— Ладно, — Инга просияла, когда Лизавета кивнула. — Не принимать подарки и не давать обещания, я запомнила.

— Спасибо, — Инга на мгновение сжала её руки. — И пошли: нас уже заждались.

Она побежала вверх по тропинке. Глядя ей вслед, Лизавета покачала головой — не думала она, что однажды Инга, для которой Лизавета была обузой, попытается её защитить.

Дом был наполнен теплом и уютом, запахами свежей выпечки и сушёных трав, гомоном Инги, спорящей о чём-то с Ольгой. Лад лениво наблюдал за ними, сидя на лавке с полуприкрытыми глазами, как довольный кот, чувствующий себя в безопасности. Лизавета невольно улыбнулась: она и сама чувствовала себя в безопасности в этих стенах.

Упав на лавку рядом с Ладом, она толкнула его, заставляя подвинуться, и тоже облокотилась спиной о стену. Голоса Инги и Ольги убаюкивали, даром что те говорили на повышенных тонах. Лизавета не вслушивалась в слова, и они превращались в ничего не значащий шум — что-то там было про то, что Инга одолжила и не вернула, хотя оно было ей не особо-то нужно…

Лизавета, не удержавшись, зевнула. Пришёл черёд Лада легонько ткнуть её локтем: когда Лизавета повернула голову, он покачал головой — не засыпай! И действительно, как было спать, когда Ольга уже доставала из печи обещанные калачи?

За едой разговаривали всё больше о ерунде. Все четверо словно ощущали особый дух мира, воцарившийся в избе, и не спешили разрушать его, упоминая трагедию. Лад завёл разговор о скором празднике урожая — Ольга, не особо любившая выходить к людям, закатила глаза, а Инга, наоборот, разве что в ладоши не захлопала от предвкушения. Лизавета в обсуждение не вступала: всё равно ведь в итоге пойдут, как на Яблочный спас недавно.

— Я пожалуй, что отлучусь, — наконец, поднялась она.

— Куда? — Лад и Инга спросили одновременно: он — с беспокойством, она — всё более с любопытством.

Губ Лизаветы коснулась улыбка.

— В деревню. Мне надо письмо отцу передать, да и с Добрыней давно толком не виделись, — признаться, она почти забыла о деревенских, некогда помогших ей, и теперь немного стыдилась этого. Но как было не позабыть, когда ей открылся другой мир? Да и потом, убийство…

— Я провожу! — Лад словно бы вместе с ней вспомнил об особенных обстоятельствах, в которых они оказались.

В доме вмиг помрачнело. Инга, прежде прислушивавшаяся к разговору, отвела взгляд, как будто совсем им не заинтересованная. Ольга вдруг решила, что пришло время проверить второй противень калачей. Лизавете пришлось повысить голос, чтобы перекричать грохот посуды:

— Не стоит!

Ладу её ответ не понравился, тут и говорить ничего не было нужно — всё было видно по сведённым к переносице бровям. Лизавета наклонилась к нему поближе, чтобы он лучше её расслышал:

— Не думаю, что со мной что-то случиться по пути в деревню. С вёслами я сама уже управляться умею, — то была правда: Инга её научила. — А от другого берега до Карасей идти-то всего ничего. Не волнуйся и не заставляй волноваться остальных.

Последнее было сказано не из заботы об Ольге и Инге, а оттого, что Лад искренне о них заботился. Лизавете было неуютно манипулировать им, но иначе он вряд ли её бы оставил. Она же хотела побыть одна — теперь, когда первое волнение прошло, она чувствовала себя в силах поразмыслить о себе и о Ярославе.

— Спасибо за обед, — на прощанье Лизавета махнула Ольге рукой. — Калачи были просто отменные, зря вы на себя наговаривали.

— Да если б отменные, — Ольга недовольно поморщилась, покосилась на Ингу. — Вот если бы кое-кто мне нож для теста вернул…

Точно, краем уха Лизавета уже слышала что-то про нож.

— Он острее любого ножа в этом доме, срез был бы ровненький, — по-своему трактовав внимательный взгляд Лизаветы, продолжила рассказывать Ольга.

Вот только взгляд тот был не заинтересованным, не вопросительным, но полным внезапного, пугающего, нежеланного осознания. В голове Лизаветы, заглушая Ольгу, прозвучал другой голос: «Оружие было настолько острым…».

Она прерывисто вдохнула и для верности опёрлась ладонью на стол: показалось, ещё мгновение, и колени предательски подогнуться. В ушах зашумело, в висках навязчивой болью билась догадка настолько же очевидная, насколько невероятная.

Усилием воли Лизавета заставила себя не смотреть на Ингу. Она выдавила улыбку, надеясь, что её натянутость спишут на нежелание выслушивать сетования Ольги. На тоже можно было списать и поспешность:

— Тем не менее, выпечка была волшебной, — только чудом не дрогнувшим голосом произнесла Лизавета. — И я бы с удовольствием отведала ещё, если бы не нужно было в деревню. Можете оставить мне один!

Как уж, она проскользнула мимо Лада к выходу, вышла в сени — а уж оттуда вылетела пробкой. Сердце билось где-то в районе горла, грудь вздымалась, как после изнурительного бега. Лизавета оглянулась на закрывшуюся за её спиной дверь, будто могла сквозь дерево разглядеть сидевшую за столом Ингу и сквозь маску легкомысленности увидеть… хоть что-нибудь.

Инга вела себя пугающе обычно. Она не выглядела человеком, совершившим страшное преступление. Да, в день смерти Сбыславы она сильно нервничала — но тогда это, наоборот, было в порядке вещей. После же поведение Инги мало отличалось от поведения Лада и Ольги: она так же интересовалась расследованием, так же недоумевала по поводу случившегося. Хотя, возможно, в этом и следовало углядеть нечто подозрительное — в прошлом Инга как раз не была похожа на остальных, она всегда была чересчур эмоциональной, готовой развести бурю в стакане.

— Но могла ли она?.. — произнесла Лизавета одними губами.

Мысль о том, что Инга способна на убийство, казалась ей сумасшедшей. А кроме того — какой был прок? Инга со Сбыславой были одного роду и племени, они как будто понимали друг друга — вспомнить только, как на Ингу подействовала их первая встреча!.. Или дело было именно в том, как на Ингу подействовала их первая встреча?

Лизавета чувствовала, что теряется в догадках. Она была готова погрязнуть в противоречащих рассуждениях, и именно этого не следовало допускать. Если допустить, просто допустить на мгновение идею о том, что Инга убила Сбыславу ножом для калачного теста, то нужно было…

Ещё один нервный вздох. Инга ведь была её подругой. Она помогала ей, когда Лизавета ещё хотела сбежать с озера, и поддерживала в попытках освоиться здесь. Даже сегодня, какой-то час назад Инга пыталась предупредить её, защитить от Ярослава. Лизавета не была готова поверить в то, что подруга нарочно настраивала её против княжича, чтобы в ответственный момент та встала на её сторону.

В конце концов, всё сводилось к одному выбору: между дружбой и справедливостью. И попробовал бы кто-то сказать Лизавете, что выбор этот простой!

Она прикрыла глаза.

Перед мысленным образом возникло лицо Инги в тот самый день, когда они вместе сидели в лодке, наслаждаясь погожим днём и обществом друг друга. Неужели Инга тогда легкомысленно болтала с ней, зная, что русалки вот-вот найдут умершую Сбыславу?

Лизавету вспомнила и Сбыславу, так чётко, как только могла после единственной встречи. Перед глазами так и норовил встать лик умершей, но Лизавета нашла в закоулках памяти другой образ — застенчивую девочку с венком из незабудок в руках. То был ребёнок, с опаской исследовавший новый мир, но вместо того, чтобы протянуть ему руку, у него выдернули этот мир из-под ног, отобрали второй шанс на жизнь, на счастье.

Сердце Лизаветы сжалось. Открывая глаза, она уже точно знала, что сделает, прекрасно понимая, что это принесёт ей куда больше боли, чем облегчения.

И всё же она сбежала вниз по тропе к воде и окунула в неё ладонь, повторяя про себя имя Яра. Если Инга правда оказалась способна убить Сбыславу, то она заслуживала наказания.

— Почему ты плачешь? — княжич возник за её спиной, а не вышел из озера.

Лизавета зажала рот ладонью, глотая очередной всхлип, силой воли заставляя себя успокоиться и собраться. Сначала нужно было довести дело до конца, а потом уже рыдать в подушку.