Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Время остановилось…

С невероятной четкостью во взоре он видел прорубленную щель в броне и направил свой завершающий удар именно туда. Он рассчитал все. Силу, угол наклона, инерцию. Ведь у него было так много времени. Так много времени у него еще никогда не было. И больше уже никогда не будет. Секунда самой настоящей, самой реальной жизни, какую только можно прожить. Время Рождения, Триумфа и Бессмертия.

…Клинок вошел между пластинами брони и пронзил орочье сердце…

…Секунда, длиною в целую жизнь, закончилась…

В следующее мгновение Кальяс упал под тяжестью навалившегося на него мертвого тела, чтобы больше никогда не встать и, навсегда закрыв глаза для света дня, узреть Свет Императора.

Он знал, что рано или поздно, это должно было случиться. И весь его опыт говорил, что это случится, скорее рано, нежели поздно. Что чудом является уже то, что этого не произошло до сих пор. Подбитая «Химера» должна была остановиться, и капитан Роглев молился лишь об одном: чтобы это случилось, как можно ближе к Рэкуму. Но он точно знал, что этим молитвам не суждено сбыться. Он только надеялся, что деформированный взрывом, едва шевелящийся каток дотянет до того места, где они оставили «Красавчика», что едва держащаяся «гусля» не сорвется до этого времени, и что поврежденный, уже начинающий дымиться мотор не заглохнет на половине пути. А еще он молился, что «Красавчик» благополучно отремонтирован, что его экипаж еще не выдвинулся, и не двинется к Неморису до самого утра, и он застанет их на том же самом месте, где их оставили. И что, если все эти события сольются воедино, они смогут быстро добраться до Рэкума и предупредить о возникшей угрозе и ее масштабах.

«Бессмертный Бог-Император, — молился про себя Сол, выжимая из раненой машины последние силы, — взгляни с добротой на своего слугу и солдата. Мне сейчас так нужна Твоя помощь».

Ответом на эту молитву стало то, что, когда покореженный трак, наконец, разорвался, остановился каток и поврежденный мотор — это огромное механическое сердце бронемашины — затих, окончательно перестав стучать, до того места, где встал на починку «Красавчик», оставалось не более десяти километров.

МЕЖДУ РЭКУМОМ И НЕМОРИСОМ ПОСЛЕ ЗАКАТА

Отряд из одиннадцати человек двигался по сумрачному лесу. Трава цвета густой болотной жижи доходила высотой до груди, так что со стороны могло создаться ощущение, что люди не идут, а плывут по густому, почти черному морю. Морю, которое, как казалось, никогда не закончится.

Двигаясь форсированным маршем, Кимдэк, хоть и устраивал кратковременные привалы, постоянно подгонял людей, поддерживая заданный темп. Отряд продолжил движение и когда начались сумерки. И даже наступившая вскоре ночь не принесла ожидаемой остановки. Единственным послаблением стало то, что после нескольких падений и одной вывихнутой кисти Кимдэк позволил снизить скорость передвижения. Сам же он несмотря на кромешную темноту и в отсутствии каких бы то ни было ночных светил, двигался быстро и четко, словно шел по только что выметенному плацу, а не по дремучему ночному лесу.

Наверное, Император и впрямь услышал его молитвы. По крайней мере, так подумал Роглев, когда сквозь окутавший его мрак ночи, он начал различать очертания «Красавчика».

«Император защищает», — взмолился мысленно капитан, складывая на груди аквилу, обретая еще больше уверенности и спокойствия, едва до его слуха донесся оклик часового, увидевшего приближающуюся фигуру.

— Капитан Роглев. Личный номер 6934951, — отозвался Сол. — Где командир экипажа?

— Докладываю, капитан, — бодро рапортовал гвардеец, разглядев в свете фонаря подошедшего Сола. — Сержант Ким с личным составом, в соответствии с приказом, совместно с кадет-комиссаром выдвинулись в Неморис. Наряд из трех гвардейцев оставлен для охраны неисправного транспортного средства. За время несения дежурства…

— Давно? — Сол перебил гвардейца, не дав тому договорить.

Тот мысленно что-то прикинул:

— Пять часов назад, капитан.

Роглев сфокусировал взгляд на дежурном, затем медленно перевел его на «Красавчика», а с него высоко вверх, где во мраке темноты притаилось пасмурное небо, роняющее вниз одинокие, пресные слезы. Там взгляд капитана застыл на мгновение, пока одна из холодных капель, редко падающих на землю, не попала в глаз. Сол опустил голову, и капля соскользнула из уголка глаза, оставив после себя слабое покалывание и нарушенную четкость линий во взоре.

— Лишь Император вечен, — прошептал Роглев и тяжело вздохнул, понимая, что лимит выпавшей на его долю удачи, закончился.

Устало отерев ладонью вспотевший лоб, Сол почувствовал под пальцами кровь.

Гвардеец, с которым он только что разговаривал, подошел еще ближе.

— Вы ранены, капитан? — спросил он, озабоченно взглянув на размазанный кровавый след на лице капитана.

— Пустяки. Слегка зацепило, — Роглев, медленно переступая, приблизился вплотную к «Химере», коснувшись ее холодной брони разгоряченным лбом.

«Я никогда не понимал шестеренок, — подумал он. — Все их обряды и молитвы, всегда были для меня загадкой. Возможно, раньше во мне не было достаточно веры, но не сейчас».

Сол решительно залез в «Химеру», сел на место водителя и, пожив руки на штурвал, закрыл глаза.

«Лишь Император вечен, — в который раз повторил себе капитан. — Все остальное рано или поздно кончается».

Но вопреки здравому смыслу, внушавшему, что боевая машина «мертва», и без вмешательства шестеренок не сделает ни единого движения и у нее не заработает ни один прибор, Роглев зашептал то, что со стороны могло показаться литанией или молитвой.

«Машинный Дух, если ты слышишь меня, если ты способен отозваться на мольбы простого человека, столь далекого от технопровидцев с их знаниями, то прошу тебя, мне сейчас очень важно, чтобы „Красавчик“ увез нас в Рэкум».

День третий

ДЕНЬ 3

ОКРЕСТНОСТИ НЕМОРИСА

Промозглый холод ночи сменился пасмурным утром. Нескончаемый мрачно-зеленый океан теперь был еще более вязким из-за обильно выпавшей росы. Приминаемые и раздвигаемые людьми тонкие стебли травы быстро поднимались и сходились обратно, так что уже через несколько минут нельзя было предположить, будто здесь кто-то прошел.

— Семижильный, — кивнул Уэбб Киму в сторону кадет-комиссара, устало разгребая травяные волны широкими, размашистыми движениями.

— Ему положено, — Ким неопределенно повел плечами. — Работа такая.

— Угу. Знаем мы таких работничков, — заметил бредущий невдалеке Ларн.

Среднего роста и телосложения скорее худощавого, нежели плотного, Ларн являлся обладателем тонких, аристократичных черт лица. Однако выражение самого лица было таким, что его владельца можно было принять разве что за изрядно опустившегося, хорошо пьющего младшего офицера.

— И что у них за работа, — продолжил Ларн, уныло бредя вперед. — Помяните мое слово, этот всех нас переживет.

— Если не заткнешься, тебя точно переживет, — отозвался Ким и, понизив голос, добавил: — Ты, главное, отойди подальше, чтобы то говно, которое у тебя вместо мозгов, нас не зацепило, когда тебе башку прострелят.

Не ответив на высказывание, Ларн замолчал, обиженно засопев. Он продолжил идти дальше, гребя руками, словно большими несуразными веслами, делая это теперь более отрывисто, с плохо подавляемой злобой в каждом движении. Так продолжалось еще несколько часов, пока наконец море травы не закончилось, уступив место мелким колючим кустарникам, то и дело цепляющимся за ноги идущим.

Серое, выцветшее, словно старая гимнастерка, небо покрывали монотонные облака, за которыми угадывался слабый свет солнца, медленно продвигающегося к точке зенита.

Заприметив удачное для привала место, сержант Ким подошел к Кимдэку.

— Разрешите обратиться, кадет-комиссар.

— Обращайтесь, — молодой офицер приподнял фуражку, оттирая пот со лба, тыльной стороной руки.

— Люди устали, кадет-комиссар. Хорошо бы привал устроить.

10
{"b":"870569","o":1}