— Я знаю много такого, что тебе знать необязательно.

— Вы уже поняли, кто такая Лея, правда? Я чувствую. Вы на неё смотрите сейчас по-другому. Я приметливый.

— Не спрашивай, Лем. Всё и так сложно. Пусть всё идёт свои чередом. Поверь, пока тебе лучше не знать.

— А самой Лее? Ей тоже лучше не знать?

— Возможно. Посмотрим.

— Я верю вам, Карт, но не затягивайте с этим. Вы сами сказали, что у нас не так много времени и её ищут.

— Знаю, парень, знаю. Давай-ка мы с тобой всё-таки начнём приборку, а то до завтрашнего утра не управимся. Идёт?

— Идёт.

— Тогда начнём.

Разбирать вещи они начали в полной тишине, которая нарушалась только краткими приказами чтеца и ответами юноши, которые тоже не отличались особой витиеватостью. Никто из них не хотел говорить. Карт из-за того, что даже не представлял, как сообщить кому-либо, тем более наивному ученику Харима, о том, что девушка, в которую он влюблён – принцесса самой могущественной страны на свете, Верховная Диру. А Лем из-за того, что у него не было ни сил, ни возможности обосновать своё желание знать прошлое Леи, поэтому конец разговора оставил неприятный осадок, который не исчез и после окончания уборки.

К вечеру они вымыли почти всё помещение, решив оставить стену, где стояли сундуки, и пару вещей, которые нужно было разобрать на завтра. Они не горели желанием пропустить ужин, тем более что Лею следовало кормить регулярно, чтобы она быстрее восстанавливалась.

Когда Карт с Лемом пришли в домик, то увидели, что девушка сидит за столом, который сделал в один из предыдущих дней чтец, держа в руках книгу, но глаза её не смотрят в неё. Лея снова была в воспоминаниях. Не сговариваясь, товарищи решили, что беспокоить её не надо, и удалились.

Выйдя, они расположились на брёвнах, которые служили лавками, и, ни о чём особом не размышляя, отдыхали. Так они и просидели около получаса, пока на улицу не выглянула Лея – извиниться за то, что увлеклась.

Лем, сказав, что ничего страшного не случилось – им всё равно надо было отдохнуть, поднялся и предложил быть ответственным за ужин вместо Леи, так это будет быстрее. Мальчик действительно хорошо готовил, а главное, любил это, а потому приёмы пищи, которые готовил он, все ели с удовольствием, особенно Карт, который, конечно, умел варить супы и каши, но вкусными они от этого не становились. По сравнению с тем, что готовил ученик Харима, то что варганил чтец, было просто замоченной крупой с овощами. Поэтому никто не стал возражать против подобной инициативы.

Юный лекарь принялся за готовку, а Карт, как это бывало в последнее время, расположился неподалёку от него. Лее нравилось сидеть рядом и наблюдать, как эти двое тихонько препираются. Они редко сходились во мнения, поэтому они устраивали маленькие словесные баталии почти каждый вечер. К счастью, они ещё ни разу не сумели поссориться, так что пикировки доставляли им своеобразное удовольствие.

Когда они спорили, то напоминали Лее воробья и филина. Лем настойчиво чирикал, доказывая свою точку зрения, и защищался изо всех сил, а Карт лишь изредка ухал, отвечая на тычки воробья. Иногда девушке казалось, что мужчина вообще не обращал внимания на то, что говорил Лем, хотя на самом деле он слушал очень внимательно.

К удивлению девушки, в этот раз оба молчали и даже не пытались заговорить друг с другом, а через некоторое время чтец вышел из домика, оставив молодых людей вдвоём.

— Лем, что-то случилось? С тех пор как вы вернулись, вы необычайно молчаливы.

— Всё в порядке, вроде бы.

— Это как-то связано со мной?

— Нет, – пересиливая себя, соврал Лем.

— Точно?

Девушка посмотрела в глаза юноши, и тот не выдержал и выпалил:

— Он знает! Всё знает!

— Что знает?

— Он знает, кто вы! Знает и молчит!

— Вы уверены, Лем?

— Да! Он подтвердил, что знает.

— Ясно…

— Видите теперь, почему мне сложно быть спокойным?! – юноша так распалился, что начал махать ножом и порезался.

Мальчик засунул палец в рот и продолжил:

— Так нельзя! Вы так мучаетесь, пытаясь вспомнить своё прошлое, а он молчит!

— Успокойтесь, Лем. В этом нет ничего страшного. Я думаю, что он прав.

— Как это? – юноша так удивился, что замер.

— Вы можете быть уверены, что если он мне расскажет, то я всё вспомню?

— Конечно!

— А я не уверена. Ведь может случиться так, что его слова и прошлое, которое он расскажет, покажутся мне чужими. Ничего не значащими. Всего лишь набором фактов. А что… – голос девушки прервался, но она взяла себя в руки и продолжила: – Что если я возненавижу себя за то, кто я есть? За то, что я сделала в прошлом? Вдруг… Вдруг я не захочу возвращаться к себе такой?

— Тогда… Тогда вы можете и не возвращаться! Всё просто.

— Вы думаете, это так просто? Память уже возвращается, и с каждым воспоминанием мне становится лучше. А может быть, и наоборот – как только мне становится лучше, я что-нибудь вспоминаю. Поэтому я боюсь, что если я не захочу вспоминать, не захочу возвращаться к прошлой себе, то я затяну своё выздоровление. Или вообще прекращу лечиться.

— Но… Это ведь ужасно!

— Вот видите! Велика вероятность, что я кто-то достаточно известный, раз Карт меня узнал. А ещё меня ищут, что тоже говорит о многом. Я, конечно, не думаю, что я совершила какое-то страшное преступление, иначе наш добрый друг отвёл бы меня к тем, кто был в деревне. Значит он либо считает меня несправедливо осуждённой, либо просто за мной ведётся охота, и он хочет меня защитить, а следовательно, он хорошо ко мне относился. Или сочувствует мне. А может, просто привык ко мне. Или считает глупым отдавать того, о ком заботился целых два месяца. Кто знает? Сложно сказать, каковы его истинные мотивы.

Девушка замолчала, задумавшись о чём-то, улыбнулась своим мыслям и продолжила:

— Лем, ведь я могу обращаться к вам на «ты»? – Юноша покраснел и закивал. – Спасибо. Ты знаешь, Лем, это неважно, какие мотивы у Карта. Он помогает мне, тебе и так ли важно из-за чего? Доброе дело – это доброе дело, вне зависимости от того делается оно от чистого сердца или из корыстных побуждений. Я в это верю. Хочу верить. Потому что мне кажется, что даже доброе дело, выполненное за деньги, ведёт к тому, что человек и дальше продолжает делать добро. А ещё… Когда человек совершает добрый поступок, то он хотя бы на мгновение становится добрым и сам, а разве это не прекрасно?

Лицо Леи будто светилось изнутри, когда она говорила об этом, заставляя Лема чувствовать себя одновременно несчастным и необыкновенно счастливым. С каждой минутой их разговора он влюблялся в неё сильнее, чем прежде, а от того краснел и не знал, что ей ответить.

— Лем? С вами всё в порядке? Вы молчите, и это меня беспокоит.

Лицо Лема, когда он вновь услышал «вы», потемнело.

— Почему вы опять обратились ко мне на «вы»?

— Правда? Прости, я так привыкла говорить на «вы», что обратиться на «ты» к кому-либо мне достаточно сложно. Так что не переживай, если я сбиваюсь, просто поправляй меня.

— Хорошо. А почему вы решили ко мне на «ты» обращаться?

— Я знаю, что ты тренируешься говорить «вы», но я решила, что мы с тобой уже достаточно долго общаемся, чтобы начать общаться на «ты». В Нандиру принято говорить более свободно с тем, кто является другом, но если тебе неприятно или неудобно, то я могу перестать.

— Мне приятно. Вы даже не представляете как.

— Хорошо, а я заодно поупражняюсь. Мне кажется, что я никого и не называла на «ты» в своей жизни. Хотя нет, называла… – Лея снова стала отстранённой.

— Может, кого из семьи?

— Нет, внутри аристократических семей, если Карт прав по поводу моего происхождения, никто не называет друг друга на «ты». Так что точно не кого-то из семьи.

— Л-любимого? – голос Лема дрогнул, когда он это произнёс.

— Не думаю. Мне кажется у меня не было близких мне людей. И не было тех, в кого я была влюблена.

Девушка задумалась, пытаясь вспомнить, кто же это мог быть. Кого она называла на «ты», в какой ситуации, а главное – почему, но ничего не получалось.