— Аран, я хотела тебя спросить про мою реку.

Женщина кивнула, показывая, что слушает.

— Почему мне было больно, когда ты перестала поддерживать меня?

— Когда я восстановила твоё русло, то поставила нечто вроде защиты – тонкой плёнки из Потока, которая оберегала недавно восстановленное дно. Твоя река широка и полноводна, поэтому давление на дно большое. Если бы у тебя был небольшой ручеёк, то ты, скорее всего, ничего бы не почувствовала.

— Но разве после нападения Карины моя река не высохла?

— В каком-то смысле да. Но само течение восстанавливается достаточно быстро. Думаю, что ты смогла бы пользоваться Потоком где-то через месяц.

­— Тогда почему я даже не чувствовала Поток?

— В деревне, в которой ты жила, бывали засухи?

— Бывали.

— Тогда ты видела, что когда земля пересыхает, то сильный дождь не может помочь. Он превращает землю в грязь, но не проникает в глубокие слои почвы. Подобное происходит и с руслом – когда оно повреждено, то не принимает воду.

— Ясно.

— На самом деле всё не так просто, но эти два процесса действительно схожи.

— Если я должна была восстановиться через месяц, то почему Карик не восстановился за это время?

— У него тоже была травма русла. Просто не настолько обширная, как у тебя. Ему не потребовалось создавать его заново, а только немного залатать. Но потеря возможности пользоваться Потоком даже на две недели - как невозможность двигать рукой. Как руку придётся снова разрабатывать, так и реку придётся тренировать. И так как у него было повреждение русла, пусть и маленькое, ему ещё и больно им пользоваться. Как рукой после перелома.

— Значит вот почему он морщился каждый раз, как пытался пользоваться Потоком…

Ивона ненадолго задумалась, глядя в пламя костра.

— Подожди, – сказала она в недоумении, – почему тогда я сейчас не чувствую боли?

— Не знаю. Я не представляю, что произошло. Думаю, что ты знаешь больше меня – я могу только догадываться. Если судить по тому, что говорил Шии, то лес помог руслу твоей реки восстановиться до первоначального состояния, но это потребовало энергии жизни. Именно из-за этого листва пожухла.

— Думаешь, деревья погибнут?

Ты же слышала, что сказал Шии. Из-за того, что в ритуале участвовало много деревьев, они, скорее всего, смогли распределить нагрузку и не понесли больших потерь. Не беспокойся об этом. До этого Шии тебе не лгал, так что с высокой вероятностью то, что он сказал, – правда.

— Ты права. Вечно я волнуюсь по пустякам…

— У тебя искажённое восприятие самой себя.

— Что ты имеешь в виду? – удивилась девушка.

— По сравнению с большинством студентов, которых я знаю, ты очень спокойна. Слишком спокойна для девятнадцатилетней девушки. Если быть честной, то я переживаю за тебя. Посмотри на Лема или Карика – они всё время нервничают. И показывают это. И это нормально. Твоё спокойствие настораживает и заставляет беспокоиться о тебе. Ты явно подавляешь свои эмоции.

Ивона не сразу нашлась, что сказать.

— Я… Я не знаю. Я не думала об этом. Возможно я и в самом деле стараюсь не показывать эмоции. На самом деле… На самом деле я не знаю, что делать. Каким-то образом я оказалась главной в нашей группе, пусть этого и абсолютно не хотела. Я боюсь, что если я расклеюсь, то и все остальные тоже, а так мы просто не сможем ничего сделать. Если мы все внезапно начнём биться в истерике то, что мы сможем сделать?

— Не обязательно всё скрывать – группа, которая поддерживает друг друга, всегда будет эффективней, чем та, в которой никто не показывает своей слабости.

— Но ведь ты и сама всё скрываешь!

— Неправда. Просто вы меня не спрашиваете, а своё я выплакала ещё год назад. Тогда я не знала, что делать с собой, а сейчас рада, что Железная лея оставила меня в живых, ведь я нашла брата. А разве я могу просить большего? А ещё сегодня я снова смогла пользоваться Потоком, как раньше. Я давно не чувствовала себя такой счастливой.

Аран улыбнулась своей странной, искажённой шрамами улыбкой, и ненадолго Ивоне показалось, что они исчезли, как и шрамы в душе женщины.

— Ты очень сильная. Не знаю, смогла бы я восстановиться после того, что ты перенесла. За те полтора месяца, что я не могла пользоваться Потоком, я чуть не сошла с ума. А ты потеряла не только его.

— Но я не потеряла Поток. Я чувствовала его. Конечно, потеря положения и работы ударили по мне, но оказалось, что это было не самым важным в моей жизни. Ощущение Потока и моя личность остались со мной.

— Ты же знаешь, что я выросла в Эраме?

— Да, я была в комнате, когда Миранда рассказывала о нападении на твою деревню, и ты совсем недавно говорила об этом.

— Сейчас речь пойдёт не о моей деревне – там никто не выжил, кроме меня, но я встречалась с людьми из других деревень. Многие из них были покалечены или изуродованы. И… многие из них не смогли пережить потерю своей красоты. Я… боялась задавать этот вопрос, но раз мы сегодня откровенничаем, то хотела бы задать его. Можно?

— Задавай.

— Я видела тебя без шрамов. В моём внутреннем мире. Ты была красива. Как ты смогла пережить потерю своей красоты?

— Мне кажется, что я пережила это достаточно спокойно из-за того, что никогда не обращала внимания на свою собственную внешность. Она меня не интересовала. Всю мою жизнь меня интересовали только исследование Потока и преподавание. Меня не волновала не только моя, но и чужая внешность.

— Но неужели никто не пытался за тобой ухаживать и не говорил, что ты красива?

— Может быть, и пытались, но меня это не занимало. Не занимает и теперь. Хотя, если подумать, то я получала предложения о браке, но полагаю, они были скорее всего политического характера. Был лишь один человек, который мне нравился, но он никогда не проявлял интереса ко мне, а остальных я не замечала.

— Я бы хотела сказать, что этого не может быть, но Рэн как-то рассказал, что за мной пытались ухаживать в Школе, но я этого просто не заметила, – смутилась Ивона.

Аран беззвучно рассмеялась.

— Значит мы похожи ещё больше, чем я думала.

— Наверное, – окончательно покраснев ответила девушка.

— Возвращаясь к твоему вопросу: я намного сложнее перенесла то, что лишилась голоса и зрения. Я бы соврала, если бы сказала, что моя внешность не повлияла на то, как ко мне относятся люди, но после того, как я потеряла всё, люди нападали на меня не из-за моего уродства, а из-за того, что я молчала. Так они бы просто насторожились, считая меня юродивой.

— Но ты же могла писать!

— Умение писать не поможет, если люди не умеют читать.

— Я не подумала об этом, – снова смутилась Ивона. – Наверное, слишком много времени провела в Школе…

— Я тоже не думала об этом, пока не стала немой и слепой. Во всех деревнях, которые располагались на территории нашего поместья, дети получали образование, поэтому я искренне считала, что в окружающем мире всё так же.

— В моей деревне грамоте было обучено всего несколько людей, поэтому ко мне и моей семье часто обращались из соседних домов, когда нужно было что-то прочитать. Можно сказать, что в нашей деревне было ещё много грамотных благодаря старосте. Он всегда старался убедить родителей, что грамота нужна. Иногда к нам даже из соседних деревень приезжали. Обычно, если никто в деревне не умеет читать, то в храм обращаются, но я жила в глуши – ближайший к нам храм был более, чем в трёх днях пешком.

— Но как же прощальная песнь?

— Мы отправляли сообщение в храм, и они приезжали к нам. Видела, какая большая конюшня в храмах?

Аран кивнула.

– Одна деревня – одна лошадь. Это давняя традиция. Деревня дарит лошадь храму и заботится о ней, а жрецы дарят голубя, который сообщает о смерти.