Бондарь, отдавшись безумию страха, поднял над головой меч с обломанным лезвием, заорал, как косуля, и кинулся на того, кого трогать было нельзя. Да, и вообще — глупо. Но кто узнает об этом, верно? Фель с подшагом кинул прямой удар, встретил со всем равнодушным радушием. Мастер над бочкой присел в воздухе, ноги выпрямил так, что получился угол. Нос превратился в месиво, однако его не было видно; не только из-за нехватки света, но и из-за того, что орган обоняния провалился в лицо. Как суслик в норку. Бочкообразный беличий грызун распластался на полу, молчал. Второй повторил попытку первого. Хлопок раскрытой ладонью по лицу запустил его колесом. Приземлившись после кульбита, с хрустом влетел виском в краешек табурета. Ему повезло не дожить до обещанной казни.
Оставшийся поднял светильник, огонёк сверкал не ярче глаз уличных псов. Потом направился к лестнице. Свистящее сопение выдавало ещё одного участника тайного собрания. Об этом довелось узнать из его бубнежа. Скорее всего, не знал, что проговаривает вслух свои проклятия. Неудачливый игрок в прятки суетливо зашаркал подошвой на этаже выше и, увидев свет, поторопился убежать, спрятаться. Топот метаний третьего отчётливо слышно. Но Фелю всё равно, его ждут внизу. Скрипы и запах сырости — больше ничего там и не было. Отворив дверь-гнилушку, сразу увидел пленницу. Юная швея без сознания лежала на столе. Её платье изорвано, а вокруг витал животный смрад. Не представило большого труда догадаться о том, что с ней вытворяли. Отвязав пленницу, накинул одеяло и вынес её на улицу. Положил на скамейку, попытался привести освобождённую в чувства. Делал это осторожно, будто будит ребёнка, которого ждёт свежеприготовленный завтрак с десертом из медовой лепёшки. Тут на него набросился ещё один «гоблин», опьяневший от собственной мнимой силы. Эта пьянь быстро осознала неловкость собственного поступка, когда ощутил во рту вкус железа. Фель схватил нижнюю челюсть и кинул сапогом в колено — оно выгнулось в обратную сторону. Точно кто-то оторвал ножку зажаренного гуся, выкрутив сустав.
Какофония разбудила совсем уж юную ученицу швеи. Увидев перед собой улыбающуюся фигуру, которая наслаждается чужой болью, громко закричала и побежала прочь, подальше от чудовища с чёрными круглыми глазищами. Та не слышала слов ГОПМ-а, не слышала ничего, кроме собственного призывающего к побегу внутреннего голоса. А он пытался всё объяснить. Недопонимания опасны, очень часто ложных суждений хранят свои корни именно в них. Фель с досадой хмыкнул и пошёл дальше, волоча наглеца за собой. Таким образом, предупреждал всех о последствиях нападения на него.
Вопреки ожиданиям непричастных, которые сомневались в правильности всего происходящего, ночь длилась невероятно долго. По крайней мере, так казалось. Словно все часы разом взбунтовались, секундные стрелки отказывались идти дальше. Даже раскалённый докрасна прут не смог бы заставить их взбодриться: они же не вьючные животные.
Кого под луной только не было. От портовых трудяг, до служившего Тэттору Кильмиору Знатока. Обычно всезнающий советник не выползал из резиденции Бургомистра, но тут бодрый старичок решил нарушить, внести правки в свои закостенелые привычки. Причина открывалась сама по себе, стоило только посмотреть на эту «двуногую энциклопедию» с тросточкой. Знаток, несмотря на наличие рядом с ним пары слуг, нёс в цепкой лапе, а вернее — зажимал в подмышке небольших размеров сундучок. Красивый такой, украшенный драгоценными камнями — изумрудами. Ящичек явно забит украшениями: браслетами, кольцами, серьгами и прочим. Звук, после каждого встряхивания, выдавал содержимое. Советник ищейкой шёл по следу, выискивал тех, чьи ювелирные украшения необходимо присвоить для пополнения своей коллекции.
Нюх подвёл старика с проплешинами. Завёл прямиком в Мышиный узел — живущий почти по своим законам район Оренктона, где всем заправляет Желтозуб со своей бандой. Вскоре Знаток вылетал оттуда на своих двух, повторяя: «Это бижутерия, это подделка!». А слуги бежали за ним и выкрикивали: «Мы не знали! Клянёмся Все-Создателем!».
Возле обители безумного белпера Министерский служащий отпустил потерявшего сознание гоблина, вкусившего этикета вольных странствий. Осмотрев постройку с разных углов, встал около оградки из прямых прутьев. Вдоль тропы за изгородью росли лекарственные растения. Запахи смешивались и создавали непередаваемый аромат, что, казалось, слегка щекочет внутренние органы, массажирует их. В саду всё выглядело аккуратным, ухоженным. Скорее всего, целитель всего-навсего использовал их для приготовления микстур и мазей, а не заботился о растениях из-за своих тёплых к ним чувств.
Ненавязчиво постучал в дверь — ответа не услышал. Несколько раз дёрнул ручку, — щёлканье задвижки подсказали — заперто изнутри. Раз закрыто — следует уйти, а не околачиваться у порога. Так поступил бы всякий воспитанный человек, но воспитание бывает разным, да и случаи тоже не всегда одинаковы. А посему кинул пару мощных ударов; первый выдавил из преграды скрипучие оханье, подвижная планка отпрыгнула как какая-нибудь пуговица корсета, который еле как сдерживал натиск пышных мыслей куртизанки. А второй удар заставил повиснуть на петле и упасть в обморок от такого вопиющего хамства. Представитель Министерства был высоким худощавым мужчиной, таящим в себе чудовищную силу. Иногда думалось: его рукопожатие вполне способно сдавить пястные кости в одну единственную; или лёгкий шлепок без особого труда выгнет прут ограждения, выставленного вокруг обители наследников Первых людей.
Пройдя через коридор приемной, поднялся на второй этаж. Чистая комната содержала, кроме всего необходимого для жизни с минимальными удобствами, рабочие инструменты и материалы. На полках — разные склянки с неизвестной жидкостью; желание уточнить не подавало признаков своего зарождения. В банке разглядел уродливую крысу. Неужели такую отловили в тоннелях под городом? «Это точно не соленья, это точно не крысовуха». Из неё торчал осколок солнечного металла, или нечто подобного. Отколовшаяся частица обрастала нитями глазных нервов, и отращивала жующую саму себя пасть. На подставках, рядом с банками с уродством, закреплён набор пил разных форм и размеров. Стопки рукописей на столе едва заметно дрожали из-за свободного сквозняка. Найди там трети пуповины, то точно не попробовал бы замешательство на вкус.
Не пойми откуда взялись светлячки, искрами кружили в воздухе. Застрекотали сверчки. Фель вспомнил, как когда-то прислушивались к ним и пытались услышать в них мелодию. Однажды получилось. Вкусивший иной жизни подтянул ношу к груди, крепко обнял её и, пребывая в плену воспоминаний, плавно поворачивался, танцевал. Делал круг за кругом, как если был стрелкой часов в потерянном доме. Абсолютно точно пребывал в другом месте.
Поднял веки. Прибежище белпера слишком маленькое. Не совсем соответствует виду с улицы. Разница между ожидаемым и действительным нашёптывала о наличии секрета. Дух разложения повсюду одинаков, но усиливался у книжного стеллажа. Под его краем тонкий царапанный след.
Схватившись за полку, потянул на себя. Хранилище знаний сдвинулось. Когда пробрался в открывшийся проём, попал в недостающее пространство нескольких шагов. Там на стуле сидел человек в белой мантии с кровавыми отпечатками. Это тот самый обезумивший белпер, обвинявший семью Ванригтен в чудовищных убийствах. Зажёг настенный фонарь, профессионально осмотрел мертвеца. Судя по виду, он не дышал уже несколько дней. На коже зияли прожженные раны, которые получены давно и отказывались затягиваться, даже когда сердце гоняло кровь по телу.
На меловом лице лекаря застыло выражение умиротворения, будто, умерев, сделал всё, что было в его силах. Сместив пропитанную кровью повязку, открыл пустую глазницу. Глаз извлекли быстро, почти аккуратно. Энуклеация без оваций. Белая перчатка вполне владел способностями проделать извлечение и самостоятельно. Именно его избрал когда-то Лицлесс в личные лекари и даровал перстень. На кольце изображалась змея, она отгоняла костлявую. Доказательство избранности семьёй Ванригтен сдавливало палец до самого последнего вздоха. Можно разглядеть следы безуспешных попыток снять его.
