Воскресное утро он встретил на пробежке.

Оуэн чувствовал себя так, словно его вывернули наизнанку. Первые минуты после сообщения о смерти Майлза просто выпали из памяти. Новость оглушила, и какое-то время окружающий мир вообще перестал существовать. Боль, вспыхнувшая в груди, была такой резкой и острой, что напоминала сердечный приступ.

Кажется, он осел на пол.

Кажется, кто-то подхватил его.

Оуэн помнил, что плакал, а в груди свистело болью. Белла обнимала его, целовала в макушку, шептала что-то успокаивающее, но он не слушал.

«Это она убила Майлза»

Она. Индейская сучка. Она вернулась мстить.

Нет, этого точно быть не может. Призраков не существует… но кого тогда он видел все эти дни и недели? Психика Оуэна трещала по швам, вот-вот норовила съехать в полнейшее безумие. Только Белла держала его на границе сумасшествия и рациональности.

Только она.

Если бы Оуэн только мог ей всё рассказать…

Сейчас, пока Белла прижимала его голову к груди и гладила по волосам, путаясь в прядях тонкими пальцами, Оуэн чувствовал, как слёзы обжигают ему глаза, а признание скребется в горле. Смерть той девчонки с каждым днём становилась всё тяжелее, а теперь — Майлз, и Оуэн ненавидел и себя, и Гаррета, и гребаную индейскую сучку, что мстит им даже из могилы.

«Это не могла быть она, чувак, и ты это знаешь, — сквозь горечь и боль, злые воспоминания и страх прорывался голос разума, успокаивающий и размеренный. — Даже если призраки существуют, они не могут убивать. Майлза загрызли бродячие псы и утащили в канализацию, и ничего сверхъестественного в этом нет, только невезение»

Но что-то должно было выгнать Майлза на улицу посреди ночи.

И, несмотря на утешающие слова собственного «рацио», Оуэн чувствовал: он знает, <i>что</i> именно видел Майлз перед смертью.

— Мне жаль, — Белла коснулась губами его макушки.

Она была рядом.

Эти слова она повторяла снова и снова.

«Мне жаль». «Я с тобой». «Поговори со мной, пожалуйста».

Он пытался. Но слова застревали в горле, каждый раз превращаясь в признание, которое оттолкнуло бы её навсегда. Оуэн не мог сейчас лишиться её, не мог, не хотел. Он не справится один, теперь без Майлза, он не справится, он свихнется, он…

Сглотнув, он шмыгнул носом. Слёзы снова обожгли щеки.

Майлз, один из его лучших друзей.

Майлз, с которым они в детстве играли в бейсбол в парке, а потом — в школьной команде. Майлз, который списывал у него химию и смеялся, что для него точные науки — это загадка гребаной вселенной. Майлз, шутивший, что на выпускном уломает их школьного психолога на охренительный трах в её кабинете — и уломал же! А поскольку аттестаты они уже получили, то никто и слова ему сказать не смог, хотя директор был в бешенстве.

И этот же Майлз в последние дни напоминал чертову бледную тень самого себя. Таблетки заменили ему сон. Таблетки держали его на плаву и они же столкнули его в ёбаную пропасть.

Майлз…

«Прости меня, чувак. Я должен был уберечь тебя. Не знаю, как, но должен был. Может, если бы мы признались…»

Какое тут, нахрен, признание, если он даже Белле боится рассказать о своем прошлом? Боится увидеть отвращение в её глазах?

— Пойду умоюсь, — Оуэн даже не удивился тому, как хрипло звучал его голос.

— Тебе помочь? — Белла коснулась ладонью его волос. Он поймал её руку и поцеловал, покачал головой.

— Я справлюсь.

Он справится — с чем? С умыванием? Со смертью одного из самых близких друзей? Со своими галлюцинациями? Захотелось вытащить из кармана пакетик с шаманской смесью Найла и закурить, ощущая, как мир сжимается до алой точки в темноте, до волнами накатывающего искусственного спокойствия и пофигизма. Но так можно и привыкнуть.

(А разве это плохо?)

Вода зашумела, утекая в раковину.

Уставившись на воду, воронкой заворачивающуюся в стоке, Оуэн сцепил зубы. Горечь мутно поднималась откуда-то из желудка, оседая в горле, на языке, и ему огромных усилий стоило просто не проблеваться — так он был себе противен.

Помог бы он Майлзу, если бы у него был шанс?

Почему они не позвонили в полицию Солт-Лейк-Сити, хотя бы анонимно? Сейчас, тогда, не важно. Почему не сказали, что виноваты… пусть бы нашли труп, а доказывать дальше — дело полиции? Почему выбрали молчать и раз за разом пытаться сохранить разваливающуюся дружбу, делая вид, что нихрена не случилось?

Теперь Майлза нет.

Нигде, блять, нет.

Он смотрел, как вода уходит в трубы. Уже знакомый гнилостный запах, забившийся в нос, заставил его выдохнуть сквозь зубы.

Подняв взгляд, Оуэн увидел позади себя лишь ванную комнату. Но он знал: она здесь. Индейская сучка здесь. Пришла насладиться его болью.

Им всем жопа. Она не оставит их в покое. Ни за что. Никогда. Она доведет их до смерти, до самоубийства. Эта мысль была такой четкой, что Оуэн и не сомневался — так и будет.

У него не оставалось сил бояться сейчас.

Пошла нахрен.

Not today.

Глядя в глаза самому себе, он размахнулся и ударил кулаком по зеркалу. Поверхность пошла трещинами, со звоном рухнула в раковину. На белый фаянс закапала кровь. Оуэн зашипел от боли, зажмурился до выступивших слёз. Свободной рукой нащупал полотенце, прижал к разрезанной ладони.

Боль от потери Майлза никуда не исчезла, просто отступила под напором физической. Но Оуэн был благодарен и за это.

— Оуэн? — Белла, наверное, услышала звук удара, забеспокоилась. — Оуэн, всё в порядке? Может, тебе нужна помощь?

Она волновалась. Правда волновалась.

И у него всё было не в порядке.

Оуэн сполз на пол, уткнулся лбом в колени. Полотенце пропитывалось кровью.

— Всё хорошо, — отозвался он. — Я скоро вернусь, детка. Просто хочу побыть один.

Ему снова хотелось завыть. Оуэн запер этот вой у себя в горле и чувствовал, как он там бьется пойманной птицей, пока не затихает совсем.

Желтые, полные безумия глаза преследовали её во сне.

Мун бежала по улицам города, и в каждой подворотне ей слышалось тяжелое дыхание, чужое и враждебное. Она чувствовала, что существо это пришло откуда-то издалека; она даже не представляла, кто это мог быть. Вендиго, о котором ей рассказывал кузен? Любое другое чудовище из легенд?..