— Повезло тебе, — хмыкнула Кана и поинтересовалась: — А какое имя? Кто этот вдохновитель?

— Левранд… защитник отбросов Левранд. Он сражался за негодных. Закрывал грудью нищих, калек и уродцев, таких… как я. Говорят, благородным это не нравилось. Якобы он нарушает порядок. Но тронуть его не решались, потому что опасались того, что он — Десница Государя. Это сдерживало их… какое-то время. Слышал, Дом Болинтирг наняли головорезов, чтобы поймать Левранда. И поймали. Когда его привели, то он сохранял верность своим убеждениям. Даже после пыток. Высоких людей… так это взбесило, что они решили казнить непреклонного. А затем…повесили «Защитника отбросов» на дне выгребной ямы.

Грегор замер, словно восковая фигура, посмотрел на раскрытую ладонь, а потом несколько раз сжал её и сказал: — Он не был Десницей, а яму, в которой закончился его путь, заполнили растерзанными телами так называемых отбросов. Некоторые были ещё живы, насколько мне известно.

— Это бесчеловечно! — тихо выкрикнул маленький крысолов, заметив улыбку на лице джентльмена. Сухой ком в его горле не позволил голосу прозвучать громко.

— Бесчеловечно? Не знаю ничего о твоих фантазиях насчёт людей, но они именно такие. В чём мы преуспели больше всего? В нашей левой руке регалия жестокости, а в правой — тяга к унижению. На головах сидит корона с бесчисленным множеством самоцветов. Если всмотреться в эти камни, то можно увидеть бесконечность, сотканную из способов лишения других жизни, — проговорил Грегор. — Всё, что могут сделать тёмные твари — осознать это, принять правду и стараться быть лучше, чем… они есть.

Квазий задумался и спросил: — Кажется, я понимаю. Вы знаете что-нибудь ещё о гибели Левранда?

— По всей видимости, его имя для тебя и правда значит многое. Тогда расскажу кое-что, но остальное прибережем на потом, когда выберемся, — осторожно пообещал он. — За ним выслали Хексейсейтеров, убийц из тайного отдела Министерства. Но не совсем они сразили Левранда. Предательство — вот клинок. А место казни «Защитника отбросов» прозвали «Маяк». Забавно, да? Но самое смешное — большую часть работы по его поимки сделали не наёмники, не мухи-убийцы, а те самые негодные. Ничего не смогли поделать со своей жаждой золота. Надеялись, тяжёлый кошелёк восполнит их изъяны. Глупцы.

Маленький крысолов упал глубже в свои размышления. Смотрел на тонкие струйки дыма, тянущиеся от тлеющей полыни. Будто они за мгновения показывали фрагменты его жизни.

— Я слышала, Левранд испытывал странную тягу к высоким головным уборам, — вдруг осторожно добавила Кана. — Настолько сильную, что даже когда петля затягивалась на шее, старался не двигаться, чтобы не уронить её со своей головы.

— Хватит, — пресёк Тайлер. — Вы слышите это?

К барабанным перепонкам прикоснулись звуки ожесточённого боя, отголоски нарастали с каждым их шагом. Ведущий кинул жест, остановил остальных. Закинул пару пилюлей себе в рот, а потом осторожно приблизился к углу. Выглянул и увидел: толпу перед покосившимся домом. Сразу узнал местных жителей; по крайней мере, их внешний вид сообщал именно это. Однако, было в них что-то безвозвратно испорченое.

Горожане уподобились бешеным зверям, царапали дверь, бились об неё, жаждали пробраться. Улюлюкали и выли. Когда петли сломались, не выдержав напора, то вылетел уст церкви Примуулгус. Схватил дверь, вернее то, что от неё осталось, и прижал ей безумцев к стене напротив, отскочил, кинул удар тощей рукой прямо в лицо одного из них — тот просто рухнул, уселся в кровавую грязь. Остальные тут же замахали тесаками и вилами как умалишенные. Громко надрывисто загорланили.

Служитель собора достал стержень, что был закреплён ремешком к спине. Резко взмахнул — инструмент разложился. Уже три шарнирно-соединённых стержня образовывали треугольник с зазубренными внешними сторонами. Грозное оружие, с зубцов которого свисала плоть, не внушило ужас в головы бездумных. Завязалось сражение.

Уст целиком и полностью отдался процессу, бился яростней бешенного зверя. Широкий мах косы и тут же прямой левый. Не брезговал — жаждал биться в рукопашную, не боялся прочувствовать мясо врага, проверить степень жёсткости своими костями. Отскок и сразу перекрёстный удар. Челюсть цирюльника не прошла испытание, — щёлкнув орехом, вывалила ядро-язык. Такой лик вполне мог бы быть изображён на листке доски объявлений для зазывания всех желающих избавиться от зубной боли. Нет клыка или премоляра, то и нет проблем. Бывший булочник почти повторил пример брадобрея, почти избавился от жёлтых стражников красного помела с белым налётом. Мастер над булками увильнул, вернее — споткнулся, а потому зацепило лишь губы, что молниеносно набухли, выросли, как на дрожжах. Теперь «грамотею» будет сложно болтать про ошибку Шылдмана. На этом дело не закончилось. Исзм провернул запястье, отобрал меч, погрузил его в ножны ключичной впадины. «Болтай. Чего молчишь? О! Тебе больно. А я и не заметил…прости пожалуйста», — безэмоционально произнёс он. Не отвлекаясь от булочника, отвёл трикветрум, отмахнулся от назойливой мухи, рубанул грязного безумца, вылетевшего из укрытия — прятался под разлагающимся телом оренктонца. Белый воротничок, должно быть — клерк, обагрился слюнями своего же сердца.

Из-под повозки выползло ещё двое. Уст без жалости, без сожалений, расправился с ними. Те и не знали, что способны выдержать многое, ценный секрет открылся им только перед смертью. Неистовость облачённого в чёрно-красное одеяние поражала своей формой, совсем не мешала ему быть грациозным, плавным, точно вода. Уходил от каждой попытки прикоснуться к его бледной коже. Едва заметные взмахи сокрушали противников, бросали их к ногам. Свист, захлёбывания кружили в воздухе. Поверженных становилось чуть меньше, чем много.

С крыши покатился мешок, нелепо рухнул вниз. Нет, не мешок, а человек. Нагая девушка неспешно поднималась. Давалось нелегко, словно корова на льду. На шее висят разные амулеты, купленные у проныр «Тик-Так». Жертва зрелища, орала что-то про худобу и красоту. В глазах само безумие разводило свой огонь для приготовления позднего ужина после двенадцатого гостя. Разум совсем покинул её. Двуногий зверь — не более. Уст удовлетворил деликатную просьбу со всей ответственностью, провёл лезвием вертикальную линию. Лишившись лишнего, мешок упал навзничь. Изм пристально всматривался в открытую книгу, стирая кровь с трикветрума. Мгновение и ещё одно мгновение. Собрался отвернуться, но мокрые шорканья в корешке не позволили, остановили.

— Неужели…? — откашлял он с пренебрежением и грустью. — Ты беременна…

Уст осторожно приблизился, и сразу оттуда прозвонил детский плач. С толикой промедления приподнял кожу — на него выпрыгнула маленькая уродливая тварь. Живая тератома, настоящее недоразумение, такого не должно быть и в безумной фантазии чёрного озера Мундус. Подобное пополнение в семействе заставило бы всякую мать заскулить в слезах, а отца сгореть в костре страха, ненависти и разочарования. И всё это помноженное на бесконечность. Поймав рукой этот прыгучий выкидыш, цепляющийся за жизнь для утоления своего голода, указательным пальцем свернул маленькую шею. Она оказалась твёрже древесины. А потом швырнул в стену. Прилипнув к ней, стекало вниз, пузырилось, покрывалось волдырями. Так и продолжалось, пока не вырос большой пузырь. Он-то и лопнул, взорвался.

Из бреши выскочил ещё один безумец, который укрывался в руинах. Никаких проблем — тот сразу присоединился к другим. Уст своими действиями доказал, что он — зилот беспощадности. Однако у него было глаз на затылке, а потому не видел, даже не слышал, крадуна, который подбирался к нему на цыпочках. Нелепое зрелище. Грегор, светя фонарём, беззвучно подскочил к нему да без реверансов пробил в колено, перерезал глотку.

Всё закончилось. Пока что…

— Вороны? — спросил служитель Примуулгус и всего одним движением сложил оружие, вернул на место. — Не надо на меня так смотреть. Они не были собой. Одурманивание забрало у них всё, а разжижение мозга и тела привело ко мне. Наверное, чтобы мой трикветрум даровал быструю смерть. Теперь им ни страшно, ни больно. Настоящая благодать. Бедные марионетки обрели покой, заплатив свою цену за жизнь.