— Так лучше? — спросила Витинари, вновь обращаясь к своему гостю и великодушно кивая, словно услышав одобрительный ответ. — Я оставлю немного света, чтобы тебе было не так страшно засыпать, — продолжила она, выдержав незначительную паузу, как будто общалась с собеседником. — Знаешь, я как-то привыкла, но ты… Ты ведь не такая сильная, как я. Ты еще можешь испытывать страх или дискомфорт.

Хильдегад увидела извиняющуюся улыбку на лице безмолвного гостя и улыбнулась в ответ, обезображивая свое почерневшее, почти потерявшее схожесть с человеческим лицо тем, что она посчитала улыбкой.

— Я понимаю, сначала это может показаться сложным, но потом… Потом, ты привыкнешь. Ты перестанешь бояться, как перестала бояться я. Ты все поймешь. Необходимо всего лишь немного времени, и все встанет на свои места. Поверь мне. Я знаю.

За окнами города, серые тона ночи медленно смешивались с бледно-розовыми красками рассвета. В покоях губернатора одиноко горел ночник, освещая своим тихим умиротворяющим светом Хильдегад Витинари, мирно спящую в своей кровати. Она спала, и безмятежная улыбка порхала на ее пунцовых губах. А рядом, с головой, покоящейся на плече у губернатора, лежал окоченевший труп с остекленевшими, широко открытыми глазами и застывшим выражением ужаса и боли на почерневшем лице.

ДЕНЬ 22

РЭКУМ. ПЕРЕД РАССВЕТОМ

Гай Тумидус поднял голову и открыл глаза. Полтора часа назад он уснул в кабинете за столом, положив голову на руки. Сон, если так можно было назвать то состояние тревожной полудремы, в которое он погрузился, был тяжелым. И все же он хотя бы частично помог восстановить силы.

Лорд-Комиссар поднялся из-за стола, поправляя мундир. Рука скользнула по лацкану и, потянувшись к внутреннему карману, замерла, так его и не коснувшись.

«Сегодня не тот день», — по привычке в который уже раз сказал себе Гай Тумидус, оставляя палочку лхо лежать на дне кармана.

Где-то глубоко внутри, медленно исподволь нарастало зародившееся еще вчера не прекращающееся чувство тревоги, когда Октавиан покидал помещение комиссариата. Минуя дежуривших в коридоре гвардейцев, Лорд-Комиссар вышел на улицу. На мгновение он замедлил шаг, спускаясь по ступеням. Но лишь на краткое мгновенье.

Он увидел направляющуюся к нему Шульц.

— Докладывайте, комиссар. — Коротко отсалютовал ей Октавиан.

— Лорд-Комиссар, в нижней части города, в рабочих кварталах, среди завалов, обнаружены подозрительные тела. Требуется ваше присутствие.

— Почему не доложили по воксу? — Гай Тумидус ускорил шаг, следуя за Шульц.

— Не работает, Лорд-Комиссар.

Он кивнул:

— Инквизитора известили?

— Так точно, Лорд-Комиссар. К нему отправился комиссар Доу.

Октавиан еще раз кивнул.

Они шли по нижним, оконечным кварталам Рэкума между оплавленных и разрушенных зданий, мимо еще дымящихся костровищ и завалов, мимо баррикад, обильно политых кровью и усеянных трупами, которые еще не успели убрать, окутанные предрассветной тишиной, что накрыла город своей незримой безмятежной вуалью. Но в звенящем безмолвии им все еще слышались вопли зеленокожих, грохот орудий, стоны умирающих и воодушевляющие крики, поднимающие изнеможенных гвардейцев в атаку…

Шульц мотнула головой, отгоняя из памяти минувшие картины жестокого боя. Вокруг по-прежнему не было ни звука, словно кто-то лишил их слуха.

— Удивительно спокойно, Лорд-Комиссар, — задумчиво произнесла Клавдия, посмотрев на Гая Тумидуса.

Тот отрывисто кивнул. Нарастающее где-то в глубине души беспокойство по-прежнему не покидало Октавиана. Словно споря с самим собой, он мысленно возразил, что с зеленокожей угрозой покончено, а если где-то и остались недобитые ксеносы, то, безусловно, их количество мало и не успеет разрастись до того, как все они будут перебиты, что произойдет в самое ближайшее время. Что опасности, которые плотным кольцом обступили Ферро Сильва, устранены. И что меньше чем через семь стандартных суток на планету должны прибыть и высадятся штурмовые части, запрошенные инквизитором.

«Тогда почему же…»

…До утра оставалось несколько минут, когда истекающий кровью Рэкум взорвался безумием бунта. Окончательно лишившиеся рассудка люди, часть из которых была вооружена для отражения атаки ксеносов, а часть просто похватала в руки все, что могло бы сойти за оружие, направили свой страх и отчаяние против горстки гвардейцев, которым удалось дожить до этого момента. Охватившее людей неистовство коснулось большинства жителей. Оно проникало в сознание, выдавливая его изнутри, пульсируя в висках и заполняя собой все естество…

Когда-то, давным-давно, в неудержимо далекой жизни, растерзанной пронзающей виски бесконечной болью, ее звали Молли. Он теперь, этот набор звуков, ничего не значил для нее. Они стали таким же пеплом, как и все прочие звуки, мысли, цвета. Все ее естество заполнило чувство отчаяния, перемежающегося с монотонной болью. Оно пожрало остатки разума, и ее опустошенное тело теперь бежало рядом с другими, такими же бездушными телами, исторгая из омраченных хаосом недр своих истошный вопль, взрезавший тишину раннего утра. По ее руке, крепко сжимающей взрывное устройство, прошел импульс, и она швырнула его далеко вперед, туда, где показались две ненавистные фигуры в алых кушаках. Обе эти фигуры стреляли по несущейся на них толпе, выкашивая передние ряды. На мгновение зрение той, что некогда была Молли, сфокусировалось, прослеживая полет брошенной ею взрывчатки. Расширившимися зрачками, которые беспощадно рвал на части начинающийся рассвет, она различила, как та из фигур, что была чуть меньше, рванулась навстречу брошенному взрывному пакету, накрывая его собой. А в следующую секунду, прозвучал раскатистый рев взрыва. Почти одновременно с ним голову одержимой хаосом женщины пробил тяжелый снаряд, выпущенный из болт-пистолета той из фигур, что была больше… Колени безвольно подкосились в едином движении, вместе с ее попыткой сделать следующий шаг. Она пошатнулась и упала на грязный рокрит, неестественно вывернув голову. В последний раз она конвульсивно дернула правой рукой, словно хотела на ней подтянуться в тщетной попытке продвинуться хоть немного вперед, и, наконец, замерла без движения. Но еще долго в ее потухших мертвых зрачках отражались картины кровавого боя…

Как отступали за внутренние стены административного сектора захваченные врасплох гвардейцы. Как одни из них жертвовали собой и сдерживали натиск обезличенных сумасшествием культистов, давая время другим уйти за стены и возвести там укрепления. Как плечом к плечу с рядовыми яростно сражались комиссары и как один из них, тот, что отступал последним, потонул в грохоте взрыва, исчезнув в пыли и осколках камней…

А в следующую секунду взрывная волна, забравшая жизнь Лорда-Комиссара Гая Октавиана Тумидуса, докатилась до ее бездыханного тела и вырвала из него мертвые глаза, оставив после себя лишь окровавленные глазницы.

РЭКУМ

Она полулежала в кресле, откинувшись на мягкую спинку. Ей было хорошо. В голове была полная ясность. При этом мысли текли плавно, словно золотые листья по зеркальной глади медленной осенней реки. Чувство одиночества оставило ее. Она больше не была одна. Она почти что ощущала, как некто незримо поддерживает ее. Помогает в это страшное время. Заботится о ней. И ей тоже надо было позаботиться о других. Все эти несчастные люди, которые вместе с ней оказались в этой ловушке, именуемой Рэкум. Она взглянула на женщину, откинувшуюся на подушки.

— Ты должна быть мне благодарна, — с упреком произнесла Хильдегад, заглянув Ван Калифшер в померкшие, подернутые белесой пленкой зрачки. — Это я спасла тебя от того ужаса, что здесь творится.

Губернатор провела рукой по спутанным волосам, чуть кокетливо их поправляя.

— Конечно, ты благодарна, — продолжила Хильдегад, «услышав» утвердительный ответ. — Иначе и быть не может. Но нет, даже ты до конца не осознаешь, на какие жертвы я готова пойти, чтобы спасти вас. Тебя. Весь город. Просто невыносимо сидеть здесь и ждать.