— Боролись против жертв? Тебя ничего не смущает? Жертвам нужно помогать…если их захватили, то нужно освободить… Сам же говорил…

— Жертва жертве рознь. Вот адепты Бтийсуво станут вдруг жертвами… и что тогда? Нужно помочь ревнителям бога убийства? Не уверен. К тому же… в нашей игре — «жертвы» распространяли болезнь — лихорадку золотого безумия. Но это не золото вовсе, не в привычном виде, а — осколки скалы, что всплыла со дна озера Мундус. А потом, а потом… вскармливали…

— Ужас какой! Лихорадка золотого безумия? Звучит опасно, — почти наиграно удивилась взрослая. — Надеюсь, они справились. Помощники, должно быть невероятно сильные и выдающиеся люди.

— Верно, — воскликнул мальчишка. — Только их оказалось больше, чем два. За ними последовали те, кто готов лечь костьми, чтобы предотвратить неизбежное. Насчёт успеха — я думаю, им суждено добиться его, но Набав Днах сказал, что от него закрыты эти знания. Многое может зависеть от того… сможет ли изгнанница перешагнуть порог мучений и повторить свой первый вздох.

— Я поняла, — серьёзно сказала она, а эхо повторило её слова. — Ты же не пьёшь красную гадость с пыльным запахом?

— Нет, не пью. Как ты и говорила. Один раз сказали выпить и стояли, наблюдали. Делать было нечего, но потом я два пальца… и всё.

— Вот молодец, хороший мальчик. Эта микстура не пойдёт тебе пользу. Она заберёт у тебя твоего гостя, — взволнованно прошептала женщина. — Кстати, а где он сейчас?

— Рядом, сидит и рисует. Говорит — это рецепт вероятности успеха. Или вернее сказать — пишет. Хоть со стороны и выглядит как рисунок, но на самом деле… он являет собой буквы и предложения. Ну, такова манера передачи мысли и…

— Почему вы, молодой человек, прячете руку. Что в ней? Ну-ка покажи мне. Что с твоим пальчиком, где он?! Что случилось, кто это сделал? Тебе больно? Кто это сделал? Рассказывай, я не буду ругаться, — на одном дыхании выдала она. — Не молчи. Набав Днах сотворил такое с тобой?

— Нет, — уверенно ответил мальчишка. — Он помог мне.

— Ты это называешь помощью? А потом ограбление станет освобождением от богатств? А пытки будут считаться потехой, призванной закалить тело, или — лекарством от скуки? А что дальше? Это опасное выворачивание…

— Мой друг — мистер Скрипучий усик, он заболел. Из него лезли странные веточки, они делали ему больно. Мы пытались помочь, но ничего не получилось. Тогда Набав Днах предложил порыбачить, чтобы Усик смог перед своей кончиной поймать здоровенную рыбину. Мы оказали услугу. Последнюю услугу…

— Поймать рыбу на своего друга-сверчка? И ты согласился? Ты же так заботился о нём, — на мгновение зазвенела тишина. — Ну допустим, вы пошли на рыбалку, но как тебе удалось выбраться из своей камеры…комнаты и пробраться через коридоры со смотрителями?

— Никак. Набав Днах принёс речку сюда и дал мне удочку. Ты бы видела! Скрипучий схлестнулся с громадной рыбой! Нет, это был просто монстр из-под шва черепа нашего мира. Но глубоководный враг оказался слишком силён. Сорвался и утащил мистера Усика…

— Тогда получается… он погиб героем, когда пал в бою со страшным врагом. Думаю, это даже лучше, чем поимка рыбы, — донёсся женский голос, но сделал это как-то жидко. — А теперь, молодой человек, рассказывай — что случилось с пальцем?

После её вопроса забряцало стекло, предположительно — пара пузырьков.

— Крючок, я поранился об него, — проскрипел юный рыбак. — Набав Днах сказал, что омертвение пойдёт дальше, если ничего не предпринять. Граница заметно сдвигалась…

— Это ужасно… Но, видимо, не было другого выхода. Иногда нужно отдать малое, чтобы сохранить большее, — из её слов сочилось эмоциональное облегчение. — Всё, я обработала. Теперь омертвение точно не угрожает. Не болит? Хорошо. Тогда тебе полагается награда за проявленную мужественность. Давай книгу, будем читать. А про те «веточки» расскажешь потом поподробнее.

Застенный разговор затих. Софистия отвлеклась от изучения записей, полностью отдалась рассматриванию своей накидки, прореха на которой затянулась. Пытаясь найти шов, засомневалась в том, что ткань вообще была порвана. Магия… не иначе. Можно сказать с некой уверенностью: юная искательница недооценивала моё умение обращаться с иглой и нитью. По крайней мере, до этого момента. При всей её внимательности, позволяющей ей подмечать незначительные детали в каких-либо событиях и делать поразительно точные выводу, даже не подозревала о наличии аккуратно вшитого оберега. Вот он — пример мастерства, обречённого носить корону неизвестности. Страх больше не считывался по её лицу. Вроде бы, не свойственному выходцам Академии навыку удалось своей безобидностью прогнать мысли о недавних потрясениях.

Закатав рукав тёмной рубашки в продольную полоску, достал из кармана жилета странный свисток. Сотворённый руками случайных обстоятельств сувенир, его вручил мне Бургомистр перед самым отбытием. В мельчайших деталях запомнился момент передачи этого приспособления — всё видимое было каким-то туманным, а изо рта вырывались клубы испарения взволнованного дыхания; Рэмтор несколько раз пытался провести свой ритуал с челюстью — она хрустнула аж на шестой раз. А потом сказал: «Отдашь его, когда найдёшь ответы». Окружающая обстановка, в большей мере скулеж бродячего пса, делали хранителя города почти призрачным. Честно, не представлялось для чего нужен уродливый свисток похожий на клыкастую пулю. Хотя были некоторые догадки, связанные с прямым назначением. Ещё, вероятно, таким образом подстегнул некое чувство признательности, благодарности, или же всего-навсего обязал меня к возвращению. Но, как бы оно ни было, свисток обладал завораживающими свойствами. Лет через сто — антиквары, старьёвщики, да и вообще ценители, будут устраивать из-за него драки. Кто кулаками, кто кошелями. Вероятно, передо мной причина ещё несовершённой череды убийств. Люди готовы и на большее ради меньшего.

Держа его на ладони и рассматривая чудовищные линии, пытался вообразить скрывающиеся в нём истории. Потом поднёс к губам, слегка подул — никакого звука не последовало. Или же не услышал из-за недоступности человеческому уху. После чего странное, почти неуловимое закружилось на языке — вкус смешения снежной ягоды и ржавого железа. Неожиданно быстро послевкусие убежало в поля прошедшего и как высохшее земноводное прыгнуло в лужу, где лужа — это затворки памяти. Меня переполнила уверенность, что ещё не пришло время этому свистку раскрыть свою роль. Как-никак — ложка хороша к обеду.

— Всё видимое нашими глазами это отражение личной трагедии каждого, — сонно заговорил Ифор и сжал руки в замок.

— Много зависит от того, как посмотреть, — выдохнул я и дал волю желанию узнать: — Где это вычитал? А то ничего такого не припоминаю. Или сказал кто-то… кому принадлежат эти слова?

— Уст Исзм, вроде бы ему. Правда, не уверен насчёт правильности имени. Ведь его ещё называют Изм. А спросить… как-то не довелось. Вечно эти усты заняты, даже если смирно стоят на месте, то всё равно заняты.

— Вот оно как. И что ещё тебе говорил этот фанатик? То есть жестокий любитель постоять за Стеной и послушать людские секреты. Пытался убедить тебя помочь ему? Помочь в ловле ронохов, чтобы потом «вбивать правду» в их головы. Хотя, знаешь, мне трудно представить уста, разглагольствующего о трагедии, которая не оплетает Сахелана. Все их мысли не о красотах морей — нет, а о Первом Слышащем, о Голосе и о Тропах.

— Искатель Ханд, и мне было трудно, пока не поговорил с ним. Вернее… пока он не поговорил со мной. И тогда я понял — он отличается от других служителей Примуулгус.

— Вот как? А есть что-то конкретное, что отличает Исзма от других? Или ты просто так чувствуешь?

— Можно сказать и так, — предвкушая мой ответ, ответил Ифор.

— Как замечательно, наверное, обладать подобной интуицией. Примерно то же самое чувствует олененок, когда смотрит на хищника с добрым выражением морды. Неужели ты забыл о подлости разума? Если встречаешь наихудшего головореза, а потом сталкиваешься с чуть менее отъявленным, то второй уже кажется не таким уж и плохим. Но, тем не менее, это не делает его благонадёжным. Самообман, понимаешь?