Энди сдвинула брови: она не понимала о чём он.

— Ты — мой ключ в Конгресс, моя милая. — Пояснил Фокс, — С твоей помощью я наконец-то доберусь до сенатора Лилиан Гордон-Картер и попаду туда, где я должен быть, в Сенат США.

— Я не понимаю, — прошептала девушка.

Декан удивлённо вскинул брови.

— Неужели ты не знала, что Эрик Гейл Картер, он же профессор Фрилинг, родной сын сенатора Гордон-Картер — кандидата на пост президента Соединённых Штатов?

Андреа лишь отрицательно покачала головой, не веря своим ушам. Все происходящее казалось каким-то нереальным. Мать Эрика — кандидат в президенты?

— Но то, что его настоящее имя — Эрик Картер, ты знаешь, ведь так? — Продолжал декан, — В любом случае, ваша маленькая тайна поможет мне вновь вернуться в политику, туда, где я и должен был быть с самого начала. Иметь такого покровителя как Лилиан Гордон — гарантированный успех на выборах в Сенат.

— Что вам нужно от меня? — Энди наконец-то обрела способность мыслить здраво, из его речи она поняла, что декан не собирается исключать её или увольнять Гейла, ему было от неё что-то нужно.

— Умная девочка. — Удовлетворённо кивнул альбинос. — Несколько часов назад я говорил с твоим бойфрендом. Я готов молчать в обмен на покровительство его матери. Он должен будет свести меня с ней. Если он откажется, тогда завтра эти фото увидят председатели дисциплинарной комиссии. Тебя исключат, Андреа, и поставят под сомнение все твои оценки за предыдущий год. Я видел в твоём списке пройденных курсов, что ты училась у него в первом семестре и также этим летом. А Фрилинга уволят со скандалом, уж я позабочусь. Скорее всего он больше нигде не сможет преподавать после этого. — Фокс сделал паузу, анализируя для себя, какой эффект производят его слова, — Заставь Эрика Картера принять правильное решение, девочка, любым способом. Мне плевать, как ты это сделаешь, своими слезами или своей сладкой задницей, но завтра до полудня я хочу получить от него положительный ответ. Это всё, что мне от тебя нужно.

На его последнюю реплику Энди вспыхнула и злобно исподлобья посмотрела на декана, на что тот снова оскалился.

— Поверьте мне, мисс Донован, это нужно вам, не мне. Подумайте о себе. У Фрилинга и его матери есть связи и их инвестиционная компания. У вас же нет ничего. Вы пришли из ниоткуда. Вы никто. Вспомните, каких трудов вам стоило поступить сюда, будет жаль вот так вот всё потерять в один момент.

Девушка опустила взгляд, она поняла, что декан загнал их в ловушку, ей нужно было срочно поговорить с Эриком.

— Можете идти, мисс Донован. — Проговорил Фокс своим обыденным тоном.

Энди на автомате встала с места и поплелась к выходу. Прежде чем она повернула ручку двери, тот снова к ней обратился:

— Я надеюсь на тебя, Андреа.

Она резко открыла дверь и пулей вылетела из его кабинета, не обращая внимания на удивленные глаза его секретаря. Энди забежала в ближайший женский туалет. Её глаза обожгли горячие слезы от скопившегося напряжения.

Она чувствовала себя такой маленькой и беззащитной. Она разрыдалась еще больше от отчаяния, накрывшего её. Ей нужно было срочно повидать Эрика или хотя бы услышать его голос. Глотая горькие слёзы, она трясущимися руками достала телефон и нажала на кнопку вызова.

— Абонент временно недоступен. — Послышалось из динамика телефона. — Пожалуйста, позвоните позднее.

После встречи с Фоксом Эрик вернулся к себе. Ярость заполняла его всего, разрывая на части.

Когда он вошел в свою приёмную, к нему попыталась обратиться Хизз, но, увидев его она так и осталась стоять с открытым ртом. От профессора исходила самая настоящая угроза и женщина почувствовала это. Только оказавшись у себя в кабинете, мужчина дал волю своему гневу. Он со всей силы ударил кулаком в стену, не издав при этом ни звука.

Проклятье! Всё намного хуже, чем он думал.

Фокс загнал его в угол, не оставляя ему выбора. На себя ему было плевать, но Энди... он не мог подставить её под удар. Ему сразу вспомнились слова отца: «Ты должен сделать всё, чтобы отгородить вас обоих от беды».

«Что ж, папа, я облажался». — С горечью подумал Гейл.

Он вынул из кармана конверт с фотографиями, снова просмотрел их, а затем бросил в утилизатор бумаги. Потом достал свой телефон и тут же набрал личный номер матери. Та не отвечала. Слушая долгие гудки он все прокручивал разговор с Фоксом, чувствуя как новая волна гнева окутывает его.

— Абонент, которого вы вызываете, в настоящее время недоступен. Чтобы оставить сообщение, наберите «ноль», — оповестил ему механический голос.

Гейл пришел в еще большее бешенство, он швырнул телефон в противоположный конец комнаты и тот разлетелся вдребезги.

За дверью была абсолютная тишина. Хизз приросла к своему месту, слушая звуки разрушения в кабинете профессора, не смея пошевельнуться.

Мужчина мерил комнату широкими шагами, будто лев в клетке. Нужно было срочно успокоиться, через полчаса он должен был вести лекцию. Но, в первую очередь, нужно было дать Лилиан знать, что он хочет поговорить с ней.

Он опустился в своё кресло и набрал по памяти номер в приёмной матери.

— Приёмная Сенатора Гордон-Картер, — ответили на том конце.

— Будьте добры, позовите к телефону сенатора. Говорит её сын, — ровно произнес Гейл. Он обратил внимание, что из его руки идет кровь. Он завороженно смотрел на стекающую каплю, подбиравшуюся прямо к белому манжету.

— Секунду, — неуверенно ответил голос на линии, переводя его в режим ожидания.

— Эрик?

«Только не это», — подумал он. Меньше всего ему сейчас хотелось говорить с этой женщиной.

— Я просил соединить меня с матерью, — раздраженно процедил он.

— Сенатор сейчас на заседании, — прочирикала Эмили Хант, — передать ей что-то?

— Да. Передай ей, что мне срочно нужно с ней поговорить. Пусть позвонит ко мне на работу после шести вечера, у меня сломался телефон.

— Что-то случилось? — Обеспокоенно спросила женщина.

— Не твоего ума дело! — Проорал в трубку Гейл, самообладание покинуло его.

— Следите за своим языком, молодой человек, — отчеканила та, — я хочу помочь. — Произнесла она уже смягчившись.

— Просто запиши мой рабочий номер и всё, — устало проговорил профессор, — я буду на лекциях до шести вечера, но после шести я буду у себя в кабинете. Это очень важно.

— Хорошо, — кокетливо произнесла Хант.

Эрик закатил глаза.

Эмили Хант была правой рукой его матери с тех пор как та села в сенаторское кресло. У неё не было своих детей, поэтому она никогда не упускала возможности лишний раз потискать маленького Эрика, что никогда ему не нравилось. Её своеобразная внешность и навязчивое внимание отталкивали его. Женщина была очень худой, можно сказать даже костлявой, она носила длинные платья в пол, пытаясь скрыть свою угловатую фигуру, отчего вызывала у него ассоциацию со Смертью, кроме того она красила волосы в фиолетовый цвет. Мать всегда говорила, что фиолетовый — цвет вдовства и одиночества. Возможно, та даже не была замужем, но Эрик не вдавался в эти подробности. Когда он стал старше, он стал замечать в её взгляде какой-то странный блеск, когда она смотрела на него.

Однажды он понял причину её нездорового взгляда. После того как он получил травму колена. Ему уже тогда исполнилось шестнадцать лет. Это произошло в Детройте в декабре в самом разгаре хоккейного сезона: он порвал связки. Мать приехала сразу же как только до неё дошла эта новость и притащила с собой Хант. Но она не могла долго находиться возле сына и улетела через несколько дней обратно в Вашингтон, а Эмили осталась. Она должна была привезти его домой сразу после выписки из больницы.

Их самолёт в Вашингтон был на следующий день после того как его выписали, поэтому ночь им пришлось провести в отеле. Эрик был на обезболивающих, которые усыпляли его. Ночью, когда наркотический сон потихоньку стал одолевать его, он услышал как дверь в его номер тихо открылась. На пороге была Эмили Хант в шелковом халате, накинутом на голое тело. Он был в таком шоке, что не мог шевельнуть ни одним мускулом, пока она прокрадывалась к его постели. У самой кровати она скинула с себя халат, обнажив худосочное тело и запрыгнула на него сверху. Обезболивающее делало свое дело: его тело будто налилось свинцом, но даже если бы он не был под действием анальгетика у него бы всё равно на неё не встал. Хант была плоской: там где у женщины должна быть грудь, у неё было два лишь два прыща, а задница висела как куль.