Инга деланно пожала плечами, плохо притворяясь равнодушной.

— Не могла же я её все три года держать под водой. Господарыне стало скучно, и я решила, что можно сводить её в гости к русалкам. Они даже поладили…

— К русалкам⁈ — судя по возгласу Ольги, это было едва ли не хуже того, что Лизавета увидела на озере. — Зачем ты?..

Она не договорила. Прикрыла глаза рукой, будто желая спрятать лицо. Глубоко вдохнула и выдохнула несколько раз, приводя мысли в порядок.

— Так, забудем пока об этом. Ступай, займись своими делами, ты здесь никак не поможешь, а то и сделаешь только хуже. Я сама разберусь.

Инга фыркнула, но Лизавете показалось, что та испытала облегчение. Оно и понятно — Ольга даже не стала толком её ругать, хотя, похоже, было за что. Лизавете же предстояло вынести разговор с ней наедине.

Когда дверь за спиной Инги закрылась, Ольга тяжело опустилась на лавку напротив. Её острые локти вонзились в деревянный стол, подбородок лёг на скрещенные пальцы. Некоторое время — Лизавета не могла сказать, как долго, — мавка просто смотрела на неё, изучала, будто пыталась понять, с какой стороны подступиться к перепуганной лошади, чтобы та не лягнула и не сбежала.

— Успокоилась?

Лизавета искоса глянула на Ольгу, поджала губы. Отвечать не хотелось. Если зрение её не обмануло, она только что видела подтверждение самым жутким из сказок о водяных — тем, где злые духи природы утягивают невинных людей на озёрное дно. Как бы Лизавете ни хотелось верить в обратное, однако предчувствие подсказывало: именно это она и наблюдала. Наблюдала и даже не попыталась помочь.

— Послушай, тебе могло показаться…

— Он умер или нет? — Лизавета знала, что ведёт себя по-детски, но перебивать Ольгу доставляло ей какое-то изуверское удовольствие. — Тот человек на озере. Это же был человек?

— Да, — мавка кивнула, но это с равным успехом мог быть ответ на любой из вопросов. — И да. Он человек, и он умер.

— Или убит? Лад столкнул его, так? Зачем? Что тот человек ему сделал? Как мой отец, не принёс какие-то дары, а дочки у него не оказалось? Вот как у вас дела тут, получается, делаются?..

— Лиза!

Ольга резко повысила голос, стукнула по столу, заставляя Лизавету замолкнуть от неожиданности. А ещё — от страха: тонкой коварной змейкой он поднимался от сердца к сознанию, нашёптывая всякие ужасы. Если они убили одного человека, то что мешает избавиться от Лизаветы? Договор Лада с отцом ведь всего лишь три года действует…

— Посмотри на меня.

Усилием воли Лизавета сосредоточилась, вперила взгляд в лицо Ольги. Оно было неожиданно напряжённым, сосредоточенным и серьёзным, словно этот разговор и впрямь для неё что-то значил. Словно мнение Лизаветы о Ладе и других обитателях Нави имело значение.

— То, что ты видела, не было убийством.

Лизавета стиснула челюсти, но промолчала.

— Да, Лад никак не помог этому человеку. Но не потому, что не захотел, а потому, что это было бы против правил.

Захотелось фыркнуть, как это частенько делала Инга. Но быть похожей на мавку Лизавета желала сейчас меньше всего, поэтому и тут она постаралась остаться бесстрастной — пускай и только внешне.

— Инга ведь рассказывала кое-что о нас? Что мы духи природы, обязавшиеся эту самую природу оберегать? — Ольга подождала, пока Лизавета кивнёт. — Но это не единственное, что мы должны делать. Так как Мать-Природа, помимо всего прочего, отвечает за Навь как за пристанище мёртвых, у нас есть обязательства и по этой части. Мы никого не убиваем, но провожаем тех, кому суждено умереть.

— Суждено умереть? — губы еле слушались Лизавету, слова прозвучали еле слышно, как лёгкий ветерок жарким днём.

— Каждому из живых отмерен свой срок, этого не отрицают даже верящие в Бога-Отца. Есть смерть преждевременная, а есть своевременная, и в случае с последней не смеют вмешиваться даже божества — не то, что обычные духи. Срок того мужчины сегодня подошёл к концу, и на судьбе ему было написано умереть в воде. Поэтому Лад не мог ничего сделать, но мог быть рядом с ним в этот час и сейчас, когда этот человек вступает в иной для него мир.

— Так он… вы — Вестники Смерти?

Ольга мягко улыбнулась, будто Лизавета сказала глупость.

— Скорее, стражи врат. Мы ждём в конце пути каждого человека, мы принимаем его в Навь и помогаем отправиться дальше, куда бы ни было суждено.

— И куда суждено?

— Мы не знаем. Мы предчувствуем лишь последние минуты чьей-то жизни, да и то лишь когда приближается последний отсчёт. Мы понимаем, когда нужны, и приходим на помощь. Никто не должен умирать в одиночестве, и если рядом нет друзей или семьи — будем мы.

— Инга… — Лизавета сглотнула. — Инга несколько раз подскакивала и уходила посреди разговора. Это значит?..

Ольга просто кивнула. Кончики губ Лизаветы медленно опустились: сколько же людей умерли за без малого неделю, что она провела на озере?

— Не думай об этом, как об окончании жизни, — заметив её состояние, попыталась приободрить Ольга. — Смерть лишь открывает дорогу к новому путешествию.

— Инга говорила, что люди перерождаются деревьями или цветами…

— Некоторые — да. Некоторые становятся духами. Но есть и такие, кто идёт дальше, и даже мы не знаем, куда простирается их путь. Мы по нему ещё не прошли.

— Ещё?

— Никто не вечен. Однажды и у мавок, и у леших, и у полевых истекает их срок. Просто у нас всё немного сложнее: мы живём, пока Мать-Природа не решает, что мы заслужили двинуться вперёд.

— Вы говорите, будто это какая-то награда.

— Так и есть. Ты поймёшь, когда проживёшь несколько земных жизней: иногда пугающее неизвестное много лучше тишины и спокойствия привычного мира. В умиротворении часть нашей души словно бы умирает.

Лизавета покачала головой: нет, Ольга ошибалась, этого ей никогда не понять и не принять.

— Она вроде бы успокоилась, — Лизавета еле слышала голос Ольги, ушедшей в сени, но всё же смогла разобрать слова. — Но будет лучше, если сам с ней поговоришь. Да, ещё раз. Потому что тебя она слушает. А ещё потому, что ты сам наломал дров.

Разговор был односторонним: если Лад и отвечал что-то, то до Лизаветы не долетали его слова. Впрочем, и услышанного хватило: ей опять собирались внушать, что всё в порядке, хотя в порядке всё перестало быть довольно давно.

— Лизавета, — и всё же она обернулась, едва заслышав голос Лада от двери.

Они не виделись всего неделю, но Лизавета успела соскучиться. До сего дня она не признавалась в этом самой себе, но сейчас не могла отрицать: при виде Лада у неё тоскливо засосало под ложечкой.

Он выглядел так же, как и в первую их встречу: в простой светлой одежде, с взъерошенными волосами и пристальным взглядом — в прошлом, помнится, Лизавета приняла его за любопытный, хотя в действительности он был внимательный, изучающий. Лад гадал, как к ней подступиться теперь, когда она знала всё. Ну, самое главное.

— Лад, — в тон ему произнесла Лизавета. — Будешь убеждать меня, что наблюдать за смертью человека, сидя в его же лодке, совершенно нормально?

Её спокойный голос стал неожиданностью для них обоих. В глубине души Лизавета хотела рвать и метать, но сил не осталось даже на то, чтобы накричать на слишком скрытного водяного. Впрочем, пустота её интонаций сумела произвести на него впечатление.

— Нет, — он хотя бы стал честным. — Для тебя это и не должно быть в порядке вещей. Но для меня…

— Можешь не объяснять. Ольга сказала, что это ваша обязанность.

Лад хмыкнул, прошёл вглубь комнаты. Лизавета взглядом проследила за тем, как он сел на лавку — на то же самое место, с которого совсем недавно пристально глядела на неё Ольга. Лизавета поморщилась: сейчас тоже начнёт читать нравоучения, словно маленькой.

— Пожалуй, я задолжал тебе извинения.

Ладно, такого она не ожидала.

— Ты уже извинялся.

— Только за обман, но я ведь виноват и в другом, верно?