Хильдегад Витинари давно вернулась в Губернаторский Дворец, а Гай Октавиан Тумидус все стоял у костров, смотрел, как гвардейцы подтаскивают все новые и новые тела зеленокожих, и с чувством выполненного долга любовался, как в жарком танце огня навеки исчезают с лица земли поверженные враги. Он покинул место уничтожения зеленокожих лишь тогда, когда догорел последний из костров, и ксеносов, не преданных огню, не осталось. Только после этого Гай Тумидус вернулся в комиссариат. Там он принялся изучать сводки о понесенных потерях, территории, перешедшей под контроль гвардии и местного ополчения, и о последних передвижениях противников, занявших оборонительные позиции вокруг города.

Лорд-Комиссар откинулся на спинку стула. Боль в плече, распоротом орочьим клинком до самого локтя, нарастала, но он не хотел прибегать к обезболивающему. По крайней мере, часто. Он просто закрыл глаза. Если боль игнорировать, она пройдет. Этот урок Гай Тумидус усвоил еще во времена Схолы. Просидев несколько минут в тишине, он вернулся к рапортам и отчетам и только к позднему вечеру позволил себе несколько часов сна. Пройдя по коридору, отделяющему помещение штаба от небольшой комнаты, где лежали его личные вещи, Октавиан лег на узкую кровать и закрыл глаза. Перед внутренним взором продолжили мелькать списки погибших, выведенной из строя техники, оставшемся в распоряжении горючем и запасах снарядов и еще множество цифр и подсчетов.

«Император Всемогущий. Дай мне силы, чтобы выполнить мой долг и сокрушить тех, кто мешает мне», — мысленно произнес он.

Последнее, о чем вспомнил Тумидус перед тем, как провалиться в черный омут сна, это тактическая карта приведенного в рабочее состояние дисплея, на которой красными сигнальными огнями были отмечены скопления орков и захваченные ими территории.

ДЕНЬ 11

РЭКУМ ПЕРЕД РАССВЕТОМ

Он не помнил, как проснулся и что ему снилось, и уже за это он был благодарен Императору. Мрачные, тяжелые сны, которые приходили к нему в те краткие минуты отдыха, которые себе позволял Октавиан, выматывали его до предела. Порой ему казалось, что лучше вовсе обходиться без сна, чем погружаться в ту пучину кошмаров, что представали перед ним всякий раз, как он закрывал глаза. Резко моргнув несколько раз, Лорд-Комиссар огляделся и понял, что его разбудило. На пороге небольшой комнаты стоял Карро Гвинеро, едва заметно опираясь о дверной косяк.

— Докладывай, — Гай Тумидус в одно движение поднялся с постели.

Он пристально посмотрел на комиссара и увидел, как тот, не говоря ни слова, извлек из-под шинели, накинутой на плечи, бутылку амасека. Прошла секунда. Долгая секунда, полная беззвучных слов.

Не меняя выражения лица, Гай Тумидус с какой-то тяжестью в движениях пожал плечами:

— У меня в кабинете есть лучше, — ответил он, не глядя Карро в глаза и сосредоточив свой взгляд на этикетке бутылки.

Гвинеро кивнул.

Они вышли из комнаты и прошли в помещение штаба. Там Октавиан прошел к столу, за которым он обычно просматривал отчеты, открыл один из ящиков и достал оттуда бутылку коллекционного амасека. Следом за бутылкой из того же ящика были извлечены два бокала и наполовину выдавленный тюбик с питательной пастой. Все это, не говоря ни слова, Тумидус выставил на крышку стола, и пока Гвинеро, прихрамывая, подходил ближе, поднес еще один стул. Так и не сев, Карро откупорил бутылку и разлил напиток по бокалам. По комнате, слабо освещаемой дежурными лампами, разнесся хорошо узнаваемый запах с тонким шлейфом миндаля и перца. Синхронно они взялись за бокалы, наполненные до краев, и, встретившись взглядами, выпили их содержимое. Так же синхронно они поставили бокалы обратно на стол, и только когда был налит второй круг, Гай Тумидус произнес:

— Через четырнадцать стандартных суток на планету прибудет подкрепление.

Его голос отозвался глухим эхом, и могло показаться, что он исходит не от живого человека.

— Если не будет возмущений в варпе, — отозвался Гвинеро, занимая стул рядом с Лордом-Комиссаром.

— Если не будет возмущений в варпе, — согласился Лорд-комиссар. — А до этого времени…

Их взгляды снова встретились.

— У них не получилось, — Тумидус произнес эти слова почти шепотом, и было не ясно, спрашивает он или утверждает.

— Легкие почти полностью уничтожены. И еще несколько органов. Необходимо вмешательство техножрецов и сложная система имплантатов, которой нет на Ферро Сильва, — таким же шепотом ответил Гвинеро.

Они подняли бокалы и, залпом опустошив их, поставили на стол.

— Сколько осталось? — в голосе Гая Тумидуса впервые за все эти дни послышалась бесконечная усталость.

Гвинеро посмотрел на хронометр:

— Имеющийся в распоряжении аппарат сможет поддерживать его жизнь еще семь минут. Потом, если ситуация не изменится…

Гай Тумидус ничего не ответил и, разлив из бутылки по третьему кругу, сделал из своего бокала большой глоток. Они помолчали.

— Хороший выпуск, — нарушил упавшую тишину Гвинеро. — Достойный.

Гай Тумидус слабо улыбнулся:

— Возможно, лучший.

— Будущее покажет.

Они, вновь замолчали. В наступившей тишине одиноко пискнул инфопланшет. Гай Тумидус прочел поступившее сообщение и, поднявшись со стула, посмотрел на Гвинеро.

— Семь минут прошли, — Карро Гвинеро последовал его примеру, вставая.

— Прошли, — с отрешенной усталостью кивнул Лорд-комиссар и, потянувшись рукой в ящик стола, достал оттуда еще один бокал.

РЭКУМ

Кадис Морзус сидела на ступеньках, ведущих в комиссариат, и смотрела в бесконечное серое небо с редкими лиловыми прожилками. Ей не суждено было покинуть эту планету и когда-либо увидеть над своей головой другое небо. Теперь она знала это наверняка. Эта простая мысль укрепилась в сознании сегодняшней ночью, когда она, очнувшись от очередного кошмара, что преследовали ее все последние ночи и те часы, что она провела в беспамятстве, приняла окончательное решение относительно своих дальнейших действий…

Раны, полученные ею, горели не переставая, причиняя сильную боль при каждом вдохе. С момента ее ранения прошла почти неделя, и за это время стало ясно, что с каждым днем состояние ран только ухудшается. Они не затягивались, продолжая кровоточить, а в последние несколько дней к крови начала примешиваться какая-то слизь, обильно сочащаяся из раны. Должно быть, именно она вызывала все усиливающееся жжение, от которого не спасали обезболивающие инъекции, давая лишь краткую передышку между приступами болезненных спазмов, от которых перехватывало дыхание. Вызываемый воспалением жар не покидал Морзус, заставляя ее обливаться потом и испытывать постоянную жажду, которая изматывала ее не меньше боли. Однако несмотря на все эти грозные симптомы, слабость от ран постепенно уходила, и Кадис начала предпринимать попытки подняться с кровати. Сидя на больничной койке и надсадно дыша, словно только что пробежала кросс, кадет-комиссар вспоминала, как на утро следующего же дня после того, как она впервые пришла в себя, ее навестил Лорд-Комиссар Тумидус.

Каждый шаг Лорда-Комиссара отдавался звоном стали, словно он выковывал своей походкой разящий клинок. Дойдя до койки, на которой лежала Морзус, Октавиан резко остановился и, окинув раненую продолжительным взглядом, произнес:

— Кадет-комиссар, ваше самочувствие.

Она предприняла попытку приподняться и сложить руки в аквилу, но Гай Тумидус знаком приказал ей оставаться лежать.

— Готова вернуться в строй и служить Империуму, — Кадис отчеканила эту фразу, несмотря на душивший ее спазм, и замолчала, с трудом сдерживая кашель.

— Вы получили серьезное ранение, кадет. Несколько поражающих элементов не были извлечены из ваших ран, и, по предварительной оценке медиков, остались в теле и либо разложились там, либо остались недосягаемыми для обнаружения и последующего извлечения. Проведенная операция не смогла их выявить. Сестры, да поможет им Император в их нелегком труде, считают, что вы в скором времени предстанете перед Золотым Троном.