Только вот чужой гнев был силён. Он лип к коже, он душил, забираясь в горло и легкие, он сковывал, не давая ни двинуться, ни даже поднять руку. Мун пыталась вытащить зажигалку, — она знала, что в транс можно прихватить с собой что-то из вещей, если держать их в момент медитации ближе к телу, — но тяжесть наваливалась, как камни на плечи.

Время утекало, как песок сквозь пальцы.

Джэки услышала голос подруги, пока спала.

Прежде Холли являлась к ней лишь пару раз, и то — во сне. Только Найл мог видеть её, говорить с ней наяву, и теперь для Джэки голос Холли звучал будто из-под толщи воды. Она едва могла разобрать своё имя, но чувствовала: что-то не так.

Перед тем, как выпить сонного чаю по рецепту шамана племени и лечь спать, она не могла найти себе места, и некому было её успокоить. Племя сторонилось её всегда, а с тех пор, как она решила стать женой ие наалдоши, которого дене боялись, она стала почти парией.

Джэки было всё равно. Пусть думают, что хотят. Она отдала слишком много, чтобы найти и наказать убийц подруги. Она не отступит, даже если придётся отдать самое дорогое, что было у неё.

Даже если придётся отдать жизнь.

Сейчас она чувствовала: беспокойство, нарастающее весь день, как по спирали, было не зря. С Холли и Найлом что-то происходило.

Что-то нехорошее.

Совсем как в её видениях, что она выпросила у духов.

Джэки металась по своей постели, цепляясь пальцами за покрывало. На лбу выступил пот.

Во сне она видела тёмный переулок и молодую женщину, сжимавшую в ладони браслет Холли. Эта женщина была врагом. Появиться там Джэки никак не могла, но шаман учил её не зря: нужные заклинания она помнила всегда.

Её губы немо шевелились.

Она колдовала.

Мун попыталась ещё раз. Ей с трудом удалось поднять руку и дотянуться до кармана, и она почти вытащила зажигалку, когда услышала чужой шепот. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться — на защиту девушки-чинди пришёл кто-то ещё.

Горло у Мун сжало чьей-то невидимой ладонью так крепко, что она захрипела, пытаясь освободиться. Она задыхалась, чувствуя, как её глаза наливаются кровью, а сердце колотилось в груди, как бешеное. На висках выступили мелкие капли пота.

Она никого не видела, но колдовство было более, чем реальным.

Не потерять браслет. Не потерять…

Хрипя, Мун пыталась освободиться, глотнуть хоть немного воздуха. Пусть это был транс, но умереть в нём иногда бывало вполне реально. Перед глазами плясали чёрные мушки. Дышать становилось всё труднее.

«Паутина… — её лишаемый кислорода мозг отчаянно пытался спастись. — Паутина…»

Паутина задерживает всё плохое и пропускает хорошее.

Из последних сил Мун зажмурилась, представляя, как паутина окутывает её, не пропуская чужую магию. Серебристые нити охватывали её тело, прилипая к нему.

Не потерять браслет…

Пальцы свело от того, как сильно она сжимала простенькое украшение.

«Задерживать всё плохое и пропускать хорошее…»

Поначалу толку не было. Невидимая ладонь сжималась на горле всё сильнее и сильнее, легкие горели, а сердце колотилось так сильно, что грозилось выломать грудную клетку. Мун задыхалась, мысли путались, и она думала: я не могу больше, я так не могу, я…

Под зажмуренными веками вспыхивали алые круги.

«Задерживать… всё…»

Не потерять…

Джэки шептала заклинания всё быстрее. Пряди чёрных волос прилипли ко лбу. Она выгнулась на постели, впилась пальцами в покрывало так, как её магия сейчас сжимала чужую шею.

Она видела цветные нити браслета, который когда-то сплела Холли в подарок, и она знала, что не может позволить этот браслет уничтожить. Нельзя, чтобы им кто-то завладел.

Нужно было заставить женщину выронить его. Потерять.

Но что-то шло не так.

Джэки чувствовала, как её заклинание разбивается обо что-то прозрачное, но крепкое, словно сеть. Сначала сила ещё просачивалась между сплетениями этих нитей, но с каждым мгновением магия слабела, а та женщина всё ещё жила. Её лицо посинело, она хватала ртом воздух, но всё ещё жила.

Магия Джэки отчаянно билась о невидимую преграду, но липкие нити сдерживали её, как паук оплетает паутиной свою жертву. Это было больно, невероятно больно. Джэки чувствовала, что столкнулась с кем-то, кто, быть может, и не был сильнее неё, но колдовал иначе и знал, как использовать свою силу.

Она бормотала пересохшими губами колдовские слова, но с каждой фразой они слабели. Ей казалось, что эта женщина была пауком, а паутина, которую она плела, занимала всё пространство переулка, выталкивая Джэки прочь.

Она цеплялась за каждый сантиметр. Она билась.

Но духи не дали ей такой же силы, какая была у Найла или у самой Холли. Её возможности были на исходе.

Джэки пыталась.

И проиграла.

С коротким вскриком она села на постели, мокрая, как мышь. В горле саднило, а ладони были фантомно липкими от чужой магии.

В ушах ещё звенел отчаянный крик Холли.

Она умирала снова, и ничего нельзя было сделать. Оставалось верить, что Найл успел довести всё до конца, но сил прочувствовать его уже не было.

Свернувшись калачиком на постели и заткнув рот краем покрывала, Джэки зарыдала.

Паутина оберегала.

Паутина задерживала чужую злую волю.

Паутина спасала.

Мун жадно хватала ртом воздух, до сих пор не веря, что у неё получилось. Что сейчас невидимая ладонь снова не схватит её за горло, добивая. Глаза болели, горло саднило, но она была жива. И у неё оставалось совсем немного времени.

Она чудом не потеряла браслет. Если бы Мун выронила его, если бы он упал… она была уверена, что до него бы добрались.

Руки были словно налиты свинцом. Каждое движение отзывалось болью.

Кое-как, с трудом, она всё же вытащила зажигалку. Пальцы едва слушались; она даже не сразу попала по колесику. Пламя вспыхнуло и взметнулось вверх.

Разжав руку, Мун уронила браслет на землю. Зажигалка упала сверху.

Цветные нити вспыхнули легко, и также легко превращались в пепел.

«Чтобы уничтожить чинди, нужно сжечь вещи, принадлежавшие ему при жизни».