Их с Уиллом ещё раз вызвали в полицейское управление и допросили поодиночке, явно надеясь поймать на вранье, однако обломались — свою историю они отрепетировали и выучили назубок, так что каверзные вопросы прошли мимо цели. В некоторых мелких деталях их истории различались, но так было нужно. Чтобы не казалось, что они всё продумали заранее. Самозащита, разрешенная уголовным законодательством в связи со смертельной опасностью.

Было ли это вранье тем, что Оуэн по-настоящему должен был сделать?

Сказать честно, чувствовал он себя откровенно хреново.

Да, Белла шла на поправку, и ампутация ей не понадобилась — болезнь не исчезла, как по мановению волшебной палочки, однако стала куда лучше поддаваться антибиотикам. Да, он больше не чувствовал ни чужого присутствия, ни вони озерной тины — призрак, если верить Мун, отправился куда-то, откуда не возвращаются. И, да, Найл Купер пока не пришёл в себя, а около его палаты круглосуточно дежурили парочка полицейских, так что он тоже был безопасен. Только вот легче не становилось.

И мучило его вовсе не то, что он столкнулся со сверхъестественным: с этим он смирился ещё когда призрак дышал ему в спину.

Та девчонка-навахо была Куперу сестрой. Понять его причины оказалось куда проще. Разве Оуэн и сам бы не захотел убить обидчика своих родных?

Девчонка была чьей-то сестрой и дочкой, а то и внучкой, индейцы живут долго.

Совесть нашептывала: она была кому-то дорога, но вы её убили. Да-да, и твоё молчание тоже убило её, Оуэн Грин. Каково тебе спится по ночам?

Спал он по-прежнему плохо и видел кошмары, от которых просыпался в холодном поту, вслушиваясь в каждый шорох. Дни проводил в больнице, абсолютно забив на учёбу, и добровольно дышал лекарствами, глядя на бледную до зелени в цвет больничной рубахи, но живую Беллу. Порой уступал место её родителям, приехавшим на несколько дней и взявшим ради этого выходные; или Линде, которая приходила даже чаще, чем могла бы. Пару раз — даже с профессором Стокером. Оуэн не мог её винить: Дилан вёл себя как настоящий мудак. А по ночам, когда осенний дождь колотил в стекла, Оуэн лежал, глядя в потолок, на скользящие по нему тени и свет от чужих фар, и думал.

Голос его совести был тихим и ядовитым.

«Ты тоже виновен, и если ты выжил, это не значит, что вину искупил»

Быть может, как раз наоборот. Его вина стала ещё тяжелее.

…Детектив Пак шёл на поправку.

Дождавшись, пока Белла уснёт, Оуэн отыскал нужную палату. Никому из медсестер или врачей, снующих туда и сюда, не было до него никакого дела.

Был день, и Мун, обычно навещающая мужа после обеда, ещё не пришла. Детектив Пак сидел на койке и что-то листал в телефоне. всё ещё бледный, он выглядел, тем не менее, гораздо лучше, чем в те дни, когда Оуэн видел его через стеклянное окошко двери.

— Мистер Грин, — детектив Пак вскинул брови.

Оуэн мог бы восхититься, что тот помнит его, но он подумал: у полицейских, наверное, у многих хорошая память, если они хотят быть кем-то большим, чем простой оперативник. Он кивнул.

— Ага.

Как начать разговор, он понятия не имел. Всю ночь и всё утро он думал, что должен рассказать хоть кому-то, что несколько лет назад позволил своим друзьям изнасиловать и убить девчонку-навахо… искупить свою вину. Доказательств у него не было, а его друзья заплатили по своим счетам, так что Оуэн не представлял, поверит ли ему полицейский, но он собирался попробовать.

— Мун говорила, твоя девушка здесь, — детектив перешёл на «ты», даже не особо интересуясь согласием. Оуэн услышал это по его интонации. — Это хреново. Надеюсь, ей уже лучше?

— Лучше, спасибо, — ещё не поздно было развернуться и уйти. Изобразить грёбаный визит вежливости. Но он не мог. И, глубоко вздохнув, он выпалил: — Мне нужно кое в чем признаться.

Начать рассказывать было тяжело. Каждое слово падало, словно камень. Детектив Пак не перебивал, только отложил смартфон и слушал, чуть склонив голову набок. По его лицу было невозможно понять, осуждал он их за содеянное или уже настолько привык к чужим преступлениям, что даже не удивлялся.

Оуэну же казалось, будто с каждой фразой он сдирает с себя кожу.

Раньше он думал, что девчонка-индеанка была слишком самонадеянной и зря сбежала от них — кто знает, чем бы всё обернулось, если бы Гаррету не пришлось гнаться за ней? Всё осознание чудовищности поступка он прятал в себе, стараясь не думать и не вспоминать. Жить, как жилось. Но можно прикрыть ковром пятно, въевшееся в половицы, однако оно никуда не денется, и, как кровавая отметина в «Кентервильском привидении», будет появляться снова и снова.

Попытки сберечь друзей и его собственный страх оказаться единственным виновным вконец измучили Оуэна, однако он только сейчас понял, насколько его пожирал изнутри этот жуткий секрет.

Рассказ, прежде казавшийся таким длинным и тяжелым, безо всех сверхъестественных подробностей занял не больше пятнадцати минут.

— Думаю, вы должны сообщить об этом в полицию Солт-Лейк-Сити, — произнес Оуэн тихо, когда молчание детектива показалось уж совсем невыносимым. — Я… — он сглотнул. — Я готов сесть в тюрьму за то, что совершил.

Готов ли он на самом деле? Он понятия не имел. Но понимал, что, коли он сказал «а», нужно произнести весь алфавит.

— Я покажу, куда парни сбросили мешок с телом.

Детектив Пак хмыкнул. Вздохнул, прикрыв на мгновение глаза, поерзал на койке. Поморщился — вероятно, болели укушенное плечо и обколотые антибиотиками руки.

— И ты готов отвечать за погибших друзей?

Оуэн моргнул.

— В смысле?

— В прямом. Вы совершили преступление, но ни подтвердить, ни опровергнуть его коллективность никто не может. Нет доказательств, лишь твое слово. Да, полиция прочешет пруд. Поднимет старое заявление о пропаже, если родители девушки вообще таковое подавали. Предъявят обвинение, представлять умерших подозреваемых будут их родители. Я так понимаю, они богаты — значит, наймут хороших адвокатов, а ты, как я понимаю, горишь желанием ответить за её смерть. И виновным ты в итоге останешься.

Простите, что?!

Оуэну показалось, он ослышался.

— Разве это не будет… справедливо?

Детектив кивнул.

— Будет. Но не по отношению к тебе. Ты — соучастник, не преступник, а в итоге, с помощью хороших адвокатов, которые по карману семьям твоих друзей, окажешься единственным осужденным. Ты не сможешь доказать, что не участвовал в изнасиловании и всего лишь покрывал чужое преступление.

Повисла тишина.

— Простите… — кашлянул Оуэн. — Это вы мне сейчас предложили и дальше скрывать её смерть? Но какого хр… то есть, почему?..