«Вербный люд», он с большим трудом держится на ногах, аки пьяный канатоходец только без натянутого каната. Огромный покрытый шрамами горб не позволял выпрямиться, вынуждал смотреть только вниз на свои тупоносые башмаки. Подмётки оторвались, хлюпали, будь они челюстью живого существа, можно было бы подумать — они хотят кушать. Зрители сразу же засвистели, изобразили приступы тошноты. Подобную реакцию вызвали шрамы. Считалось, таким образом, сам Все-Создатель отмечал наихудших из еретиков, мерзко надругавшихся над заветами Сахелана. Один из горожан, подавившись омерзением, плеснул на горбуна пойлом из своего стакана, уже спустя пару секунд шрамы размазались, потекли. «Вербный» с облегчение выдохнул, миновав опасный случай. Тут же рухнулна спину для того, чтобы попытаться посмешнее подняться. Ведь не бывает ничего смешнее чужого падения, верно? Судорожно замахал ногами и руками, а толпа, в свою очередь, не осталась безучастной. Хохот вырвался из глоток большинства смотревших на этот номер, находили забавным Бесполезные старания перевёрнутого жука.
После нескольких других «почти корифеев» вышла девушка. Она несла прямоугольное зеркало — всем показалось, к ней прилипло её собственное отражение. Однако вскоре разглядели нечто невероятное: никакого зеркала не было, а только пустая рама с незамысловатым узором. «Два в одном» долго пыталась подобрать подходящий к настроению наряд. Когда всё-таки выбрала, «отражение» истерично возразило, отказалось от безвкусного тряпья.
Все следующие лицедеи по очереди ступали на маленькую сцену. Быстро изображали обычные ситуации из жизни, с которыми встречается каждый. Будь то утреннее пробуждение или же приём пищи. «Зрелище Тик-Так» привлекало внимание и понравилось зрителям, но вовсе не из-за острого ума, змеиной гибкости или же хитрых иллюзий выступающих, а из-за чего-то другого.
Толпа смеялась, каждый получал свою долю удовольствия. Микгриб не поддался заразе радости, неподвижно стоял на месте. Озираясь на окружающих, выражение его лица демонстрировало подлинное непонимание. Должно быть, ему не позволяли расслабиться мысли, вызванные появлением других вермундов, один из которых шустро пробирался к чёрному выходу из шатра.
Хозяин, праздно пританцовывая, выпрыгнул на сцену голодным карасём и произнёс: — Спасибо всем вам! Спасибо за то, что обогатили… то есть… посетили наш скромный дом «Тик-Так». А теперь небольшой подарок для вашего Бургомистра, который, к сожалению, не смог придти на наш парад безудержного веселья. Но он обязательно увидит его. Прошу! — выкрикнул он, и шатёр распустился величественным цветком. Зрители восторженно захлопали, когда алые искры со свистом понеслись вверх высоко над землёй, где спустя череду мгновений загорелись яркие огни, что изображали насыщенные контуры небесных троп. Затем разлетались, чтобы закрутиться в причудливые и новые для глаз узоры. Палитра разных цветов, некоторые из которых были ранее невиданными, разлилась над Оренктоном. Такой фейерверк абсолютно точно видно из резиденции Бургомистра.
Яркое представление сыграло роль живительного водоёма, спасавшего от сухости повседневной рутины. Всё закончилось — гематома толпы начала рассасываться. Горожане возвращались к своим обычным делам, сохраняли в глазах блеск впечатлений. Память не скоро закинет этот день в кладовку забвения, особенно после такого эффектного сжигания различных пороховых составов; будь они людьми, то их таланту позавидовали бы многие из художников.
Прикупив парочку свежих, ещё горячих завитушек, посыпанных сладкой пудрой, гвардеец Андер пошёл к себе домой. Жил он в старом, но на удивление тихом, спокойном квартале. Немного прошёлся на свежем воздухе и сел в экипаж. Приказал извозчику гнать по дороге мимо усадьбы Ванригтен. В дали, за зарешеченным оконцем, вздымались тонкие струйки дыма. Тёмные краски скромно оглашали образование памятного шрама на теле города. Усадьба стала не просто меньше, а словно аккуратно сложилась как высокая карточная башня, выстроенная усидчивым архитектором. Жующий завитушку поразился тем, что вытворяют правильные бочки, которые расставили в правильных местах и обложили правильными мешками с песком. Теперь присутствие в шатре вермундов, постоянно смотревших на стрелки карманных часов, нашло своё объяснение.
Добравшись до адреса, поднялся по доживающим свой срок ступеням. Из-под шагов вырывались усталые скрипы. Отворил дверь и перешагнул порог своего дома; по крайней мере, именно так он привык называть обжитую комнатушку в западных окраинах. Внутри всё внимание, или большая его часть, сразу же притягивалось к старинному креслу. Его обтягивала трофейная шкура уже непонятно какого животного. Мелкие трещины разбегались по ней, вырисовывали узоры похожие на причудливые гримасы.
Хозяин устало развалился в кресле, а после взял со столика стакан и налил в него обжигающую горло жидкость, но заполнил не до краев, а лишь наполовину. Маленькой ложечкой, предназначенной для десерта, провёл мост над крепким напитком, на него положил небольшой кусочек сахара. Уронил на затвердевший белый компонент дюжину капель тоника желтоватого оттенка, потом поджёг озеро под мостом столового прибора. Зельевар-любитель совершал свои действия медленно, со знанием дела. Синеватое пламя выстраивало языками маленькую птичью клетку. Сладкий тоник слегка вспенился, быстро опрокинул его и размешал. Прождав пару секунд, задул уже почти невидимый огонь и выпил всё содержимое стакана за один глоток.
Тёмное небо подзаборным пьяницей облёвывает плоско-круглую. Густые капли бьются о крыши домов, прыгают по брусчатке. Невыносимое зловоние разноситься по округе стаей свихнувшихся птиц. Грязная толпа свинорылых созданий, радостно повизгивая, стоит на площади рядом с резиденцией, рядом со статуей Пакатора. Косозубые смеются, указывают уродливыми пальцами на склонившихся вермундов. Микгриб посмотрел на обливающихся слюной свиноподобных людей, или же человекоподобных свиней, — понимающий всю несправедливость выпрямился, встал во весь рост. Из живой стены вывалился одноглазый бродяга в рваных лохмотьях и выкрикнул переполненным издёвкой голосом: — Что встал, констебль? Запасные ноги… что ли есть? Я тебе уже говорил… как шерсть не цепляй, верным не станешь, — пробурчал ловчий и, рассмеявшись, продолжил: — Ты никогда не станешь таким, как он. Ты блеклая пародия на него. Может, поэтому Бургомистр и мундиры что-то от тебя скрывают? Бедному щенку не рассказали про семейное гнёздышко. Ну, теперь уже руины. Недоразумение должно исчезнуть! Проваливай, тебе одёжка не по размеру. Просто испарись… как тот любопытный астроном.
Из живой массы выбежали изуродованные сироты из приюта, начали кружиться вокруг Андера; кружились роем злобных и жужжащих мух. Мелкие уродцы хлопали, били по нему тонкими лапками, выкрикивая: — Вы не на своём месте. Квадраты никогда не рады треугольнику!
Шестипалый внимательно наблюдает за полуживым хороводом. Высокомерно улыбается, безостановочно щёлкает челюстью и безмолвно потешается. Его нисколько не волнует вся несправедливость происходящего на площади под зловонным дождём. Между капель рвоты людоеда пронеслись звуки, отдалённо напоминали искажённый человеческий плач.
Микгриб пытается что-то сказать, но слова не вылетают из его рта, будто бы разбиваются об зубы — растворяются в беспомощной немоте. Тут бессильный слышит знакомый слог: — Всё, чему я научил тебя, оказалось бесполезным, — произнёс отец, выходя из толпы. — Ты уже добился большего, чем я. Теперь открыты новые горизонты. Осталось сделать шаг на встречу к ним. Но для начала…необходимо выбраться из построенного мной лабиринта заблуждений. Обернись и встреться с его обитателем.
Андер поворачивает голову: существо в чёрном саване, оно скрипит зубами и протягивает ржавый клинок. Заложник сна без промедлений хватает этот клинок, наносит удар прямо в брюхо злобного создания. Потом ещё один и ещё один. Когда оно падает, срывает всепоглощающую ткань, открывает размытое лицо.
— Добро лишено всякого смысла. Избавься от лишнего груза. Береги себя и только себя, — проговорил обитатель заблуждений родным голосом. — Ла…ла-а. Лабиринт состоит из обмана. Я не был тем, кем меня считали. Всё ложь. — Стоя над поверженным телом, гвардеец замечает — Дерана больше нет.
