Она должна была относиться к этому так же разумно, и всё же её сердцу быстро стало тесно в груди. Лизавета прижала ладонь туда, где оно неистово билось, и сделала несколько глубоких вдохов, заставляя себя хоть немного, но успокоиться. И чего распереживалась, глупая? До отъезда всё равно оставалось многим больше двух лет.

Чтобы оставить грустные мысли, Лизавете нужно было отвлечься, но, как назло, Ярослав не спешил появляться. Ей же не оставалось ничего, кроме как бесцельно бродить по подводному терему, и без того изученному вдоль и поперёк за последние недели. Ноги привели её в холл и повели бы и дальше, в ставшую родной гостиную, но Лизавета заставила себя остановиться. Сегодня не хотелось идти в место, хранившее в себе слишком много воспоминаний.

Вместо этого она свернула в бальную залу. Лизавета бывала в ней лишь однажды, когда впервые исследовала терем. Заходить сюда ещё раз не было смысла — балов под водой не устраивали, комната всегда стояла пустой, холодной и безжизненной, напоминавшей о том, чем по сути является Навь. Вот только сегодня она таковой не была.

— Ярослав⁈ — выпалила Лизавета от неожиданности.

Он поднял голову от рояля, который, судя по всему, пытался настроить.

— О, здравствуй. Не думал, что меня здесь кто-то найдёт.

— Я не искала, — поспешила она оправдаться. — Случайно зашла.

Ярослав покачал головой:

— Просто так сюда не заходят. От кого прячешься?

Иногда Лизавете казалось, что проницательность — отрицательная черта характера. Она была бы и счастлива уйти от ответа, но знала: Ярослав прочтёт её, как открытую книгу, и не преминет заметить это вслух.

— От всех. От Лада и… остальных.

— А от меня? — он спросил так, будто готов был уйти по первой же просьбе.

— Нет, — она улыбнулась. — Только обещай не напоминать мне о том, что я не принадлежу этому миру.

— Но ты принадлежишь.

Лизавета могла бы пожурить его за неудачную попытку утешить, вот только Ярослав не выглядел так, будто говорит неискренне.

— Ты явно дорога Ладу и Инге, да и Ольге тоже — хотя по ней никогда не скажешь, что она испытывает к тебе тёплые чувства. Да одна твоя помощь в истории со Сбыславой чего стоит! Ты много делаешь для этого мира, Лиза, и он вполне готов тебя принять.

Видя, что с её лица никак не желает уходить сомнение, Ярослав подошёл ближе — так, что Лизавете пришлось чуть запрокинуть голову, чтобы видеть его глаза. Он выглядел ужасно серьёзным.

— Ты же помнишь, что я из тех духов, которые считают неприемлемым любой союз с людьми? Если уж я говорю, что ты кое-что сделала для этого мира, то это и правда так.

— Я постараюсь поверить.

— Спасибо и на том, — он вернулся к инструменту. — А знаешь, мне кажется, тебе нужно поменьше слушать других.

Лизавета пожала плечами, не соглашаясь и не отрицая. Она медленно преодолела разделявшую их комнату — шахи эхом отдавались от голых стен, — и опустилась на пуфик для пианиста.

— Что ты делаешь?

— Да так, — Ярослав поднял голову, усмехнулся. — Прячусь от тебя за струнами.

— Прости, я ведь тебя потревожила… — Лизавета поспешила вскочить, вдруг осознав, что и впрямь ввалилась непрошенной гостью.

Но Ярослав жестом её остановил.

— Нет-нет, сиди. Ты та часть этого мира, с которой мне нужно научиться встречаться лицом к лицу.

Лизавета нахмурилась, не понимая, что он имеет в виду.

— Это из-за Сбыславы? Я напоминаю тебе о том, что мы узнали вчера?

Он вдруг резко выпрямился. Лизавете было впору вздрогнуть, но она застыла под его внимательным, изучающим взглядом. Казалось, Ярослав изучает не её, а свою реакцию на неё, свои мысли и чувства, свою неприязнь, теперь обернувшуюся чем-то иным, о чём Лизавета выбирала не думать.

— Я думаю, бальная зала — неподходящее место для таких разговоров, — Ярослав оторвался от Лизаветы и сосредоточился на комнате, залитой мистическим светом. — Она должна слышать лишь светские беседы и музыку, а не откровения и страдания.

Лизавета оглядела комнату, толком не видя её. Она чувствовала, что не поспевает за ходом мыслей Ярослава, не вполне понимает, к чему он клонит. Спросить в лоб не решилась.

— Сомневаюсь, что этот зал когда-либо слышал музыку и видывал танцы.

— Мы можем это исправить.

— Что?

И вновь он протягивал ей руку. Лизавета подняла голову, не уверенная, правильно ли толкует этот жест, но Ярослав выглядел именно как человек, предлагающей малознакомой девушке станцевать без музыки в пустой комнате. Озорство в его глазах скорее подошло бы Ладу, сам же он выглядел непривычно и даже чуждо. Как если бы кто-то, привыкший всегда следовать за разумом, вдруг поддался чувствам.

— Вы потанцуете со мной, Лиза?

— О, даже не знаю, все танцы в моей бальной книжке расписаны.

Ярослав лукаво склонил голову набок, как будто поймал её на попытке сжульничать в непонятной игре.

— Но это же странно, — сама не зная, почему, Лизавета понизила голос. — Тут нет музыки, да и вообще…

— Что?

Но у неё язык не повернулся объяснить, почему его предложение неуместно. Тогда пришлось бы рассказать о своей глупой влюблённости в Лада и о том, что она уже обжигалась на чувствах к кому-то из иного мира, а ещё пришлось бы признать эти самые чувства, зарождающиеся где-то глубоко внутри…

— Ладно, — Лизавета опустила голову, сдаваясь. — Давайте потанцуем, Ваше Высочество.

— Ярослав, — мягко поправил он, помогая ей встать. — Для друзей просто Яр.

— А мы уже друзья, Ваше Высочества?

— Решать это — привилегия дамы.

— Вы всегда перекладываете на других ответственность?

— Только когда мне любопытно, что из этого выйдет.

Они не танцевали, а топтались на месте, как дети, которые ещё не познали весь ужас и всю прелесть уроков танцев. На мгновение это напомнило Лизавете ту сцену на озере — тогда они с Ладом тоже скорее переминались с ноги на ногу, чем танцевали. Тогда, когда он разрушил её глупые девичьи мечты.

— Что-то не так? — Ярослав почувствовал напряжение в её пальцах, покоящихся в его ладони.

— Нет, — ложь, очевидная ещё более сейчас, когда она была буквально у него в руках. — Просто… вы это называли танцем, Ваше Высочество?

Лизавета не тешила себя глупой надеждой на то, что он не понял, будто она пыталась уйти от ответа. Но ему хватило такта не заметить это вслух. Вместо того, чтобы её раскрыть, Ярослав… отстранился. На мгновение Лизавете показалось, что она всё испортила, разрушила зарождающуюся между ними дружбу, но он просто щёлкнул пальцами, призывая тучу прямо над тем самым роялем и вновь положил ладонь ей на спину.

— Что вы?.. — она не договорила: туча разразилась редким дождём, капли которого с силой ударили по клавишам. — Вы не могли!..

— Почему нет?

— Дождь не может вот так идеально играть на рояле!

— Но он же играет.

Из инструмента и впрямь лилась музыка, тихая, неуверенная, но всё же. Это был вальс, поняла Лизавета по счёту — сама мелодия была ей не знакома. Она казалась старомодной и даже старинной и вновь заставила Лизавету задуматься о том, сколько Ярославу на самом деле было лет.

— Вы испортите инструмент, — проговорила она скорее из чувства противоречия, чем из беспокойства за будущее рояля.

— Я его высушу. Ну, или куплю новый, — плечо Ярослава под её пальцами дёрнулось. — Так вы будете танцевать, или ваша претензия к моим навыкам была лишь попыткой скрыть ваши?

Она вспыхнула от возмущения: он не договорил, ясно дав понять, что раскрыл всю её неловкость и страхи. Лизавета выпрямилась, натянутая, словно струна того же рояля.

— Ведите.

Что ж, теперь это определённо не напоминало их танец с Ладом. Другой была музыка, обстановка, но главное — темп. Ярослав закружил её так, что всё смазалось перед глазами, кроме его лица, на котором застыло выражение насмешливого превосходства.

«Я всё ещё плохо танцую?» — спрашивал его взгляд, и Лизавета вынуждена была признать своё поражение. И не только в этом вопросе, ведь, вынужденная смотреть прямо ему в глаза, чтобы не закружилась голова, она отчётливо ощущала то ноющее чувство под рёбрами, которое обещала себе никогда, никогда не испытывать на этом озере. Точно не к морскому княжичу, при первой встрече обвинившему её во всех смертных грехах.