— Найвена здесь не было?
— Нет, сэр. Он был в Бостоне, ожидал прибытия своей невесты из Англии. Она гостила там у своей семьи. Господин Харрис уехал на несколько дней с Клеггом, чтобы забрать их, а доктор Гэлбрейт остался присматривать за господином Форбсом и госпожой Симоной.
— А что за недуг мучает жену Харриса?
— Простите, сэр. Вы и так задали больше, чем один вопрос. Я не могу продолжать этот разговор.
— Хорошо, — вздохнул Мэтью. Он понял, что остальную часть этой истории ему придется собирать по крупицам самостоятельно. Он съел последнюю ложку своей похлебки и встал. — Я бы хотел осмотреть книжный зал, если не возражаете.
— Конечно, сэр. — Уикс взял масляный фонарь, и Мэтью последовал за ним в темное пространство, простирающееся впереди.
***
Держа в руках свои сумки, Мэтью стоял на верхней ступени лестницы. Тусклые фонари освещали длинный коридор, изгибающийся вправо. И снова — здесь не было никакой мебели, а стены из грубого камня остались необработанными. Множество закрытых дверей скрывали за собой бессчетные комнаты монструозного поместья.
— Сюда, сэр, — позвал дворецкий, когда они подошли к одной из дверей. — Вы могли бы оставить здесь свои сумки.
Мэтью вошел и обнаружил недавно упомянутую койку с соломенным матрасом, придвинутую поближе к горящему камину. В углу был свален запас дров, а на маленьком столике стояли свечные часы, умывальник и полотенце, а также глиняная чашка и кувшин, предположительно, наполненный водой. Ему любезно зажгли фонарь и оставили трутницу. На полу рядом с койкой стоял ночной горшок, а также деревянная коробка, в которой наверняка лежали сушеные кукурузные початки, используемые для уборки.
В комнате было всего одно окно с темно-синим витражом. Похоже, даже в разгар солнечного лета это место имело вид крепости, собора или склепа.
Что ж, — подумал Мэтью, — это как раз то место, которое можно разделить с одним из предков Уиттона. Если здесь и водятся призраки, буду надеяться, что они хотя бы не храпят.
Мэтью поставил свои сумки на пол, взял предоставленный ему фонарь и последовал за Уиксом по коридору, уводящему влево от лестницы. Маршрут завершился всего в пятнадцати футах от его собственной комнаты. Уикс придержал дверь, и Мэтью вошел в просторный зал, где у стены стоял книжный шкаф с примерно тридцатью книгами. Больше здесь ничего не было.
Мэтью заметил двойные двери, ведущие на балкон, который в теплую погоду и при лучших обстоятельствах мог бы стать приятным местом для чтения.
— Если позволите, я отправлюсь вниз, — сказал Уикс. — Моя очередь дежурить до двух часов. Потом меня сменит господин Харрис. Завтрак в восемь часов, я бужу всех в половине восьмого. Надеюсь, у вас будет спокойная ночь.
Только не на этой койке, — подумал Мэтью, но вслух сказал лишь:
— Спасибо. Доброй ночи.
После того, как дворецкий ушел, Мэтью принялся изучать книги. Он был готов ко сну, однако, пока он находился здесь, не помешало выбрать несколько томов, чтобы скоротать с ними время. За пару минут он выбрал экземпляры «Гептамерона[29]» Маргариты Наваррской, «Тита Андроника[30]» Шекспира и книгу Модераты Фонте «Ценность женщин: где ясно раскрывается их благородство и превосходство над мужчинами[31]». Эта книга, по мнению Мэтью, могла прийтись по вкусу Берри Григсби. А вот Хадсон Грейтхауз бросил бы ее в огонь при первой же возможности.
Мэтью сунул книги под мышку, взял свой фонарь, вышел из комнаты… и сразу наткнулся на какое-то свечение за поворотом коридора. Еще несколько шагов, и он замер, как вкопанный, потому что впереди виднелась хрупкая фигура женщины в белом платье. Она стояла к нему спиной и держала фонарь, словно пытаясь решить, подходит ли эта ночь для очередного призрачного визита.
Глава 4
Если это действительно привидение, — подумал Мэтью, — то у него определенно красивые рыжие волосы.
Рыжие локоны и впрямь ниспадали женщине на плечи. Ее голова поворачивалась из стороны в сторону. Прислушивалась ли она к чему-то? Возможно.
Первым побуждением Мэтью было уронить книгу на пол, но он быстро решил, что в тишине звук будет сравним с выстрелом, что может спровоцировать настоящий хаос. Вместо того Мэтью просто прочистил горло и уставился на женщину. Она исчезла, как сгусток тумана?
Нет. Она резко обернулась, широко распахнув глаза, и после секундного колебания, спросила:
— Вы кто?
Мэтью сразу понял, кто это, потому что Зоя, русская невеста Найвена, действительно говорила с акцентом. Не очень тяжелым, но достаточным, чтобы его можно было распознать. Ее речь звучала немного… по-другому, хотя славянских языков Мэтью прежде никогда не слышал.
Прежде чем он успел ответить, молодая женщина прищурилась и кивнула.
— А-а-а, вы тот самый… из Нью-Йорка, — протянула она.
— Верно. А вы — Зоя.
— Верно, — вторила она ему. — Вы ничего не слышали в коридоре?
— Нет. Я только что вышел из книжного зала.
Она направила свой фонарь в противоположный конец коридора.
— А я кое-что слышала, — сказала она. — Кто-то скребся в мою дверь.
— Скребся?
— Шкряб-шкряб-шкряб. Такой звук. — Она подняла руку, изображая когтистую лапу, и сделала соответствующее движение вверх-вниз. — Вот так же, только по моей двери.
— А которая из дверей — ваша?
— Вот эта. — Зоя указала на дверь в комнату рядом с комнатой Мэтью. Она была приоткрыта на несколько дюймов. Мэтью подошел поближе и при свете фонаря осмотрел дерево на предмет каких-нибудь отметин, но их не было.
— Я не знаю, что это было, — призналась Зоя. — Я даже не уверена, что мне не приснилось.
— Звук разбудил вас, или вы к тому моменту уже бодрствовали?
— Я думаю, я как раз заснула. Я вам так скажу: сны, которые снятся людям в этом доме… они не из приятных.
— Тогда считайте, что это был просто дурной сон. — Мэтью окинул девушку оценивающим взглядом. Она была молода, вероятно, его ровесница. Тонкокостная, с изящными чертами лица. Довольно красивая девушка. У нее были темные брови, изогнутые дугой над темными глазами, а о такой алебастровой коже, как у нее, поэты слагали свои романтические стихи. У нее были огненно-рыжие волосы и, хотя они были уложены локонами по плечам, на лбу у нее была челка. Ее лицо походило на камею, созданную романтичным скульптором. Справа от нижней губы игриво темнела небольшая родинка.
Мэтью как раз размышлял о том, как повезло младшему Тракстону, когда дверь прямо за комнатой Зои открылась, и в коридор вышел кто-то еще, неся небольшую свечу в оловянном подсвечнике.
— Я слышал голоса, — сказал мужчина, приближаясь. Его ноги в тапочках скользили по камням. — Что здесь происходит?
— Найвен, это мистер Корбетт, — сказала Зоя. И пусть в дальнейшем представлении не было необходимости, она все же добавила: — Мистер Корбетт, это мой жених Найвен.
— Рад познакомиться, — сказал Мэтью. — Я бы пожал вам руку, но, как вы видите, обе руки заняты. Вы ведь… пожимаете руки?
— А-а, так вы уже познакомились с доктором Гэлбрейтом! — Найвен протянул это с понимающей, немного сочувственной улыбкой.
— О, да, — кивнул Мэтью.
— И пережили эту встречу! Должно быть, вы ему понравились!
— Я не был бы в этом так уверен. Я имею в виду ту часть, где «я ему понравился». Но я выжил, это правда. — Как и в случае с Зоей, Мэтью быстро оценил Найвена Тракстона. Не больше двадцати пяти лет. Рост и телосложение — примерно такие же, как у Зои. Он, определенно, был худощавым мужчиной. Волосы волнистые, может, на тон или два темнее, чем у Харриса. Глаза у него были почти такие же серые, как у брата, но посажены ближе друг к другу, а лицо было более вытянутым и оканчивалось острым подбородком. Нос у него также был шире и не имел аристократически вздернутого кончика, как у брата. А губы Найвена были влажны, как будто он постоянно жевал что-то мягкое. Мэтью не покидала мысль о том, что Найвен Тракстон был куда более слабохарактерным, нежели его энергичный брат. Возможно, дело в том, что он гораздо позже познал привилегированную богатую жизнь и жесткость семейного дела. Мэтью подумал, что либо у Найвена никогда не было деловой хватки, либо он попросту настолько не смыслил в транспорте, что не мог отличить колесо тракстонской кареты от имбирного пирога.