Помимо циклопических, сооруженных с особым тщанием, ворот и крепостных стен, в Хирбет-Кеяфе нашли множество предметов быта и культовых артефактов, характерных для иудейских поселений. Среди них особенно интересны модели молитвенного дома с двумя колоннами по сторонам входа, которые тут же окрестили «моделями Иерусалимского Храма». Одна из моделей вырезана из известняка, достигает в высоту 35 см. На корпусе «здания» видны следы красной краски. Интересны пропорции входа: его высота вдвое больше ширины, что напоминает пропорции входа в храм, описанные в Талмудическом трактате Мидот (2. 3). Дверные перемычки в «храме» расположены на 3 уровнях, причем каждый следующий уровень немного утоплен внутрь и несколько уже нижнего. Такой порядок дверных перемычек также отмечен в трактате Мидот (3. 7). Над входом вырезан ряд выступов, декорированных параллельными линиями и, скорее всего, имитирующих выступающие из стены деревянные балки.

Если учесть, что Храм был — согласно Библии — отстроен лишь при царе Соломоне, то есть, уже после того, как город в нынешнем Хирбет-Кеяфе обезлюдел, то существование данных моделей подтверждает, что у древних евреев понятие «синагога» — молитвенный дом, культовый дом, «дом собрания» — существовало еще до постройки Храма в Иерусалиме на горе Мория. При этом, данное здание имело вполне определенный архитектурный стиль, схожий со стилем северосирийских храмов. Косвенно данный тезис подтверждает раскопанное молитвенное здание в Тель-Арад, другом древнееврейском городе, представляющее собой городскую синагогу с типичными иудейскими жертвенниками для всесожжений «о четырех рогах». В самом Шеараим подобных синагог не нашли, но найденные три культовых здания (на участках C и D).

Иудейский жертвенник «о четырех рогах» IX века до н.э из Тель-Беэр-Шевы. Музей Израиля. Фото автора

Помимо городских ворот, типичной иудейской керамики, железных орудий труда, украшений и прочего интереснейшего набора археологических находок, в Хирбет-Кеяфе обнаружили две надписи.

Первая из них была найдена на остраконе — черепке обожженной глины, возможно, от разбитого сосуда. На ней находится надпись древнейшим вариантом палеоеврейского шрифта слева-направо, которую было довольно сложно разобрать из-за плохого состояния чернил. Тем не менее, отдельные слова этой надписи были понятны — «не делай» (аль-таас, форма, из всех западносемитских языков встречающаяся только в иврите), «царь», «раб», «служение», «судить» (здесь слово "шафат" - "судил" употребляется с буквой «шин», что свойственно только ивриту, но никакому другому западносемитскому языку).

Надпись из Хирбет-Кеяфы, как я уже заметил выше, сделана древнейшим типом протоханаанейского письма, из которого затем произошли как финикийский, так и палеоеврейский «новый» алфавиты. В этом письме не 22, но 28 знаков, направление письма и ориентация букв не задаются заранее, поэтому этими буквами писали как слева-направо, так и справа-налево, «бустрофедоном», сверху вниз. Использование данного вида алфавита свидетельствует о глубокой древности надписи. Оно также говорит о том, что в еврейской среде данный алфавит использовался до конца X века до н.э, после чего евреи стали использовать более «современный» палеоеврейский алфавит, аналогичный финикийскому, и направление письма окончательно (и до сего дня!) установилось справа налево.

Любопытно, что отдельные буквы надписи в разных строках предстают в перевернутом виде, что позволило ряду ученых предположить, что перед нами черепок, на котором учился писать школьник! То есть — обычное домашнее или классное задание.

Один из вариантов перевода надписи на черепке из Хирбет -Кеяфы приведен ниже:

С этой расшифровкой можно не согласиться, но общий смысл надписи, скорее всего, она передает правильно. Речь в ней идет о моральных ценностях. И это косвенно подтверждает тезис о «школьном задании». Молодого человека, написавшего эти буквы на черепке, с детства учили справедливости.

Справедливости ради, стоит заметить, что далеко не все ученые согласны с данной расшифровкой. Есть также археологи и историки, приписывающие данный черепок с надписью моавитянам и финикийцам (?) — довольно странная гипотеза в свете того, что найдена надпись в еврейском поселении.

Надпись на остраконе из Хирбет-Кеяфы твердо считается наиболее древней еврейской надписью, так как язык ее идентифицирован как иврит. На самом деле, в дальнейших главах мы познакомимся с еще более древним памятником еврейского письма — остраконом из Избет-Царта.

Помимо найденного в 2008 году черепка, в 2015 году в ходе раскопок студентка археологического факультета Еврейского университета в Иерусалиме подняла с земли еще один «говорящий» остракон с четко выдавленной на нем буквой «айин». В ходе поисков родных братьев данного черепка археологам удалось собрать из найденных обломков фрагмент амфоры, на которой показалось имя ее хозяина: Эшбаал бен-Беда. Буквы надписи были теми же древнейшими протоханаанейскими буквами, как и на предыдущем остраконе. На сей раз, надпись сделана справа-налево. Качество букв надписи, четкость их изображения на сосуде, их размеры говорят — по мнению исследователей — о том, что Эшбаал бен-Беда являлся человеком богатым, имевшим большой вес в обществе, возможно, крупным фермером, землевладельцем. Логично предположить, что существует вероятность нахождения дополнительных керамических сосудов с его именем. В данном случае интересно другое — имя Эшбаал носил один из сыновей первого израильско-иудейского царя Шауля (Саула), оно является теофорным («баал» — имя местного ханаанского бога) полуханаанским именем, из числа тех, которые евреи брали у сопредельных покоренных ими племен родственных им хананеян. Подобные имена весьма распространены именно в период Судей и до конца царствования Давида, когда приверженность евреев местным языческим культом является чуть ли не эпидемией. Далее данное имя исчезает из обращения у евреев настолько, что в последних библейских книгах Хроник (Паралипоменон), написанных уже после возвращения из Вавилонского плена, имя Эшбаал (Человек Баала) превращается в Эшбошет (человек Стыда). Таким образом, надпись на кувшине несомненно была нанесена на еще влажную глину гончаром X века до н.э. и по праву является одной из наиболее древних надписей на иврите.

Любопытна теория профессора Моше Гарсиэля из Бар-Иланского университета, соотносящего Эшбаала бен-Беду с Эшбаамом бен-Хахмони, командовавшим гвардией «гибборим» (богатырей) царя Давида, и доказывающего это достаточно убедительно. Таким образом, неожиданно, благодаря археологической находке, из глубины веков к нам выходит еще один персонаж библейского текста, лишний раз доказывая историческую точность Библии. Впрочем, данная догадка Моше Гарсиеля — всего лишь теория.

Бронза, первый твердый и удобный для изготовления оружия и инструментов сплав, известный человечеству, на территории Ханаана использовался начиная с конца четвертого тысячелетия до н. э. Несмотря на многие положительные свойства бронзы, у нее был один большой недостаток — для ее изготовления помимо медной руды требовалась руда оловянная. Бронза является фактически сплавом двух этих металлов, обладающий значительно большей твердостью, чем собственно олово и медь. И если меди на Ближнем Востоке было такое же изобилие, как жемчуга в Японии, олово на территории собственно «плодородного полумесяца» отсутствовало. Ближайшие месторождения олова находились в Гильменде, в районе современного Афганистана, откуда, по-видимому, этот металл попадал на Ближний Восток в результате торговых операций. После «кризиса Бронзового века» на смену красивому желтому сплаву пришло серое, неказистое внешне железо. Но бронза продолжала применяться как при изготовлении инструментов, так и в военном деле. Из нее прекрасно отливались наконечники стрел. Такие наконечники на территории Ханаана были обнаружены в районе Бейт-Лехема (Вифлеема) грабителями могил и появились на черном рынке древностей сравнительно недавно. На всех наконечниках присутствует надпись палеоеврейским шрифтом: «Стрела слуги Леваат»