Но большее безумие, схожее с человеческим, таилось в другом — выжившие после взлёта (не в ту сторону) нападали на себе подобных, не позволяли даже и пытаться тем взлететь. Клювами хватали собратьев по стремлению за крылья и лапы, а затем тут же принимались клевать с не присущим для вида жадным голодом. Все их редкие движения, что совершали после, нельзя назвать естественными. Скорее кукольными, ломкими и хрустящими. Неподвижно лежавшие птицы чёрными глазами следили, провожали живых. Во мраке из маленьких останков прорастало нечто похожее на извивающиеся лепестки ранее не виданных цветов. Всё обратилось совсем не красивой поляной, где по бутонам тарабанила совсем не утренняя капель.

Вдоль проложенного пути с обеих сторон проявлялись безликие мрачные силуэты. Будто тени горячего воздуха на свету, они неустойчиво плелись, рассматривали трупные ростки. Делали это безмолвно, пока их внимание не перекинулось на обремененного выживанием человека. Медленно, но с прежним упорством, «маяк» уводил мобильную станцию переливания крови от рифов морока. Сам того не заметив, зашёл в некий коридор из призраков. Увидев живого и провожая пустыми глазницами, раскрыли тянущиеся рты, начали выкрикивать разное в его сторону.

— Бросил своих? Теперь их головы плавают где-то там. Грегор! Их больше нет. Все мертвы. Ты тоже мёртв, но ещё не понял этого, — проорали по левую руку.

С каждым шагом об маяк бились волны слов.

— Убежал, как трус. И этих тоже бросишь. Вот же вашего торговца разворотило. Моим свинкам понравилось бы его мясо, — раздалось после шага правой ногой.

— Вороны? Гавраны? Да обычные разбойники, помешанные на золоте. Неужели не хватило микатов?

— Я слышала вы людей похищаете, уроды! Ещё и глаза вырываете! Наверняка вы ещё и ложку используете!

— Вермунды звали тебя братом! Почему ты не с ними? А, точно! Хотели остановить Саккумбиеву ночь, выкорчевывая безумие и воруя апперит! Но тут всё оказалось напросто, поэтому и сбежал, чтобы приглушить свою совесть. А хотя…о какой такой совести я говорю…

— Сговорились со своими тенями… и всё же вас перебили, — прорычали справа. — О-о-о! А чего ты ждал, такие никогда не победят. Добро всегда побеждает зло!

— Да ладно…брось. Он чудовище, которое напало на своих же. Оторвал руку обувщику! Изуродовал красавицу — маленькую канарейку. У неё теперь щеки нет!

— О, слышишь-слышишь? У кого-то высасывают лицо, принципы. Ему придётся искать новую обувь. Ха. Ты его бросил? Тебе что… нужен обувщик? — спросил другой сутулый силуэт.

— Пекарь! Сколько вам заплатили за целый город? А? Вот если бы вы следовали по тропам Сахелана…

— И это вами пугали, мол, вы — монстры, утаскивающие людей в колодец? Вот кем быть, а вас надо было забить камнями!

— А как по мне, вы обычные головорезы. Жаль, что Анстарйовая не добил его! Вот была бы потеха.

— Заткнули свои пасти! — выкрикнул Грегор в пустоту.

— Убей его! Иначе он станет той самой Легендой! Он уничтожит все города Оринга! А потом зальёт кровью и другие провинции! Молю прикончи Рамдверта…

— Ты слишком много болтаешь для того, кого может развеять факел! — проговорил беглец.

— А ты слишком много болтаешь для того, кто расчленил мирных жителей, считая их Хексенмейстерами, — произнесла часть коридора. — Вот тут-то и оно. Твоя жажда мести неутолима. Даже поверил в собственный вымысел, чтобы поцеловать меня.

Грегор замедлился после слов рыцаря в его цилиндре. Ничего не ответил, не мог подобрать слова, ибо сомневался в самом себе.

— Прости их, — услышал он. И тут совсем остановился. Перед ним возникла безголовая фигура в платье цвета бордо, он узнал её. — Отпусти его, позволь ему уснуть. Иначе этот Древний убьёт тебя…

— Я не могу, — протянул направитель тележки и двинулся дальше, с теплотой обронив: — Спасибо тебе за всё.

Много разных словесных камней летело не просто мимо, а именно в него. Крикуны орали так, как если бы намеривались оглушить. Некоторые хватали за рукава, но разве тень горячего воздуха способна на такое? Изощрённая диверсия утихала, конец этого коридора без стен был совсем близко. В метре от выхода появились ещё двое.

— Ты Грегор или Левранд? … твой путь закончится здесь, — проговорил некто знакомый, кто не мог сейчас говорить. По крайней мере — осознано. А потом и второй открыл свой рот, не открывая его: — Будь готов, она идёт за тобой, — и плетущийся безликий, размером с ребёнка в мокрой накидке с капюшоном, исчез в кромешной тьме.

Почувствовав, что предостережение не пустое, обернулся, посмотрел назад. Тьма клубилась, вычерчивала изгибающиеся линии чьего-то присутствия. Заметив преследователя, резко ухватился за ручки телеги и с прежде скрывавшейся неистовостью продолжил спасительное бегство.

Левая рука теряла чувствительность, переставала слушаться и едва ли была способна с первой попытки поднять кружку. Возможно, случилось ещё одно предательство. Оно заточило кинжал обстоятельствами, обнажило его в столпотворении событий для нанесения рокового удара. Путник пробирался сквозь чёрную мглу, терял равновесие. Каждый раз, стараясь ускориться, находил баланс и силы.

Опасаясь быть преданным самим собой в очередной раз, совершал манёвры, не останавливал скрипучее вращение колёс. Было это куда сложнее, чем можно представить; здешний ландшафт не просто изменился, а ещё укрывал в себе небывалое. Земля, что покинул установленный порядок вещей, мутировав в нечто иное, таила на себе редкие водные ухабы и пережеванные овраги. Все эти перемены готовили отвратительный бульон одноночной, но уже столетней, топи, где удильщики дожидались своей добычи. Ничто не внушало доверия, а происходящее на поверхности тяжёлым звоном сигнализировало об опасности. Из почвы сочилась жидкость и окрашивалась в тёмно-красные цвета. Такая яркость исключала простую повышенность содержания глины. Она пузырилась в условный такт дыхания невидимого зверя. Из болота, ставшим последним пристанищем для участников сотен битв, проскальзывали тёмные абрисы, те напоминали руки, что тянуться за помощью. Стоило лишь обратить на них внимание, как спустя мгновение те тут же растворялись. После чего высовывалась мачта корабля, покрытая некой массой рваной плоти. Внешним видом демонстрировала часть торгового судна, прибывшего в порт Оренктона. В то же время, предсмертно хрипя, на червлёную поверхность поселилось отражение бледной луны. Дрожь, порождаемая пульсацией пузырей, не смела покинуть пределы глубокого повторения оригинала. Казалось, ничто не могло перешагнуть порог и выбраться из-под тусклого влияния. Рябь, свет, даже звук были обречены на блуждание в замкнутом круге. Спаситель утопал в призраке отраженного света. Поднял голову, придерживая шляпу, и устремил взгляд вверх. На демоническом воронкообразном небе, с беззвучными алыми вспышками, не наблюдал того что ожидал. Бледная спутница безоблачной ночи, присвоительница чужого, была рядом; буквально под ногами и только там.

Пережив ещё несколько минут, оркестр отвратительных звуков пополнился новыми скрипками. Они фальшивили, стучала по барабанным перепонкам. Смычки, которые служат инструментом провоцирования колебательных движений, рвали жильные струны. При этом приоткрывали новообразовавшиеся челюсти, ехидно скалились и мечтали вкусить живой плоти. Дифформные отпрыски тяжёлого дыхания слышались совсем рядом, когда чавканья кристаллизующейся крови следовали за своей гончей. Топот преследования нарастал и ширился. Пересекающий тьму, перенося всю болезненность существования, надрывисто сказал; как если бы проверял наличие этой способности: — Ни за что. Мы просто не можем останавливаться. Теперь уж точно. Ты слышишь меня, Кана? Всё не закончится здесь…

— Да, не можем. Цена слишком высока, — тихо подтвердила Канарейка.

— Я вытащу нас от сюда. И когда мы выберемся… не подойду к лошадям. Нет, спасибо. Если бы она не сбрендила, мы ехали бы сейчас на карете и пили чай, оттопыривая мизинчик.

— Непросто тебе будет без них, — хоть она и не видела всего происходящего в текущий момент, но поняла, что его голос пропитался абсолютной безнадёжностью. До случая в борделе Мышиного узла никогда ранее не замечала за ним подобного упадничества. А сейчас всё было куда хуже.