощущая лишь злость и то, как по щекам бегут слезы — горячие от обиды и ярости.

Букет! Она прислала мне сраный букет! Да пусть засунет его себе в…

— Ксюша, прекрати! — сказала мама, приблизившись ко мне.

Она выдрала из моих рук костыль, но мне уже было все равно — то, что осталось от букета улетело далеко и я не могла до него дотянуться.

— Ты что творишь? — сказала мама.

Я не понимала, как в одной реплике может заключаться и беспокойство, и недоумение, и немного злости.

— Букет, — сказала я.

— Я вижу! — сказала мама теперь уже просто раздраженно. — Зачем ты его угробила?

Я пожала плечами. Теперь цветы, точнее отдельные их части покрывали несколько квадратных метров пола коридора. Казалось, что здесь кто-то подрался, а потом кого-то похоронили.