Я строго следил за мальчишкой, практикующим начертание на бумаге, и поправлял некоторые элементы, но полчаса пролетели в момент. Каллиграфия А-Лея оказалась на должном уровне, как и ожидалось от наследника богатой семьи. Подросток схватывал буквально на лету, и я в который раз поймал себя на мысли, что на месте родителей А-Лея давно бы пристроил недоросля на обучение – и горные пики пришлись бы весьма кстати.

Предположу, что семья торговцев не хотела «терять» ребенка на пути к искусству небожителей, но не обязательно же оставаться там навсегда. После основного шестилетнего обучения в каком-либо ордене наследник мог вернуться домой. Так обучали даже императорских детей.

Все эти рассуждения, наверное, были от волнения, чтобы отвлечься. Едва только прохладная от туши кисть коснулась шеи сразу под линией роста волос, я закаменел. Это совсем не похоже на обжигающее прикосновение первой и настоящей рабской печати… но… тц. Я ведь лежу на кровати, в теплой светлой комнате, а не распят на каменной плите с помощью оков и вервия бессмертных. А-Лей доброжелателен и внимателен, а не пинает меня по ребрам сапогами, как тюремщики. Почему же тогда трясутся руки и приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы не сбежать в паническом ужасе?!

Мягкая узкая ладонь Янли опустилась на плечо, отодвинув ткань домашнего одеяния. Сквозь покрытую мурашками кожу проник ручеек ци. Пустое гнездо, оставшееся от выжженного золотого ядра, сразу перестало болезненно ныть, и я всем существом ощутил те, странные, другие… зачатки ядер. И благодарно выдохнул.

Не знаю, какие боги меня благословили. Но с женой мне определенно повезло. Даже ничего не надо говорить: Янли сразу понимает, когда мне плохо, и приходит на помощь.

– Когда А-Лей закончит начертание, влей в рисунок свою ци, – попросил я Янли. – Мне будет… спокойнее.

Жена молча склонилась ко мне, и я ощутил, как ее губы скользнули по скуле, легонько коснулись кожи возле уха и отстранились. В жесте не было ничего, кроме тепла и поддержки, но… мое тело реагирует на любое ее прикосновение совершенно недвусмысленно и смущающе бесстыдно.

– Слушай, – влез А-Лей, – а красиво получается. Давай ему и бабочку нарисуем на спине? Или…

– Бабочку?! Я что, похож на весеннюю деву из красного квартала?! – Пришлось приложить усилие, чтобы не дернуться от возмущения. Где же змей? Мне не хватает его рук для вразумляющего подзатыльника некоторым обнаглевшим подросткам.

– Все равно, кроме сестры, никто не увидит, – хмыкнул мелкий паршивец. – А Янли любит бабочек.

– Если ты ее нарисуешь, то вскоре обнаружишь точно такую же на собственной физиономии. И я не постесняюсь найти самые едкие и благоухающие чернила.

– Пф-ф-ф! Сестра меня спасет!

Янли тихонько рассмеялась и почему-то ласково погладила брата по голове, явно выражая одобрение. Я задержал дыхание, чтобы не возмутиться вслух, но поймал ее лукавый взгляд, и внезапно вся картина происходящего стала ясна.

Брат с сестрой тоже понимают друг друга без слов. Маленький поганец дразнил меня не просто так, по глупости или из вредности. Бабочку он мне нарисует… Но дурацкая перепалка напрочь выбила из моей головы последние воспоминания о промозглом подземелье и о том, как на коже выжигали рабское клеймо.

– Я вам это припомню, семейка насмешников, – пообещал я, не сомневаясь, что никто не испугается. Ведь угрожать с такой улыбкой на устах получается откровенно плохо.

И тотчас почувствовал, как чья-то рука задирает подол домашнего одеяния. После чего холодная мокрая кисточка скользнула у меня по позвоночнику в районе поясницы. Они что, действительно решили нарисовать бабочку? Еще и в срамном месте?! Да я…

– Тсс, лежи! – Я придавила мужа к постели, положив ладонь чуть выше поясницы. – Бабочку рисовать не буду. – Наверное, и я устала от сложностей. От непонятных явлений и чужих взглядов сквозь стены. Нервы шалили. Но поскольку с тревогой я все равно пока ничего поделать не могу, стоит заняться тем, что мне подвластно. То есть собой.

А я прямо сейчас хочу немного похулиганить: будет полезно для душевного равновесия.

Поэтому я взяла кисточку, окунула в чистую воду и пощекотала кончиком впадинку вдоль позвоночника Юншена.

– Я еще здесь, – буркнул А-Лей.

– Пока обойдешься, – ехидно ответила я. – Жди, пока жена вырастет. Ничего неприличного я делать не собираюсь.

– Конечно. – Надутый братец ретировался к столу и косил оттуда недоверчиво.

Юншен на кровати сопел, скажем так, не вполне спокойно. Но хоть не ерзал.

Я снова обмакнула кисточку в воду, уронила холодную капельку на теплую спину супруга. Полюбовалась, как он вздрогнул, и росчерком украсила поясницу заклинателя тремя иероглифами.

И не удержалась, пропустила сквозь кисть малую толику ци.

Вода мгновенно высохла, не оставив видимого следа на коже. Но глаза у обернувшегося Юншена все равно были такие большие и круглые, каких я у него с начала знакомства не замечала.

– Серьезно?! «Собственность Тан Янли»?! Ты решила компенсировать отсутствие рабского клейма личной росписью? – недоуменно спросил заклинатель. Неприязни в его голосе не было, лишь колоссальное удивление.

– А говорили, что у меня почерк неразборчивый. Вон, даже… кхм… в этом месте прекрасно читается, – невинно улыбнулась я. – И вообще, что тебя не устраивает?

– Иероглифы горят в ауре настолько ярко, что просвечивают сквозь энергетическое тело.

– И? – Я склонила голову к плечу. – Разве они лгут?

– Их видно всем, кто владеет аурным зрением! С любого бока! – Будто подтверждая свои слова, Юншен повернулся ко мне сначала правым, а затем левым плечом.

– Отлично, значит, не придется отгонять от мужа похотливых заклинательниц! – обрадовалась я.

– Каких еще, к демонам, похотливых заклинательниц?! – продолжал кипятиться разложенный на кровати Юншен. – Когда ты их разгоня… что? – Взгляд его наткнулся на протянутую кисть и стакан с водой. – Мм?.. Ты имеешь в виду…

– Да. – Я усмехнулась и вроде бы небрежно сделала пару дополнительных мазков на пояснице Юншена. – И ты неверно прочел первый иероглиф. Это вовсе не «собственность», а…

– «Супруг», – машинально дочитал Юншен. Пару секунд подумал, резко сел.

Вновь посмотрел на стакан с водой, на кисточку и улыбнулся весьма… многозначительно.

– Хорошая идея. Но боюсь, вряд ли заклинательница позарится на низверженного с разбитым ядром. Да и бессмертных дев в десятки, если не в сотни раз, меньше, чем мужей. Скорее, именно ты, Янли, станешь желанной целью для множества прославленных и холостых заклинателей благодаря таланту и красоте…

– Меня не волнует количество бессмертных дев. – Я величественно пожала плечами, проигнорировав вторую часть фразы Юншена. – Делиться все равно не собираюсь.

– Согласен. – Юншен прищурил глаз и вдруг взял меня за руку, отодвигая рукав платья к локтю. И отобрал кисточку.

– Ты бы еще написал: «Не влезай, убьет», – прокомментировала я появляющуюся на коже цепочку иероглифов, приятно греющих мое запястье.

– Неплохая мысль. – И мое второе запястье действительно украсили надписью: «Не лезь к моей жене, убью».

– Вы оба – психи ненормальные, – заметил братец, изучая нательные росписи. – Потом покажете, как сделать так, чтобы не смывалось. Я тоже хочу.

– Я твоей жене покажу, – ухмыльнулся Юншен. – Она тебя целиком распишет, но чернилами, а не водой. Чтобы видели не только заклинатели…

– Эй! – возопил братец. – Что я тебе сделал?! Неблагодарный!

– Защитная стена и барьеры не тронуты, насильственного взлома нет. – Змей, вовремя появившийся в комнате, окинул нас невозмутимым взглядом и продолжил доклад: – Но ее надо обновить. А лучше возвести новую. Эта ненадежна.