— Что?..

— Вы меня прекрасно расслышали.

— На дороге встречаются опасные индейцы?

— Индейцы, бандиты, лесные звери, — пожал плечами фон Айссен. — Так что имейте при себе два пистолета. А лучше три.

К горлу Мэтью поступил тяжелый комок, и он с трудом проглотил его, надеясь, что это укроется от внимания фон Айссена.

— Я полагаю… такое дело больше подойдет для другого сотрудника нашего агентства Хадсона Грейтхауза.

Или для солдат, — подумал он. Ему было неприятно об этом сообщать, но он понимал, что должен:

— Я не уверен, что подхожу для этой работы. В смысле, у меня еще не так много опыта в подобных делах, как у…

— О, вы, верно, шутите! Набиваете себе цену, не так ли? Знаете, после всего, что я прочитал о вас в той газетенке, я никогда в жизни не поверю, что хоть кто-то из ваших… гм… коллег справится с этой работой хотя бы наполовину так же хорошо, как вы!

— Но, возможно, я мог бы попросить Хадсона Грейтхауза отправиться со… — Он осекся на полуслове.

Нет, даже не думай об этом!

В этом случае Хадсон Грейтхауз будет насмехаться над ним до скончания веков. И, по правде говоря, заслуживает ли он — Мэтью — своего места в агентстве, раз опасности вызывают у него такой ужас?

Перед тем, как отбыть в Англию, Кэтрин Герральд оказала ему огромное доверие. Она была уверена, что он справится с любой ситуацией, в какой бы ни оказался. И разве это задание — не повод показать себя? Он может и должен попытаться оправдать доверие мадам Герральд. В конце концов, Мэтью пережил нападение медведя и успешно разобрался в деле Королевы Бедлама. Наверняка он найдет способ сладить и с индейцами… или с бандитами… В любом случае, он не готов был прослыть неудачником в глазах Хадсона Грейтхауза. А особенно — не был готов прослыть неудачником в собственных.

— Ну хорошо, — постарался как можно бодрее произнести он. — Я возьму два пистолета.

Он знал, что за часть денег, что лежали перед ним, он запросто мог бы арендовать оружие.

— Превосходно. Вы отправитесь в восемь часов утра. Если поспешите, будете у Бэкетта вскоре после наступления темноты.

— Отправлюсь в семь, — качнул головой Мэтью. — Если, конечно, мне удастся хоть немного поспать перед поездкой…

— О! Да, разумеется. Вы должны выспаться. — Фон Айссен снова огляделся. — Очаровательное жилище, — заметил он. — Я тоже питаю особую любовь к небольшим помещениям. — Его взгляд вновь обратился к Мэтью. — И помните: никто, кроме моего брата, не должен завладеть конвертом. Никто не должен знать, что вы доставляете ему сообщение. Отдать конверт надлежит ему лично в руки. Ночью. Вы понимаете? Ночью.

— Вы повторяли это достаточно часто, сэр, — заметил Мэтью. — А я понял с первого раза. Спасибо, что решили обратиться к нашему агентству. А теперь — доброй вам ночи.

Конверт, карта и монеты остались лежать на столе. Фон Айссен бросил на них последний взгляд, затем стукнул каблуками, слегка поклонился, водрузил треуголку поверх парика и вышел.

Мэтью задул свечи.

Утром он соберет небольшую дорожную сумку и отправится на поиски двух пистолетов, которые собирался взять в аренду. Мистер Вайнкуп мог бы помочь… Или, в крайнем случае, можно обратиться к Гарднеру Лиллехорну и заплатить ему за пару пистолетов из городского арсенала. Однако в этом случае придется объяснять, зачем ему понадобилось оружие. Нет-нет, стоит оставить этот вариант про запас. Хадсону о своем предстоящем путешествии Мэтью также не собирался сообщать. Деньги, которые вскоре окажутся в сундуке в доме номер семь по Стоун-Стрит, будут говорить сами за себя.

Мэтью уже собирался затушить фонарь, как вдруг понял, что напоминал ему запах, исходивший от фон Айссена. Точно так же пахло на чердаке ужасов Эштона Мак-Кеггерса, где было полно высушенных костей, от которых исходил замогильный запах.

Аромат смерти — точнее, самой ее сути.

На мгновение Мэтью задумался. Затем решил оставить фонарь зажженным, лег спать, проиграл в голове две шахматные партии и, наконец, сумел погрузиться в сон.

С наступлением темноты стало заметно холоднее, и Мэтью не единожды успел порадоваться, что облачился в утепленное тяжелое серое пальто, фланелевый шарф и серую шерстяную шапку. Он гнал свою лошадь по кличке Сьюви галопом, но к вечеру поддерживать такой темп ей стало трудно, и Мэтью справедливо решил, что не следует загонять ее. До таверны Бэкетта оставалось всего ничего, а там и его, и Сьюви ожидали желанный отдых, тепло и еда.

Бостонский почтовый тракт был безлюден, хотя и проходил не слишком далеко от города. Он тянулся через несколько небольших поселений, в одном из которых Мэтью остановился, чтобы напоить Сьюви и промочить собственное горло из кожаного бурдюка, после чего незамедлительно отправился в путь. По дороге ему встретилась всего одна повозка с пиломатериалами, некоторое время спустя мимо пролетел по направлению к Нью-Йорку экипаж, а за ним в город направилась пара наездников. Дальше тракт принадлежал лишь ему одному.

С обеих сторон возвышался лес, выглядевший так, будто Бог решил собрать в нем самые уродливые и кривые деревья из книги Бытия. Непроницаемые заросли шиповника и хищных виноградных лоз создавали с обеих сторон дороги непроходимую стену, и в течение всего дня пейзаж не разнообразился ничем.

Ночью вокруг стало темно, словно целый мир превратился в огромную пещеру. Звезды затянуло тучами, и лишь луна, изредка выглядывавшая из-за ночных облаков, проливала редкий свет в этот эбеново-черный неф природного собора. Мэтью мог довольствоваться лишь перекличками сов по пути. Ни индейцы, ни бандиты, ни опасные дикие звери ему не встретились, и он был благодарен собственной удаче хотя бы за это.

Вдруг до Мэтью донесся запах дыма. Сьюви повернула на изгибе дороги и — о, да! — справа показался небольшой домишко, окна которого горели теплым светом, а из двух каменных труб поднимался серый дымок. За домом располагался небольшой амбар и загон, а позади него простиралась непроглядная чернота леса.

Мэтью не стал тратить время на то, чтобы привязать Сьюви к коновязи недалеко от входной двери. Он взял свою дорожную холщовую сумку, в которой покоились два пистолета и необходимые боеприпасы, и постучал в дверь, как если бы это была общественная таверна. Ему показалось разумным проявить терпение — вряд ли стоило врываться и пугать постояльцев.

На стук вскоре вышел седобородый и седовласый джентльмен, одетый в коричневые брюки и кремовую рубашку. В руках он держал дымящуюся глиняную трубку.

— Мистер Бэкетт? — спросил Мэтью, предположив, что мужчине, должно быть, уже за пятьдесят.

— Он самый. Заходите, заходите! Элла, у нас гость!

Мэтью пробормотал хозяину таверны благодарность и прошел через аккуратно обставленную комнату прямо к камину, чтобы обогреться. Элла Бэкетт — седая женщина примерно того же возраста, что и ее супруг, — появилась из дальней комнаты и встретила Мэтью дружественной улыбкой. Она подошла к нему, взяла у него из рук только что снятое пальто и повесила его на крюк, вбитый в стену. Мэтью успел отметить ее веселые ярко-голубые глаза.

— Куда путь держите? На юг или на север? — спросил Джоэль Бэкетт.

— На север.

— О, ну понятно. Вы отогрейтесь пока! Сейчас холодновато не по сезону, хотя в прошлом году, например, нас к этому времени уже завалило снегом. Такие сугробы лежали, сроду таких не видел! — Он посмотрел в окно и увидел Сьюви. — О лошадке вашей я позабочусь. Все необходимое у нас есть. Недавно, правда, были постояльцы на карете, но запасы остались. Никогда ведь не знаешь, к чему готовиться, правда, Элла? Иногда, бывает, колесо в дороге сломается, и что? Как быть? — Он не дождался от Мэтью комментария и кивнул. — Что будете пить? Как насчет чашечки глинтвейна?

— Это было бы чудесно.

— Я принесу, — сказала Элла. — У меня готова курица в горшочке, вареная репа и кукурузный хлеб. Сгодится?