Её накрывала волна разочарования, она так много ждала от этого вечера. Она была так счастлива, что Гейл сам предложил ей их познакомить, но все обернулось так. Она не знала, что делать и что говорить, её глаза застилали непрошенные слезы.

Она выпустила руку Патрика и кинулась вон из квартиры. Эрик Гейл хотел погнаться за ней, но отец вытянул вперед руку со словами: «Я сам разберусь», и вышел следом за девушкой.

Как только дверь за ним захлопнулась, Гейл дал выход своему гневу: он со злостью спихнул со стола один из бокалов, который приготовил к ужину. Но ему этого показалось мало, поэтому следом за ним полетела оставшаяся посуда. Он уселся на диван, прерывисто дыша. Так он просидел некоторое время, пока не услышал, как хлопнула входная дверь, через мгновение в гостиной появился отец.

— Я отправил её домой на такси. — Проговорил он, оглядывая беспорядок.

Молодой мужчина сверлил его взглядом, но ничего не сказал.

— У тебя найдется выпить что-нибудь покрепче? — Обратился Патрик к сыну, — думаю, пришло время нам с тобой поговорить.

Эрик достал из кухонного ящика бутылку виски с подходящими стаканами и поставил их перед Патриком. Он повернулся к холодильнику с намерением вытащить лед, но заметил, что из его руки течет кровь. Он взял кухонное полотенце и обмотал его вокруг ладони, чтобы не пачкать ручку холодильника. Мужчина поставил чашку со льдом на стол и сел напротив отца.

Тот положил им обоим лед и разлил виски, затем чокнулся с сыном, не дождавшись, когда тот поднимет свой стакан, и залпом выпил содержимое.

Гейл не спеша поднял свой бокал и сделал глоток, Патрик, тем временем, наливал себе вторую порцию. Он протянул стакан и сын неохотно чокнулся с ним. Патрик поднес стакан к губам с намерением осушить и его, но остановился и сделал лишь небольшой глоток. Мужчины поставили свои стаканы в стороны, готовые к диалогу, первым заговорил старший из них:

— Знай, что сейчас, она убежала из-за тебя, а не из-за меня, — проговорил он, смотря ему прямо в глаза.

— С каких это пор ты у нас стал экспертом в отношениях? — Ехидно произнёс Гейл.

Но мужчина проигнорировал его колкость, продолжая:

— Я никогда не доводил твою мать до слез, — тихо сказал он.

Эрик вздрогнул: Энди плакала из-за него. Его снова начал одолевать гнев, потому что отец не дал ему пойти вслед за ней.

Мужчина, тем временем, продолжал, не замечая изменившегося лица сына:

— Как долго это у вас? — он вновь поднял свой бокал, делая глоток.

— Полтора месяца.

Патрик кивнул и прикончил, оставшийся в его стакане виски. Он помолчал некоторое время, затем задал интересующий его вопрос:

— Вам вообще можно встречаться?

Эрик одарил его взглядом, в котором читалось: «А ты как думаешь?».

— Понятно.

В этот раз Эрик подлил виски им обоим. Алкоголь делал свое дело: напиток разливался по телу мужчины приятным теплом, притупляя боль в ладонях. Он окончательно успокоился.

— Мы встречаемся только здесь, у меня дома, — проговорил он после очередного глотка. Он не знал, зачем говорит это отцу, в конце концов он не должен оправдываться перед ним.

Патрик вертел свой фужер, рассматривая тающие кубики льда, на его лице была глубокая задумчивость. Эрик вдруг почувствовал себя неуютно, хоть он уже лет пятнадцать толком не разговаривал с отцом, но сейчас он чувствовал себя как обычный подросток, которому родитель устроил воспитательную беседу. Хотя тот не сказал ему ничего особенного.

— Что будет, если кто-то узнает о вас и доложит?

Эрик закатил глаза и глубоко вздохнул:

— Ну, меня уволят и вряд ли я смогу преподавать в каком-нибудь приличном месте. А Андреа, — он запнулся, ему было неприятно об этом говорить, — её, скорее всего, исключат, но может дисциплинарная комиссия смилостивится и отстранит её от занятий на год или на семестр, если она заявит им, что я, например, совратил её, — он поморщился, — шантажировал оценками. Но она этого не сделает, даже если я сам её попрошу. — Заключил он.

Гейл, за его не очень долгую преподавательскую деятельность, уже сталкивался с подобными вещами. Некоторые профессора в Филадельфии откровенно пользовались своим положением, особенно заведующие факультетов. Они предлагали девушкам, у которых были проблемы с успеваемостью, хорошие оценки в обмен на их молодые тела. Гейла выворачивало от омерзения каждый раз, когда до него доходили подобные слухи.

Лицо Патрика побледнело еще больше, следующий вопрос он буквально выдавил из себя:

— Если она оклеветает тебя, то почему её отстранят?

— Чтобы сделать из неё пример перед другими. Что в такой ситуации надо идти и жаловаться на профессора, а не вступать с ним в связь.

Мужчина залпом осушил свой стакан, переваривая услышанное.

— Я не принуждал её, — тихо проговорил Эрик. Он внезапно почувствовал, что должен сказать это отцу. Взгляд отца смягчился, он положил свою ладонь на щеку сына и слегка похлопал по ней.

— Я знаю, — произнес тот, — она вся светилась, когда говорила мне о тебе сегодня. Я не помню, что хоть раз видел её такой. Она любит тебя.

От слов мужчины сердце Эрика подпрыгнуло, совершая какой-то невероятный кульбит. Он отвел взгляд, его щеки и кончики ушей порозовели. Проклятый алкоголь, сейчас он не мог контролировать свои эмоции из-за количества виски, выпитого на голодный желудок.

Патрик продолжал, но уже более серьезно:

— Береги её, — мужчина запнулся, — и себя. Энди мне как дочь, но и ты — мой родной сын. Я не хочу, чтобы вы оба пострадали. Ты должен сделать всё, что от тебя требуется, чтобы отгородить вас обоих от беды, ты понимаешь?

— Да, я понимаю, — Эрик помолчал с минуту, а затем задал главный вопрос, который мучил его все это время, — Откуда вы друг друга знаете?

Патрик убрал руку от его лица и выпрямился, его взгляд заметно потеплел, он действительно относился к девушке, как к дочери.

— Четыре года назад я ехал в Форт Коллинз, забирать очередной заказ. Я оставил грузовик в одной автомастерской, где работала Энди, но я потом это узнал. Она пробралась ночью в кузов, сбежала от своего приёмного отца. Я не мог бросить её одну и отвез её в Вегас, к старой знакомой.

Эрик молча слушал, у него еще никогда не было подобных разговоров с отцом, зато с матерью предостаточно. Он с удивлением обнаружил для себя, что с Патриком говорить на подобные темы намного легче. Он ни в чем не упрекал его и не читал нотаций.

— Теперь поговорим о нас с тобой, — неуверенно начал мужчина, — я знаю, что ты ненавидишь меня за то, что я оставил вас.

Эрик напрягся, он не ненавидел отца, он понимал его как никто другой, но детские обиды и его проклятая гордость и упрямство не давали ему возобновлять отношения с отцом.

Патрик продолжал свою речь:

— Это решение далось мне с трудом. Не проходило и дня, чтобы я не жалел об этом, — голос мужчины дрожал. Он столько раз репетировал этот разговор у себя в голове, но его эмоции все равно рвались наружу.

— Если бы я не ушел тогда, возможно, мы все были бы сейчас счастливее. — Мужчина нервно выдохнул, — я сделал это ради неё, хотя теперь понимаю, что не должен был.

— Что ты имеешь ввиду «сделал это ради неё»? — Гейл выгнул бровь.

— Твоя мать разлюбила меня, я это чувствовал. Она влюбилась в свою политику, где нет места мужу-дальнобойщику, хотя это помогло ей набрать большое количество голосов среди простых избирателей. Она не могла сама расстаться со мной: сенатор республиканской партии, которая воспевает семейные ценности — инициатор развода с мужем, это было немыслимо в то время. Она бы не продержалась долго на своем посту и вылетела бы из Конгресса после первого срока. Это сейчас принято, чтобы женщины сами решали, жить им в браке или нет, теперь это только поддерживается огромным количеством феминисток, но тогда, больше двадцати лет назад, в патриархальном обществе, было совсем по другому. Я не хотел удерживать её рядом с собой, поэтому избавил от этого решения и ушел сам, чтобы люди говорили, какой я подлец, что бросил её. Когда я увидел, что через шесть лет она все еще крепко сидит в своем кресле, тогда я и подал на развод, но она не подписала бумаги. — Патрик замолк и налил себе еще виски.